Сломанная подкова

Апчара сидела одна в мотоцикле, потому что Адамо-ков пошел на мост. Доти Кошроков увидел ее.

— Ты чего здесь? Иди перебирайся на ту сторону. Пешие все перебираются. Адамоков потом догонит, когда освободят мост.

Пешим действительно оказалось проще всех. Они пробирались по мосту мимо танка, некоторые даже через него и на другом берегу уходили все дальше от опасного места. Апчара поступила точно так же.

Между тем конники метались перед мостом. Лошади не хотели прыгать с обрыва в воду, их толкали сзади, они падали вниз головой, потом, барахтаясь, выплывали, с трудом выбирались на противоположный берег. Некоторые лошади не всплывали.

Локотош, бледный и мокрый, торопил, торопил оставшихся на берегу. Вспененная вода в реке пахла конским потом.

Комиссар предложил сбросить танк в реку, но майор-танкист набросился на него:

— Сбросить в реку боевую технику, чтобы освободить дорогу повозкам?! На повозках против немецких танков поедешь?

— А если он мешает нам занять рубеж обороны? Это надо не только мне! Вам и самим пора быть где положено...

— Пора, так иди. Нашелся лихач. Боевую технику в реку! Видать, все разбросал, на повозку пересел...

— А ты смотри, как бы не пересел на скамью подсудимых...

Танкисты на буксире потащили злополучный танк. Стальная махина гусеницами сгребла с моста весь настил. Танк повис на стальных тросах, орудие уткнулось в воду.

В конце концов произошло то, чего боялся Локотош. Немцы обнаружили опустевшие окопы и по свежим следам двинули свои танки. Они шли двумя колоннами на райцентр, чтобы не дать полку закрепиться на новом рубеже и первыми ворваться в Маратовку. Это им удалось.

Все те, кто успел пройти по мосту пешком, и все те, кто перебрался через реку вплавь, не достигли еще окраины райцентра, как увидели, что с другой стороны к райцентру широким фронтом через перезревшую пшеницу идут немецкие танки. Они пока не стреляли, потому что конники не вышли еще на рубеж обороны и не обнаружили себя. Но получалось, что колонна наших войск движется навстречу стремительным вражеским танкам.

Локотош приказал рассыпаться по домам и огородам станицы, чтобы хоть как-нибудь встретить немцев и сдержать их, хоть на сколько-нибудь минут, и крикнул Апчаре:

— Беги к мосту, скажи им: танки! Пусть поддерживают нас огнем. Мы будем биться. Потом сядешь на мотоцикл. Там Доти Кошроков. Будь рядом с ним.

Локотош не потому послал Апчару к мосту, что не нашел другого связного, а потому, что у моста сейчас оказалось безопаснее. Там все-таки пушки, а здесь ничего нет, кроме гранат, и можно было предугадать, чем и как закончится этот бой.

Апчара понеслась к мосту, в то время как люди начали разбегаться по станице. Прежде чем спрятаться самим, надо было прятать еще лошадей. Конники затаскивали их в сараи и даже в дома. Немцы, как видно, не заметили еще движения на улицах станицы, но на всякий случай открыли по ней огонь. Лошади, хорошо уже знавшие, что такое артналет, начали метаться и шарахаться. От станицы к реке потянулись машины и повозки чьих-то тылов, оказавшихся с вечера в райцентре, и около моста началась настоящая неразбериха. Тут-то и послышался гул немецких бомбардировщиков.

Комиссар приказывал рассредоточиться, но его команды никто не слышал. А может быть, никому не хотелось уезжать от моста в степь на два или на три километра. Доти вскочил на трофейный мотоцикл и сказал Адамокову:

— Заводи, шуруй по этому базару.

— Есть заводить.

Они ездили на мотоцикле, пронизывая «пробку» в разных направлениях, лавируя между повозками и машинами, и Доти, стоя в люльке, кричал:

— Рассредоточиться в радиусе трех километров! Рассредоточиться в радиусе трех километров!

Апчара не сводила глаз с приближающихся бомбардировщиков. Повозки, машины, танки, орудия — все сразу пришло в движение, все бросилось врассыпную.

Не надо было теперь ездить на мотоцикле и каждому кричать на ухо.

Адамоков считал, что пора подумать и о своем спасении, но Доти действовал иначе. Он приказал Адамокову переждать где-нибудь бомбежку, а сам побежал к мосту. Танк, из-за которого полк оказался расчлененным, наконец-то сбросили в реку. Из воды торчало орудие.

Первые бомбовые удары уже сотрясли воздух, когда Доти повел людей в райцентр и приказал разобрать бревенчатый дом. Бойцы действовали быстро, энергично. Сам комиссар залез наверх и начал разрушать крышу, сам же он потащил первое бревно к реке. За какой-то час можно было бы починить мост, и тогда танки пошли бы на помощь Локотошу. Но немцы увидели людей, суетившихся на мосту. Посыпались бомбы, и все полетело в реку. Под левую лопатку Доти впился горячий осколок, но он ге остановился, а взялся разбирать следующий дом.

Мост кое-как навели. К этому времени немцам удалось разбить два танка. По полю носились взбесившиеся лошади, волоча за собой полуразбитые повозки. Загорелись машины со снарядами, люди разбегались от них в разные стороны.

В грохоте бомб и снарядов, выстрелов из орудий слышится ржание лошадей, отчаянные вопли раненых, зовущих на помощь. Апчара ловит эти крики, вскакивает, бежит на помощь. Сидит боец. Смотрит обезумевшими глазами на исковерканную осколком ногу. Апчара успокаивает, хочет перевязать ему ногу.

— Не надо! Убей! — вопит раненый.— Убей меня! Убей, сестра!..

Апчара только дотрагивается до ноги, а раненый теряет сознание, падает навзничь. Чем помочь ему? Да ничем. Нужна немедленная операция.

Апчара ползет дальше. В луже крови лежит огромный мужчина. На лбу испарина. Старшина, заросший бородой. Рядом повозка, лошади убиты, одна еще дышит. Раненый корчится на левом боку. Увидев девушку, взмолился:

— Не трогай меня, девушка. Умоляю, не трогай! Только помоги мне лечь на подводу.

— Я не трону. Дай посмотреть твою рану.

— Нет, нет! Дай мне глоток воды и положи на подводу...

Апчара приподняла гимнастерку, обильно пропитанную кровыо. Рана большая. Ниже правой лопатки в тело впился осколок величиной с пятак. Сочится кровь. Апчара мигом выхватила осколок, как выхватывают из огня горячий уголь. Раненый вскрикнул.

— Вот и все. Бери на память.— Апчара протянула красный от крови осколок раненому.— Теперь перевяжу — и на повозку...

По мосту пошли танки. Два, поближе, так и остались торчать недалеко от моста. Немцы отбомбились. Едва они повернули на запад, показался комиссар. Он искал Адамокова и Апчару. Нашел мотоцикл, но Адамоков убит. На мотоцикле Доти объехал поле, усеянное догорающими машинами, повозками, убитыми лошадьми» Он призвал всех живых и уцелевших двигаться дальше.

За рекой на улицах казачьей станицы кипел бой, горели дома. Тянулись вереницы беженцев.

Немецкие танки торопились «по горячим следам». Они мчались без артиллерийского прикрытия и сопровождения пехоты. Они рассчитывали на внезапность и быстроту, к тому же танкисты видели издалека, как авиация «домолачивает» колонну, застигнутую на марше. Они летели с открытыми люками, навстречу легкой победе. Наконец-то им удастся опрокинуть в реку полудиких кавказцев. Для них не было сомнения, что главные силы уже за рекой, где авиация непрерывно «клюет» добычу...

Локотош успел поставить задачу подразделениям, определить, кому какой дом или огород занять, указал на кирпичный домик с подвалом, где будет находиться он сам. Предупредил:

— Гранаты только для танков. Других средств у нас кет. Артиллерия за рекой. Танки там же. Залезайте на крыши, чердаки, чтобы верней ударить по кумполу. Ружейно-пулеметный огонь берегите для пехоты. За тапками сразу или позже пойдут автоматчики. В Маратов-ке мы устроим для немцев ад. Пусть попляшут. Их защищает броня, нас защищают родные стены. Не бойтесь танков. Вспомните командира батареи. Оседлал же он танк. Ничего! Жив остался. Танк слеп. Тем более на узких улицах.

— Эх, будь неладен тот танк. Залег на мосту — ни туда ни сюда.

— Ничего. «Карманная» артиллерия есть. Стены домов нам защита. Держитесь.

Локотош тут же послал связных к соседям, которые успели занять оборону, чтобы наладить взаимодействие, установить контакт, а главное — предупредить их, что у Локотоша, кроме «карманной», никакой артиллерии нет.