Дурная компания

Академик подошел к окну. Вечерние лучи солнца пробивались сквозь полосатые шторки и падали на белую стену комнаты, покрывая ее багровой сеткой. "Почти как тюремная решетка," - усмехнулся академик.

Небо уже приобретало слегка фиолетовый оттенок, какой бывает перед закатом, свежая зелень деревьев за окном была чуть подернута красноватым отливом начинающего садиться солнца. Прозрачный воздух был наполнен тишиной и волшебным светом, как будто весь светился изнутри. Вдали, посередине поля гарцевал на лошади одинокий всадник в широкой соломенной шляпе, из соседнего здания степенно выходили хорошо одетые люди, садились в свои блестящие машины и один за другим уезжали по широкой пустынной асфальтовой дороге навстречу наступающим сумеркам.

"Какой прекрасный, мирный пейзаж - подумал он. - И рядом, за этими стенами поселилась гадость, от которой никуда не деться."

На душе было гадко, как бывает, когда столкнулся с чем-то неприятным, от чего хочется скорее избавиться, но мерзкое ощущение никак не оставляет тебя, как липкая слизь, приклеившаяся к рукам и к одежде. Академик вздохнул.

"Молодые, здоровые, умные ребята, - подумал он с болью. - И лица у всех красивые, с мыслью в глазах. Странно, вроде бы попали в Америку, хорошо зарабатывают, все сыты и в безопасности, за детей и жен сердце не болит, накупили блестящих новеньких автомобилей, ан нет! Сидит червячок внутри, вырывается наружу ненависть, искаженная доморощенной идеологией, нетерпимость, жестокость. Они заводят свои порядки, требуют чтобы им подчинялись, вводят униформу и своеобразную американскую прописку, как-будто хотят построить свою маленькую тоталитарную империю в этом вакууме.

Этот Борис, Ефим пожалуй прав, дай ему волю, он бы шел по трупам, оправдывая все идеологией, как крестоносец или инквизитор, слепо веря в свою правоту. И ведь явно неординарный парень, с хваткой, с талантом и острым аналитическим умом. Не дай Бог такому оказаться у власти в удобный момент, он будет опаснее десятка дураков. Даже тот же Гитлер, хотя и был незаурядным оратором и истериком, все же вышел из пивных, неудавшихся художников и фельдфебелей, иначе весь мир бы носил свастику. Да и Иосиф Джугашвили был все-таки недоучившимся семинаристом. Будь он поумнее, не устрой террора и аппаратных чисток, вся Европа ходила бы под его портретом под барабанную дробь и учила бы теорию великой пролетарской революции, а Сибирь была бы покрыта концентрационными лагерями для уничтожения буржуев и гнилой европейской интеллигенции. Всех бы их туда, художников, поэтов, Эйнштейна с его антимарксистской относительностью, Нильса Бора обязательно, а датского короля с английской королевой к стенке по стопам Романовых… Что же это за зараза сидит внутри людей и движет ими? Что нужно тому же Борису? Больше денег? Нет, он достаточно умен, чтобы понимать, что деньги проще делать другими способами. Что еще? Пожалуй, что власть, нет даже не столько власть, сколько желание переделать окружающий мир по своим меркам, унифицировать его в соответствии со своей идеологией. А это значит подравнять рубанком слишком длинные и неровные конечности, расплющить или убрать тех, у кого слишком выпирающие носы, подрезать длинные шеи, постричь волосатые головы, уничтожить тех, кто раздражает взгляд, ввести универсальный порядок, строгую казарменную дисциплину, полосатые рубашки, чтобы сердце радовалось и отдыхало в наступившей гармонии.

А может быть, я неправ, и оттого-то он и хочет власти, что чувствует в чем-то свою неполноценность по сравнению с другими людьми, что завидует тому же Ефиму, Эйнштейну, даже мне, ревнует, когда у кого-нибудь получается хороший результат, и в эти минуты ощущает свое бессилие. Ведь гений и злодейство две вещи несовместные…"

У академика неожиданно сильно сдавило сердце, как будто чья-то тяжелая и враждебная рука беспощадно зажала его в кулаке и не хотела отпускать. Он достал из сумочки таблетку нитроглицерина и проглотил ее. Тупая боль продержала его еще несколько минут и начала отступать.

"Чего это я? - удивился он. - У меня такой результат здесь на листочках, пальчики оближешь." - Академик как гурман подошел к столу и еще раз пробежал взглядом по столбикам цифр и уравнений. Почему-то на этот раз он не ощутил почти никакой радости от своих результатов. Перед глазами стояли холодные глаза Бориса и металлическая блестящая поверхность злосчастной подставки, изрешеченная просверленными отверстиями, как будто по ней прошлась пулеметная очередь. "Дырки, дырки, - с тоской подумал академик. - Надо поскорее вызывать ребят и начинать потихоньку эксперименты. "

В дверь аккуратно постучали.

- Да! - академик отвлекся от грустных мыслей.

- Здравствуйте, - в комнату зашел Олег. - Со мной только что разговаривал Ефим и, насколько я понимаю, меня перевели к вам в штрафную роту.

Академик пристально посмотрел на Олега. Парень ему определенно нравился, но помня о том, как в первый момент ему показался симпатичен Борис, он уже боялся доверять своим ощущениям.

- Коллега, скажите, как вы относитесь к великим гуманистам восемнадцатого столетия? - осторожно спросил он, начав издалека.

- А вот взять бы их всех да на Соловки! И вообще, угрозами вы от нас ничего не добьетесь! - Олег подмигнул академику, и они оба весело и облегченно рассмеялись.

Глава 20. Совещание в верхах.

Утро было туманным. Белая молочная пелена, казалось, поглотила все вокруг, и из моего окна, вместо привычного пейзажа Литтл-Три виднелись лишь неясные контуры ближайших деревьев, да и те время от времени полностью исчезали в налетавших клочьях тумана.

"Еще врежешься так в кого-нибудь…" - подумал я и с беспокойством отхлебнул горячий кофе. Через несколько минут надо было уже выходить из дома и садиться за руль. Неожиданно на стене заверещал телефон.

- Привет, - из трубки раздался голос Сергея, инженера, работавшего под начальством Леонида и жившего на соседней улице. - Не сможешь меня сегодня подвезти на работу?

Сергей был на хорошем счету. Хотя его и не причисляли к основной команде, он тем не менее часто присутствовал на совещаниях и явно был выделен из массы бывших советских специалистов, выполнявших черновые работы. Уже один тот факт, что Леонид когда-то хлопотал перед Пусиком о том, чтобы выписать Сергея в Америку, говорил сам за себя.

- Привет, конечно подвезу, а что случилось?

- Да чего-то чувствую себя не очень хорошо.

- Конечно, через несколько минут выходи на улицу, я подъеду. -Я торопливо сделал глоток кофе и вышел в холл.

- Вы систематически передвигаете мой цветочек! - древняя старушка в ночной рубашке открыла дверь и укоризненно смотрела на меня. Какая-то неистовая и безумная убежденность в ее глазах испугала меня.

- Извините, мы ничего не передвигаем. - Я попытался вскочить в лифт.

- Я все знаю! Вы отодвигаете цветочек от центра стола! И я обращусь к управляющему! - старушка неожиданно сильно хлопнула дверью, и настроение у меня испортилось.

Я подкатил к дому, в котором жил Сергей. Дверь открылась, и он вышел на асфальтовую дорожку. Я с удивлением обратил внимание на то, что Сергей еле идет, с трудом передвигая ноги.

- Спасибо большое, - он с трудом плюхнулся на сиденье и подергивающейся рукой с мелко дрожащими пальцами закрыл дверь. Я с ужасом заметил, что глаза его лихорадочно горят, а лицо покрыто мелкой сыпью с отвратительными гнойными волдырями.

- Бог ты мой, Сергей, что это такое? Да на тебе лица нет!

- Да это аллергия наверно.

- По-моему, тебе надо остаться дома, ты с ума сошел! А если это заразное заболевание, ты половину компании заразишь! Смотри, ты же с трудом передвигаешься, наверняка у тебя температура…

- Да Леонид приказал, чтобы я работал, надо проект завершать…

- Смотри, хуже будет, если разболеешься окончательно! По-моему это просто безумие, отлежись дома, попей лекарств…