Незабудка
Незабудка читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Для поездки она придумала правдоподобный предлог, который не должен был вызвать подозрений Балакина. Несколько дней назад он сам приказал ей поехать на товарную станцию и подписать акт: протекла крыша в пакгаузе № 3, и мешки с рисом подмокли. Балакин метнул на нее подозрительный взгляд и поехать туда сегодня не разрешил. Подмоченный рис подождет, нужно сходить в бухгалтерию и взять для склада конторские счеты.
«Эх ты, хитрован!.. Я-то предлог придумала стоящий, а ты не разрешил мне поехать по совершенно пустяковому поводу. Ведь сам каждый день околачиваешься в этой бухгалтерии. Просто не хочешь пустить меня. А я обязательно просочусь. Украдкой, чтобы противник меня не просматривал».
Она отправилась на товарную станцию после работы.
Перед погрузкой пустая полуторка въезжает под навес на платформу-весы, а при выезде с товарного двора полуторку взвешивают уже груженую — так устанавливается вес отпущенного товара.
Она наблюдала издали, спрятавшись за грудой металлолома: сюда, на станцию, для отправки в тыл на переплавку стаскивали трофейные орудия, танки, цуг-машины, разбитые и сожженные в минском котле.
Со своего нового наблюдательного пункта она видела, как сноровисто орудовали торговый агент, два грузчика и весовщик; она узнала в нем собутыльника Балакина. Втроем они торопливо загрузили в полуторку ржавые батареи центрального отопления, да еще сами залезли в кузов. А как только вес тары был выбит на накладной кассой-автоматом, полуторка съехала с платформы. С машины сбросили балласт и спрыгнули все трое.
Она уже знала, что Балакин пользовался этим приемом и при получении на станции капусты. Но арбузы намного дороже, барыш будет больше.
Незабудка полагала, что осталась незамеченной на товарном дворе, и наутро Балакин застал ее врасплох своим вопросом:
— Что ты делала там вчера, наблюдательница?
— Где?
— Когда пряталась за танками.
— Знакомилась с условиями нашей работы, — ответила она уклончиво.
Но про себя твердо решила, что пора сделать решительный шаг. Уйти с работы она не может, прежде чем не схватит жуликов за руку. Но и оставаться долго на складе нельзя, могут назвать ее потом сообщницей.
«Кому-кому, а куцему хвосту достанется...»
С кем посоветоваться?
Скорее, скорее рассказать надежному человеку, кому об этом полагается знать. Ни дня не медлить! А припугнуть жулика ради своего спокойствия, как того подполковника за его фальшивый рапорт «подорвался на мине»... И не вымогать для себя какие-то блага, а жить, не сговариваясь с совестью, не ища кривой выгоды, глядя на жизнь бескорыстными глазами, заодно с Павлушкой...
Лучше всего пойти к ППШ. Этим летом ППШ выбрали секретарем городского комитета партии, и он переехал на новое местожительство; это совсем близко от горсовета, на углу Чонгарской и Комсомольской.
Зашла до работы в горком, но ППШ не застала — выехал в Минск на пленум, будет через два дня.
Из горкома она заторопилась к замполиту в госпиталь. Но и с ним поговорить не пришлось: лежит с острым приступом стенокардии.
Как всегда в трудные минуты своей послефроитовой жизни, она была довольна, что Павел ничего не знает о ее бедах, не волнуется за нее.
«Я не слабенькая, смогу сама крупно поговорить с этим Балакиным. Хорошо, что Павла и в загсе тогда не было, когда прочеркнули графу «отец»... Вот дуреха, да пойди Павел со мной в загс — никакая обида ко мне не пристала бы! Там и расписались бы по всем правилам, согласно уставу семейной жизни...»
Она шла на склад с ощущением тревоги, впору ждать любой провокации. Вот почему накануне вечером она достала спрятанный в печке браунинг и на всякий случай положила к себе в сумку.
Балакин первым завел разговор:
— Чем я тебя обидел? Если считаешь себя обиженной, то... — Он улыбнулся, будто говорил с ребенком, которому нужно повторять одно и то же несколько раз. — Об чем звук!
— Карточки за август уже отоварил. Теперь совесть мою хочешь отоварить? На душевный подлог не пойду, так и знай!
— Вот благодарность за добро, которое я тебе сделал. Чересчур много о себе воображаешь. Тоже мне героиня! Вибрируешь своим положением...
— А я еще тебя, продажную душу, так аккуратно брила. «Не беспокоит?» — передразнила она себя. — Давно тебя надо было побеспокоить. Написать о твоих художествах открытым текстом куда следует...
— Никто твоим выдумкам не поверит. Где факторы? Нету у тебя факторов!
В конце разговора Балакин побледнел. Он то расстегивал плохо гнущимися пальцами, то застегивал крючок на вороте кителя.
— Ну, берегись, Легошина...
— Что ты вызверился на меня?
— Я заставлю тебя сейчас в письменной форме...
Он схватил с конторки связку ключей и подбежал к двери, намереваясь ее закрыть.
Незабудка пыталась помешать ему, но он оттолкнул ее, и она плюхнулась на мешки с сахарным песком, те самые, возле которых недавно стояли ведра с водой.
Он торопливо запер железную дверь, сунул ключ в карман и взглянул на Незабудку с видом победителя, далекого от снисхождения.
Но тут же глаза его округлились.
— Убери свою игрушку, с ума спятила?
— Вот всажу тебе пулю в живот. Мишень-то большая... — Незабудка в вытянутой руке держала браунинг. — Не бойся, в аппендицит не попаду, поскольку он у тебя вырезан... В боях за Родину... А ну, открой свою калитку!..
Он долго нашаривал в кармане ключ, долго не мог попасть в замочную скважину — боялся отвернуться, не отводил глаз от браунинга.
— Пошевеливайся! Ох, доведешь меня до греха.
— Опусти свою пушку!
Он принялся поносными словами ругать ее, но у Незабудки хватило выдержки не ответить ругательствами, она сказала только:
— На тень свою бреши!
Незабудка ушла со склада, понимая, что больше ей здесь не работать, встревоженная.
Жуликов с поличным не поймала, а раскипятилась раньше времени, открыла свои карты. Выходит, Балакин правильно назвал ее полудурочкой неавторитетной.
«Проклятая совесть. Всю жизнь мне искалечила. Если бы не совесть, жила бы припеваючи... — Но тут же Незабудка одумалась: — Как тебе не совестно даже думать так, бессовестная?..»
20
Прожит День Победы над Японией 3 сентября, объявленный нерабочим днем. Японцы подписали акт о безоговорочной капитуляции. Перестали передавать оперативные сводки, по радио объявили, что действие закона о демобилизации тринадцати старших возрастов распространяется и на войска, находящиеся на Дальнем Востоке.
12 сентября радио осведомило, что японцы потеряли 674 тысячи солдат и офицеров пленными и убитыми.
Входят ли в эту цифру жертвы, которые унесла с собой американская бомба, сброшенная на большой японский город? Об этой бомбе Незабудка услышала от замполита госпиталя. Название города в ее памяти не удержалось, она не все поняла из того, что рассказал замполит, а он признался, что и сам не все понимает про атомы. По его словам, между землей и солнцем, там, где взорвалась бомба, вырос огромный ядовитый гриб из огня и дыма, закрывший все небо. Дома разрушило, деревья вырвало с корнем, и они легли, обугленные, поперек улиц. Жидкий асфальт дымился под ногами, жители пытались убежать, кутаясь в одеяла. А кто не сгорел живьем, не превратился в пепел, помер от ожогов. Вода в японской реке стала горячей, в ней плавали вареные рыбы, а река пахла, как рыбный суп.
Когда Незабудка пересказывала все это Дануте, та едва слышно прошептала:
— А узнают люди, кого проклинать в веках за это злодейство?..
Наши потери на Дальнем Востоке составили с 9 августа по 9 сентября убитыми 8129 и ранеными 22 264 человека. Можно считать, что жертвы, которые мы принесли ради исторической победы, невелики. Но разве это утешит матерей, жен, сестер или невест, чьи сыновья, мужья, братья или женихи погибли? Ведь и Павел мог оказаться двадцать две тысячи двести шестьдесят четвертым раненым или восемь тысяч сто двадцать девятым убитым.