Том 4. Наша Маша. Из записных книжек

За завтраком Машка ревела. Ей предложили, видите ли, к манной каше брусничного варенья, а она пожелала инжирного. Ничего, слопала (и тарелку облизала) с брусничным.

Собирается с бабушкой на прогулку.

. . . . .

Весьма кстати. Нашел сейчас заметку на отдельном листочке:

К вопросу об «Армии Спасения». (Это, к той странице, где речь идет о моих попытках повлиять на Машу с помощью отцовских воспоминаний детства.)

Можно создать искусственный климат, но невозможно, нелепо создавать искусственную нужду, недоедание, голод.

Впрочем, кое-что, по-видимому, можно все-таки сделать. Но для этого следует каждый день и каждую минуту быть начеку. Следить, чтобы ребенок не переедал, не объедался, не зажирался. Чтобы всегда был аппетит и чтобы он удовлетворялся умно — тем, что бог пошлет, а не чего моя душа пожелает.

Все это, разумеется, требует труда, усилий, а часто и той строгости, безжалостности, которая выше любви, которая и есть любовь.

13.10.60.

Вчера говорили с мамой о том, что вечерние занятия, перед сном, не очень-то полезны. Решил попробовать заниматься утром, урвав полчаса от рабочего времени.

Сегодня занимались от 11 до 11.40. Такая передвижка часов заметно сказалась на Машкиных успехах. Только к концу урока утомилась, стала отвлекаться, отвечать невпопад. На уроке присутствовала мама, радовалась нашим успехам.

Боюсь: не рано ли? То есть не рано ли стали учить ее! Сегодня я высчитал, что, когда я начал учиться грамоте, я был месяца на два, на три постарше. И у меня уже все созрело тогда. Я жадно хотел научиться читать. И научился в два-три дня…

14.10.60.

Вечером гуляла с папой.

Показывал ей домик Петра, Ши-Цзяо, невскую черную воду, к которой она боялась сначала спускаться, а потом просила:

— Постоим еще! Как красиво!..

. . . . .

Гуляя с бабушкой, пыталась читать вывески:

Помнит уже почти все буквы. И я уже не знаю, как застопорить, затормозить процесс ее «образования».

15.10.60.

Вчера вечером читал ей «Спящую красавицу». Дошли до того места, где злая фея готовится сделать что-то худое новорожденной.

— Почему? Зачем? — всполошилась Машка. — Ведь она же (показывает пальцем на спеленатого младенца) не виновата! Ведь это она — мама — обидела фею!..

Во всем, всегда, везде ищет справедливость.

16.10.60.

Добрые люди уверяют, что пороки по наследству не передаются. Еще как передаются!

В детстве я долго и упорно грыз ногти. С этим жестоко боролись. Отец достал где-то или сам изобрел рецепт «лекарства» от этой болезни: спиртовой настой из уксуса, перца, горчицы и других специй. Пальцы мои один за другим окунали в рюмку с этой гадостью. Не помогло. Очень скоро я догадался, что достаточно вымыть или хотя бы вытереть о штанину пальцы — и они снова «готовы к употреблению».

И вот — дочь моя тоже грызет ногти. Давно уже. Бьемся, отучаем ее — не помогает.

Когда она это проделывает — неизвестно. На глазах у нас не кусает. Но ногти у нее обгрызены по самые лунки.

На днях я ее сильно пробрал и говорю:

— Когда ты это делаешь? В кровати, что ли?

— Да, — говорит, — под одеялом.

Вчера утром, разглядывая свои ногти, она совершенно серьезно сказала матери:

— Хорошо, что я на ногах не грызу ногти. Хоть там у меня подарочки остались!..

. . . . .

Дала слово, что грызть ногти не будет, что будет следить за собой (то есть, не слово, конечно, а просто обещание). Я долго говорил ей, как это некрасиво, когда у девочки такие огрызки на пальцах. На следующий день осмотрел ее руки.

— Что такое?! Опять кусала?!!

— Нечаянно. Сама не заметила…

Вчера опять осмотрел пальцы. И она — уже с искренним отчаянием:

— Не растут почему-то! А я не грыжу.

17.10.60.

После обеда ходили втроем на прогулку. Пешком дошли до диетического магазина на Невском. Мама пошла в магазин, а мы ждали ее в сквере у Казанского собора.

Очень ей понравилась электрическая реклама — зажигающиеся на небе буквы. Сидели и читали: «Покупайте подарки в Ювелирторге», «Храните деньги в сберкассе», «Не давайте детям играть с огнем».

Разглядывала зеленого Кутузова и расспрашивала о нем:

— Он хороший?

— Да, он был хороший.

— Он детей любил?

— Да. У него была внучка Катенька, он ее очень любил.

— А других детей любил?

— И других — тоже.

— А меня он тоже любил бы?

— Думаю, что и тебя любил бы.

Потом встретили маму и пошли по каналу домой.

18.10.60.

Ездил вчера с Машуткой в «Советский писатель». На лестнице в Доме книги встретили дядю Леню Рахманова, он уговорил нас зайти к ним, согласившись подождать нас…

В издательстве Машку встретили не хуже, чем другие мои произведения, — пожалуй, даже лучше.

Кто-то спросил, сколько ей лет. Меня рядом не было.

— Три, кажется, — ответила Машка.

Пришел веселый седеющий дядя, А. Н. Узилевский, заместитель директора издательства.

— А-а, девочка, здравствуй! Ты у нас работать хочешь?

— Хочу.

— Ну, будешь работать. Вот тебе стол, вот карандаш, вот бумага.

Пока я разговаривал с Кузьмичовым и другими, Машка успела нарисовать красным и синим карандашом девочку, у которой ноги растут прямо из головы, и еще кого-то.

Рахманов ждал нас на площадке второго этажа. Там — зеркало. И вдруг я вспомнил себя в этом зеркале — семнадцатилетнего, когда мы с Гришей Белых впервые появились в этом доме. Как смущались мы оба. Как я краснел, разговаривая с главным бухгалтером ГИЗа Лихницким. Он, помню, даже спросил: «У вас что, больное сердце»? — «Нет». — «А почему же вы так краснеете?»

Да, не в отца пошла наша Маша.

У Рахмановых сидели минут пятнадцать.

Дома были около четырех. На Марсовом поле успели набрать полные карманы снежной ягоды.

Тетрадь девятая

4 ГОДА 2 МЕСЯЦА

22.10.60.

Вчера вечером читал ей «Золушку». Слушает не очень внимательно: отвлекают картинки — нарядные, почти слащавые красавицы и красавцы.

Долго после этого не могла уснуть. Лежала, вертелась, ждала и звала мать. А когда Элико легла рядом, — тоже не сразу заснула…

Лежит, бормочет что-то. А на часах уже половина первого.

— Пажи…

— Спи, пожалуйста, Маша!

— Пажи…

— Что такое? Что ты там бормочешь?

— Есть такие мальчики. Их называют пажи. Мне папа сказал.

— Да, есть такие мальчики. Были. Ну и что?

— Нет, ничего, я просто хотела тебя проверить: ты знаешь или нет?

. . . . .

Была у меня переводчица из Праги — Ева Долейшова, молодая женщина, мать семилетнего мальчика Иванека.

Машка вернулась с прогулки в четвертом часу. С некоторым удивлением прислушивалась она к незнакомому акценту гостьи. То, что вокруг нее не совсем правильно говорят по-русски, к этому она уже привыкла. Но тут язык ломали как-то по-особенному. Чтобы понять некоторые вопросы, ей приходилось морщить носик.

Больше всего она удивилась, когда гостья, прощаясь и протягивая ей руку, сказала:

— Ну, здравствуй!..

— До свиданья, — ответила все-таки Машка.

24.10.60.

Ездили в Пушкин — показывать бабушке дворцы и парки.

В Пушкине нас встретила зима. Уже глубокий снег. И чистый морозный воздух.

День какой-то чеканно золотой. В садах и парках лежит снег, а многие деревья еще зеленые. И — солнце. И какой-то особенный блеск шпилей и куполов.