Случайные обстоятельства

— Посмотреть разве, что там по телевизору?..

— Ну чего ты маешься? Есть же куда пойти. Или нельзя сегодня?

— Не хочется, Иван.

— А, тогда другое дело. Не хочется — не ходи. — Тут Иван Федорович его понимал. — Завтра сходишь.

— Так ведь обидеться может!

— Ну, тогда сходи. Пожалей...

— А Мария Викторовна? — спросил вдруг Володин.

— При чем тут она? Нашел с кем сравнивать! — возмутился Редько.

— Ни при чем, конечно, — с сожалением сказал Володин и вышел.

Мария Викторовна была еще в казарме, возилась со своими приборами, никуда не хотела идти — плохо себя чувствовала, простыла, — но если можно работать, сказал Володин, то можно и в кафе посидеть, тем более ведь было обещано когда-то. Вот и доктор просит...

Она согласилась наконец, и Володин вернулся в каюту в хорошем настроении.

— Иван, я ее сейчас в наше кафе пригласил, — сказал он.

Редько озадаченно посмотрел на Володина, ничего не понял вначале, потом, когда понял, все-таки усомнился:

— Марию Викторовну?!

— Ты не восклицай так, — улыбнулся Володин, надевая рубашку. — Я, конечно, не министр, но она согласилась... Давно я не носил белых рубашек. Все море, море...

— Врешь?.. — До конца Редько так и не поверил.

— Что не министр? — спросил Володин, вывязывая галстук.

— Что согласилась...

— Кстати, я ей сказал, что втроем пойдем. — Не хотелось ему втроем, но что поделаешь, если так договорились... — А постираешься в воскресенье.

Редько заколебался. Здорово было бы пойти с ней, то есть с ними, а не скучать здесь целый вечер, но Сергей ведь один хочет, это понятно: «Третий должен уйти...», тем более он, Редько, вовсе и не «третий», а так себе — сбоку припека...

Он даже не заметил, как засвистел этот самый мотив, когда, значит, и радость на всех одна, и печаль, а третий должен, мол, с дороги уйти...

Володин расхохотался.

— Брось, Иван! Чем в казарме сидеть... Ну-ка одевайся! — решительно сказал он. Редько и более простые решения принимал с трудом, так что надо было за него решать. — Побыстрее! — командовал Володин. — Она сейчас зайдет уже.

— Она?! К нам?! — Редько почти с ужасом оглядел не-прибранную каюту. — Что же ты раньше не сказал?..

Он принялся расталкивать по углам их вещи, но ничего что-то не получалось, никак было не спрятать, и тогда Редько, схватив все в охапку, бросился к одежному шкафу. За эти же секунды он окончательно решил, что никуда не пойдет, а займется-ка лучше делом — медицинский журнал почитает или еще что... Так он твердо и заявил Володину, а раз уж он принял какое-то решение, то отговорить его было невозможно, Володин хорошо знал это.

Когда Мария Викторовна зашла за ними, она удивилась, что Редько не готов еще, да, видно, и не собирается с ними идти. Она подозрительно взглянула на Володина, но тот лишь руками развел.

— Иван Федорович, а вы? — спросила она.

— Не могу я сегодня, Мария Викторовна. У меня... — Но не говорить же, что он просто лишним будет... А что придумать? Ведь про стирку тоже не скажешь?

«Выручай», — попросил он глазами. Володин понял.

— Да я звал, но он, к сожалению, занят... Диссертацию заканчивает, — неожиданно даже для самого себя сказал Володин.

Это было уж слишком, и Редько недовольно посмотрел на штурмана. Хоть бы попроще что-нибудь, а то сразу — диссертация!..

Володин и сам уже понял, что малость перехватил, но она, кажется, поверила...

— У него защита скоро, — не унимался Володин.

— Интересно, — сказала Мария Викторовна. — И какая же тема?

— Иван, — требовательно спросил Володин, — как тема-то называется?

— Тема?.. — Редько беспомощно смотрел на штурмана.

— А, вспомнил! — заторопился Володин. — О сдвигах во время длительных походов. Так, кажется?

— Да... — неуверенно проговорил Редько. — Об этом... о биохимических сдвигах... — Он уже смирился. — И знаете, Мария Викторовна, если удастся доказать...

— Не удастся, — безжалостно сказала Мария Викторовна. — Вы побриты?

— Я?.. Вообще-то брился, — сказал Редько.

— Тогда собирайтесь. Зайдете за мной через пять минут. Оба. — Она вышла из каюты.

— Ну, получил? — улыбнулся Володин. — Это же не Мария Викторовна, а... а капитан первого ранга.

— Видишь, Серега... — Редько как будто извинялся. — Не хотел мешать вам...

— Нам, по-моему, никто не помешает, — задумчиво сказал Володин. — Давай-ка по-быстрому. — Он усмехнулся. — Капитан первого ранга не любит ждать.

— И чего вам не спится! — сонно проговорил Филькин, слыша, как они оба — и Володин, и Редько — ворочаются в своих койках. — Уже вставать скоро...

— Это твоему начальнику не спится, — проворчал Редько. — А мне спится.

Володин молча курил в темноте и, чувствуя себя уязвленным — всегда сам выбирал, а тут вдруг оказался кем-то не выбранным, — пытался все-таки доказать себе, что ничего особенного не случилось; не предпочла же она ему кого-то другого, да и с его стороны не было, пожалуй, ничего слишком серьезного к ней... Но дело было даже не в этом, а вот — как же дальше? Не с ней как, а вообще?

Ведь то, что до сих пор было доступным, ничего в конце концов не приносило ему, не хватало этого надолго, и каждая новая в его жизни женщина была женщиной, которую он как будто уже когда-то знал, встречал раньше... И вот так — всю жизнь?..

— Ты извини, Серега, но я все-таки рад, — сказал Редько.

— Что Володин не состоялся? — спокойно спросил Володин.

— Нет, что она состоялась.

— Значит, за нее рад? — насмешливо сказал Володин.

— И за тебя тоже.

— А за меня почему?

Редько долго молчал.

— Понимаешь, Серега, есть в летном деле такая фигура — «мертвая петля», — проговорил он наконец.

— Ну?

— А есть, говорят, и посложнее. «Штопор», например...

Редько снова замолчал.

— Ты либо спи, — раздраженно сказал Володин, — либо уж досказывай!

— А чего досказывать? — сонно пробормотал Редько. — «Мертвую петлю» ты умел делать, а «штопор» не выполнял. Не достиг... Или думал, что другого и не бывает. А вот теперь...

— Что — теперь?!

«Заснул он, что ли?»

— Может, поймешь, что есть и высший пилотаж.

— Но если ты сам это понимаешь, то почему же ты...

— Поздно понял, — сонно сказал Редько.

Володин погасил сигарету.

— А знаешь, Иван, от Аллы уже неделю не было писем, — сказал он.

— Сходи к командиру, — посоветовал Редько. — Он тебя отпустит.

— И... что?

— Откуда же я знаю?.. Давай спать... А завтра... — Редько так и не договорил.

Услышав его мерное посапывание, Володин почувствовал себя уже совсем одиноким.

22

Прежде чем стать начальником штаба, капитан первого ранга Мохов немало поплавал, считался опытным командиром и поначалу с некоторой даже грустью вспоминал о том времени, когда отвечать надо было только за свой корабль, а значит, в конечном счете за себя одного. И если раньше это тоже было достаточно хлопотным и сложным, то в первые же дни, став начальником штаба соединения и отвечая уже за другие корабли и других людей, которые бывали от него за тысячи миль, отвечая не из-за личной своей вины, а только потому, что он был кому-то начальником, Мохов испытал странное чувство: как будто именно раньше, а не сейчас, именно в командирские свои годы он и был-то, кажется, по-настоящему самостоятельным и независимым человеком — по крайней мере когда плавал — и на все, в общем, можно было плевать, раз его корабль как следует выполнял поставленные задачи. Иногда ему даже казалось, что, вернись то прежнее время, он, пожалуй, так бы и хотел оставаться командиром лодки, плавать себе, пока плавается, и отвечать только за себя...

Но все-таки эти мысли приходили ему в голову все реже и реже, и, хотя время от времени Мохов высказывал их другим людям (что вот, мол, как спокойно и просто отвечать только за себя и свой корабль), они постепенно как-то теряли для него былую свою остроту, становясь уже скорее даже не мыслями, а средством — средством, которое давало ему возможность лишний раз напомнить подчиненным, как ему, их начальнику, неспокойно и непросто на нынешней его должности.