Так и было

Близкий разрыв снаряда оглушил, заставил вжаться в землю. Еще два рванули рядом. Потом еще и еще. В траншею полетели комья земли, грязи, забарабанили по спине. Лейтенант оказался в центре круга, куда по какой-то счастливой случайности пока не прилетал ни один снаряд, но какой-то из них мог, должен был рвануть здесь и разнести его в клочья. «Заколдованный» на время круг все сужался, и лейтенант едва сдерживал себя, чтобы не убежать под прикрытие стен и накатов, но справился с охватившим его страхом и даже высунулся из траншеи, иначе зачем он здесь, в открытой ячейке? Он обязан первым увидеть наступающих и только тогда вывести своих бойцов из дзота. Лейтенант поднялся во весь рост, покрутил головой, но не мог рассмотреть даже солнца.

Оглушающий грохот вдруг словно бы надломился. Снаряды продолжали свистеть над головой и рваться позади, поднимали землю, кусты и деревья в небо справа и слева, а впереди и на линии обороны ни одного. Дым медленно рассеивался. Стало светлеть, и взору открылся его дзот с переломанными, разбросанными вокруг бревнами. Забыв обо всем на свете, бросился туда - может, живы? Снаряд угодил в переднюю стенку, остатки дзота отбросил назад, завалил ими траншею. Еще дальше, прижатый бревном, лежал Леонов. Пульс у него не прощупывался. Дзот пулеметчиков тоже был разбит, траншея до него наполовину разрушена.

Второй налет был мощнее первого. Снова все заволокло дымом, снова взрывы стали подступать к лейтенанту. И тут кстати вспомнились слова старшего сержанта Кузнецова: «В одно место снаряды два раза не падают, поэтому лучшее спасение от них в свежей воронке». Евдокимов так и поступил - перебежал в воронку правее дзота. Это спасло его еще раз. Когда кончился второй налет, на месте его ячейки зияла громадная, еще чадящая болотным паром воронка.

Чуть посветлело, и немцы пошли. Они шли в рост, не пригибаясь и не стреляя из автоматов, уверенные, что никого живого не могло остаться на этом дважды простреленном орудиями клочке земли. Их было не меньше роты. Лейтенант ахнул и сжал зубы - пропадать ему этим днем.

Вражеская цепь приближалась. По ней открыл огонь левый сосед. Неожиданно еще левее заработал трофейный МГ-34 - кто-то спешил на помощь и стрелял длинными, захлебывающими очередями.

Цепь дрогнула, разорвалась, но, подгоняемая криками офицеров, стремясь быстрее выйти из-под фланкирующего огня, рванулась вперед. Евдокимов, экономя патроны, стрелял короткими прицельными очередями. Начал бить по врагу и Кузнецов. Цепь залегла.

- Вот так вам! Вот так! - приговаривал лейтенант, продолжая выбивать тех, кто пытался подняться.

Схватился за грудь и опрокинулся навзничь офицер. Рядом с ним ткнулся в землю связной или денщик, черт его знает, как у фрицев называются такие люди. Но и лейтенанта засек какой-то острый на глаз фашист. Засвистели над головой близкие пули, следующая очередь брызнула в лицо пригоршней земли. Только приподнял голову, зазвенела каска от разрывных.

Бросил гранату и под прикрытием ее взрыва перебежал в другую воронку.

Встретиться с четырьмя пулеметами немцы не ожидали, но и отступать не хотели. Залегли и вызвали огонь минометов, а мины без доброй крыши над головой пострашнее снарядов - падают густо, осколки по земле стелются. Мины и в воронке достать могут. Лейтенант опустился вниз, где уже начала копиться вода, саперной лопаткой вырыл углубление, вдавился в него спиной, подобрал ноги, ступни укрыл комом земли. Больше для своего спасения он ничего сделать не мог. Тут уж как повезет. И ему повезло третий раз за день. Осколки залетали в воронку, шипели, попадая в воду, но ни один не задел его.

Еще три раза поднимались немцы в атаки, кое-кому удалось даже достигнуть полуразрушенных траншей, но смельчаков выбивали с захваченного рубежа, постоянно меняя позиции, пулеметным огнем да гранатами Евдокимов и Кузнецов, на нейтральной полосе не давали поднять головы пулеметы соседей, а когда на помощь пришла полковая артиллерия, прорвались сквозь заградительный огонь врага свои разведчики, фашисты бежали, оставив на поле боя свыше шестидесяти трупов…

В конце октября деревенская почтальонка, пряча глаза от Марии Ильиничны Евдокимовой, протянула ей письмо. В конверте! Номер полевой почты 5781 был Ванюшкин, а адрес написан чужой рукой. И защемило в предчувствии беды материнское сердце.

- Что в нем? - спросила почтальонку не своим, вдруг осевшим голосом, разорвала конверт торопливыми руками, стала читать четкие, отпечатанные на машинке строчки:

«Уважаемая Мария Ильинична!

Ваш сын, Евдокимов Иван Васильевич, находясь на фронте борьбы против германского фашизма во вверенном мне полку, проявил себя стойким и мужественным, беспредельно преданным партии Ленина - Сталина и социалистической Родине воином Красной Армии. Участвуя в отражении вражеских атак, Ваш сын проявляет мужество и героизм, своим личным примером воодушевляет бойцов на выполнение поставленных задач и, как смелый и мужественный командир, пользуется любовью и уважением среди личного состава полка…»

Прочитала вслух, и задохнулась от счастья, и, еще не до конца веря этому, все еще ожидая самого худшего - вон сколько похоронок пришло в Вельяминово с фронта, - впилась глазами в конец письма - если что плохое, то там.

«Вам, русской женщине, за воспитание такого храброго воина от командования полка большое спасибо! Вы можете быть спокойной за своего сына, можете честно и добросовестно трудиться на благо Родины и знать, что Ваш труд, Ваш отдых крепко охраняют бойцы Красной Армии, в первых рядах которой находится Ваш сын Евдокимов И. В.

Командир 299 сп

подполковник Петров

9 октября 1942 г.»

Подняла голову, схватила за рукав почтальонку:

- Да подожди ты, быстроногая! Какой человек-то, а? Какой человек - Ванюшкин-то командир! Нашел время. Сам написал! Ой, побегу - своих надо порадовать. А Ванюшка-то мой цел, выходит. Цел! О нем как о живом пишут.

* * *

А в тот самый день, вернее, вечер, когда отогнали фашистов, Евдокимов не узнал старшего сержанта Кузнецова - до того был тот худ, черен, до того неуверенно держался на ногах. И Кузнецов не узнал своего лейтенанта - тот выглядел не лучше. Поразглядывали друг друга, обнялись и, не сговариваясь, выдохнули:

- Пи-и-ить!

Припали растрескавшимися за день губами к фляжкам и не могли оторваться от них, пока не выцедили до последней капли воды.

* * *

Представления о наградах командир полка сделал незамедлительно, но Марии Ильиничне об этом не написал - вдруг не пройдут. Прошли. Лейтенант Евдокимов и старший сержант Кузнецов за этот бой были удостоены орденов Красного Знамени!

* * *

Комбат Иван Васильевич Евдокимов пришел в себя утром. Прислушиваясь к острой, пронзительной боли в правом плече, возвращаясь к жизни, скосил глаза на повязку и стянул простыню с правой руки. Рука была цела, но капитан ее не чувствовал. Даже не мог согнуть пальцы. Перебит где-то нерв… И на том спасибо! Могло быть хуже, а руку ампутировать он не даст. Не даст! Осторожно потянулся - разорванное плечо откликнулось на движение новой, все нарастающей болью. Капитан закрыл глаза.

После форсирования неширокой, но быстрой и глубокой пограничной реки Утроя дивизия преследовала отступающего противника на латвийской земле, то и дело вступая с ним в скоропалительные схватки.

Вчера он шел со своим вторым батальоном впереди дивизии. В указанном командиром полка месте, на опушке рощи, остановил батальон на кратковременный отдых, а впереди, в каких-то пятистах метрах, дозорные обнаружили большое скопление противника и даже два танка. Силы были явно неравные, но фашисты не ожидали столь скорого появления здесь русских и вели себя беспечно. Танкисты даже загорали на броне своих машин.