Далекие ветры

Но об инциденте Тамара Петровна рассказывать не стала, хотя именно он заставил ее сегодня прийти сюда.

У Тамары Петровны было легкое настроение с утра. Проверив тетради, она убедилась, что ее ученики хорошо написали диктант — ни одной двойки — значит, программу усвоили. В запасе у нее оставались свободные уроки, которые она может уделить своему любимому предмету — чтению.

Парты были теплыми от солнца, падающего в окно, и маленькая Надя Чичерина выложила руки в кружевных манжетиках на ласкающий зайчик на парте, преданно ждала первого слова Тамары Петровны.

От ребят и от их глаз на Тамару Петровну исходило тепло. Ей казалось, что ребята в мешковатой мышиной форме и девчонки в капроновых бантиках, бегавшие до школы по снегу, обязательно принесли в своих головках для нее что-нибудь неожиданное, свежее, что не успела поймать она короткой дорогой от дома до школы, и что сейчас, как находку, как радость, отдадут ей.

Она села за стол, посмотрела на ребят и сказала, что сегодня у них необычный урок: будем загадывать загадки. А потом… Всем классом решим — чья загадка окажется самой интересной. Ребята догадались, что после такого урока не последует домашнего задания — пришли в восторг и сказали, что лучших уроков не бывает.

Но загадки все были из той тоненькой книжечки, которую Тамара Петровна сама привезла из книжного магазина и раздала ребятам, и из «Родной речи», где ответы стояли под текстом, оттиснутые вверх ногами.

Руку поднял Петя Мысин и сказал, что он тоже знает загадку.

Петя Мысин на уроках всегда безынициативен, и его поднятая рука была для класса неожиданнее всех загадок.

— Говори, Петя, свою загадку, — поощрила Тамара Петровна.

— На море… На акия-я-я-не… — сказал Петя, делая странное ударение на «я», очевидно, копируя чей-то голос.

Вдруг весь класс замолчал, уставился на Петю, как на загадку, а потом так же уставился и на Тамару Петровну.

Тамара Петровна, озадачившись, смотрела на них и вдруг рассмеялась.

— Это что же такое? — спросила она скорее у себя, чем у всех. Загадка ей чем-то понравилась, а ответа на нее она и правда не знала. Выяснилось, что ответа на нее никто не нашел. Тогда Тамара Петровна сказала: — Ну, что ж, Петя… Открывай нам, что это — на море, на акия-я-я-не?..

Петя поднялся и коротко сказал:

— А репей…

— Да… Правда… — согласился весь класс.

«Уцепится, не отлепится…» — восторженно думала о точности образа Тамара Петровна, а вслух спросила:

— Почему листья-то чемоданские?

— Потому, что большие и страшные… — сказал Леня Чесноков. Он был удивлен недогадливостью учительницы и поэтому ответил убежденно.

— Репей?.. Такой маленький, кругленький?.. Разве он страшный? Что же в его листьях страшного?

— Это если когда так… Когда он просто растет… А в загадке он страшный…

— Так уж и страшный… Ребята… — Тамара Петровна выждала, когда ребята сосредоточатся. — Загадка мне тоже понравилась. Возьмем ее в наш актив. Вот и Петя нас порадовал. И где ты такую загадку услышал?

— У бабушки. Она много знает…

Тамаре Петровне загадка показалась такой насыщенной и поэтичной, что она сказала:

— Теперь это наша загадка. Но давайте договоримся… Мы ее запомним и будем произносить правильно. Бабушка неграмотная, не училась, поэтому обратите внимание, как неправильно она произносит слова. «На-а море… На акия-я-яне…» Слышите?.. На акия-я-я-не. А нужно — на океане. Вы сами знаете, как пишется это слово. Листья чемоданские… Наверное — чемоданные?.. Давайте повторим, как она у нас должна звучать:

Опять! Вихиря?.. Этого слова в русском языке нет… Вихор?! А не вихирь?! Ты, Петя, не так что-нибудь понял. Или бабушка забыла. Листья чемоданные… Запомните, чемоданные. Когти дьявольские. Уцепится, не отцепится.

— У бабушки правильней, — сказал Ленька. Сказал как-то необычно громко и с вызовом.

И вдруг Тамара Петровна по глазам ребят с ужасом заметила, что они Леньке поверили и сразу примкнули к нему, к его откровению.

— Леня, что ты говоришь? — Учительница даже покраснела, что с ней редко бывало перед детьми. Иногда ее не слушались — это бывало, — но вот так, с вызовом, оспорить ее знания еще никто не решался, да она и не представляла себе это в школе. Тамара Петровна взяла себя в руки и очень спокойно сказала: — В деревне многие говорят на местном диалекте, а мы должны выработать в себе общую культуру речи. И ты, Чесноков… Не знаю, что с тобой случилось? Научись еще и тактичности… Знаешь, что это такое?

— У бабушки все равно правильнее, — упрямо сказал Ленька в парту. Губы его плотно сошлись и налились.

Тогда Тамара Петровна вышла из себя и сказала:

— Чесноков, пойди за дверь и подумай, как себя с учителем вести.

Ленька вышел из класса первый раз за четыре года.

И вот сейчас Тамара Петровна у Чесноковых вспомнила об этом. С озабоченностью она смотрит на Клаву, искренне ей сочувствуя.

— С этой радиолой… Не знаю, как расценивать… Или как озорство, или еще хуже…

— Ну-ка иди сюда, — позвал Семен. Он не глянул в комнату детей — знал, кого требует — тот поймет.

Ленька не вышел. Семен подождал и не стал настаивать. Договорились с Тамарой Петровной, что все выяснят, конечно, все решат и придут в школу. Тамара Петровна ушла. Семен проводил ее за ворота и, не отпуская дверную скобу, тихо потребовал:

— Так ты иди сюда.

Клава почувствовала, как накаляется голос Семена (она вообще его сегодня весь день не узнавала), предупредила его вспышку. Вошла к детям в комнату, остановилась у двери. Приказала:

— Ну-ка показывай свои тетради.

Ленька порылся в портфеле и молча выложил на стол синенькую стопку.

— Никогда с тобой горя не было, а сейчас… Начинается? Это что? Даже по арифметике тройка появилась? Ты что, разучился цифры писать? Это ты что не показывал нам, сколько тебе замечаний на каждом задании пишут?

— Не об этом сейчас разговор… — сказал Семен. На тетрадку он и не смотрел. Слишком незначительный разговор занимал Клаву. — Ты что, приемник разворовал, что ли? Что? Разворовал? — У Семена в голосе тихая издевка. — Где у тебя все лежит? А для чего березку в огороде срубил, а? — Это он сказал спокойно, чтобы унять себя. — Ты что молчишь? Не хочешь со мной говорить? — Семен наклонился к лицу Леньки: — А? Он не хочет с отцом говорить! А почему ты на тройки съехал?

— Я не съехал.

— А это что? Здесь три… Здесь три… — Семен перелистывал тетрадку. — А? Бывший отличник! Тамара Петровна твои странички красными чернилами больше исписывает. Ты поглупел?

— Она сама задачки неправильно решает… — напряженно доложил Ленька.

— Что? Что?

— Всегда по-длинному учит. Во всех задачках. Вопросы… ответы… А можно сразу — ответ. Остальное и так все понятно, в уме.

— Ты будешь делать так, как положено.

— И не буду…

— Как? — Семен опешил. — Ты что? Выпрягся? А? Я тормоза ослабил?

— Не буду по ее…

— А по-моему? — Семен опять приблизил свое лицо к Леньке.

— Не буду, и все.

Семен осторожно взял пальцами доверчивое Ленькино ухо. Сильно потянул его книзу, больно потрепал.

— Может, с этого начнем? — спросил Семен. — Чтобы твой ум встряхнуть.

Ухо у Леньки загорелось, как красный фонарь.

— Все равно не буду.

— Что не буду-то? — Семен растерялся. Он не знал, что требовал, но видел, что сын пренебрег его силой. Он опять поймал погрузневшее ухо и, уже сильнее, болтая голову, потрепал ее. — А сейчас?

У Леньки кумачовым стало лицо. Но он затвердил: