Широкое течение

ко взволнованный Антон, наклонился к уху мастера и

крикнул: — Показывайте, куда встать... — И пошел вдоль

корпуса размашистым уверенным шагом.

Самылкин, оглянувшись на Безводова, который хитро

ухмылялся — дескать, не удалось, — поспешил за нович¬

ком.

Василий Тимофеевич подвел Антона к молоту: два

массивных чугунных столба-станины; а между ними вверх

и вниз ходит тяжеленная стальная глыба со штампом,

так называемая «баба». Кузнец Фома Прохорович Полу-

тенин, плотный, несколько грузный человек с тяжелова¬

тым — сквозь очки в железной оправе — взглядом умных

глаз, стоял у молота; нагревальщик его заболел, и он, в

ожидании другого, брал заготовки сам.

— Вот тебе, Фома Прохорович, новый нагревальщик...

учи его, — сказал Самылкин, кивнув на Антона.

Чуть наклонив голову, кузнец сердито и оцениваю¬

ще-взыскательно поглядел на парня поверх очков; тот,

не мигая, ответил ему таким же прямым, внимательным

взглядом. Новичок, должно быть, понравился кузнецу: за

очками от глаз пошли в стороны лучики морщинок. Фома

Прохорович повернулся и сделал знак головой. Откуда-то

из-за станины вынырнул проворный, чумазый, тощенький

парнишка в кепке козырьком назад, тоже в очках; под¬

скочив к кузнецу, он с готовностью подставил ему свое

ухо; тот что-то сказал ему и вместе со старшим мастером,

грузно ступая, ушел попить газированной воды и поку¬

рить.

А парнишка — это и был Гришоня Курёнков, подруч¬

ный кузнеца, — потянул Антона за рукав к печи. Привста¬

вая на цыпочки, подтягиваясь к его уху, он резво, за¬

ученно стал объяснять, как загружать печь новой партией

заготовок, как подавать топливо, как держать температу¬

ру, чтобы не перегреть металл, как сподручнее доставать

из печи заготовки и как легче их применить к молоту.-» .

Антон наклонился и заглянул внутрь печи: за желез¬

ными заслонками бушевал огонь, длинные багровые, с

черными прожилками ленты его свивались в спирали,

текли, вихрились, накаляя добела стальные болванки.

— Для начала хочу загадать загадку, — сказал Гри-

шоня, серьезно поджав губы. — Отгадай: сидит дядя Па¬

хом на коне верхом, книжку читает, а сам ничего не

знает... Ну-ка?

— Очки, — ответил Антон, Vie глядя на Гришоню.

— Ты знал, наверное, — разочарованно протянул Гри-

шоня и, подтолкнув Антона в бок, предупредил: — Голо¬

ву в печь не суй, если хочешь остаться красивым. Я вот

спервоначалу тоже был чернобровым брюнетом, а часто

совал нос в печку, стал блондином—опалило. Видишь?—

смахнул он прокопченную кепочку и показал льняные

свои волосы.

Антон невольно и с опаской потрогал брови, но тотчас

поняв, что его разыгрывают, замахнулся на Гришоню,

который визгливо засмеялся, сгибаясь.

Вернулся Фома Прохорович, мотнул головой, подзы¬

ва« к себе Антона.

— Как зовут? — спросил он и по привычке подставил

ухо. — Иди сюда.

Обойдя молот, Полутенин остановился и, чуть запро¬

кинув лицо, показал рукавицей вверх: на чугунной ста¬

нине выделялась приклепанная бронзовая пластина с

надписью: «На этом молоте в сентябре 1935 года было

положено начало стахановскому движению в машинб-

строении».

— Понял, на какой молот встаешь? — со значением

спросил Фома Прохорович. Не сказав больше ни слова,

он включил пар, натянул рукавицы; справа от него при¬

строился Гришоня. Усатый прессовщик, докурив, бросил

под ноги окурок и встал к прессу.

Без суеты, спокойно, длинной кочергой достал Антон

заготовку из печи, пододвинул ее к краю пода, подхватил

клещами и подал кузнецу. За ней вторую, третью... И по

тому, как прочно стоял он у печи, как не спеша, несмот¬

ря на то, что не успевал за кузнецом, но уверенно пода¬

вал болванки, Фома Прохорович, все время наблюдав¬

ший за его движениями, решил, что оставит этого пария

в своей бригаде.

Прошло два часа. Молот неустанно, то натужно, глу¬

хо, то молодо и торжествующе, ухал и, ухал. Антон раз¬

меренно подавал раскаленные болванки, но тело — руки,

плечи, лопатки, поясница — тупо ныло, будто распухало,

ноги едва сгибались, в голове звенело, по спине струи¬

лись жгучие ручейки пота, и ему казалось, что вместе с

этими струйками, опустошая его, вытекает и сила. Но он

все так же продолжал подавать, не показывая виду, что

устал.

— Ты бы сел, отдохнул, надорваться можешь с не¬

привычки, — посоветовал Фома Прохорович, наклоняясь

к Антону.

— Перерыв будет — отдохну, — скупо отозвался на¬

гревальщик, кидая на штамп заготовку. И молот все сту¬

чал, все гремел, плющил сталь, осыпал темный пол крас¬

ными брызгами окалины...

Наконец наступила пора обеда. Молоты смолки, и в

цехе, над цехом, во всем мире под голубым апрельским

небом широко и вольготно распростерлась желанная то¬

мительная тишина, хотя в ушах Антона все еще бушевал

хаос звуков, глухих взрывов, медленно отдаляясь и зати¬

хая, как, ворча и затихая, отдаляется гроза, с бурей, с

громом и вспышками молний. Антон обессиленно сел на

груду холодных болванок, и тотчас перед глазами нача¬

ли играть, расходиться, сплетаться огромные круги не¬

обычайных волшебных цветов.

«Давно не работал в кузнице, отвык, вот и устал», —

подумал он, прикрывая глаза отяжелевшими веками и

улыбаясь новым, неиспытанным ощущениям.

Как сквозь дремоту долетел до него голос Гришони:

— Говорили тебе — отдохни, нет: дай характер про¬

явлю, силу покажу! Идем обедать. Ну, седлай меня, на

закорках понесу.

Антон оперся рукой на плечо Гришони и зашагал по

опустевшему цеху в столовую.

Там стояла толчея и веселый шум. Фома Прохорович

уже сидел за столом. Здесь он показался Антону не та¬

ким суровым, как в цехе, на переносице отпечаталась

красная полоска — след очков; приподняв тяжелые брови

и открыв участливый взгляд утомленных глаз, он сказал

глуховато:

— Садись. Проголодался, наверно? Я уж постарался:

заказал тебе и первое и второе. — И, помолчав немного,

испытующе спросил: — Уломала работка? Бежать не со¬

брался? Признавайся,

— Нет.

— Наша профессия горячая и тяжелая, это верно.

Зато и почетная, — весело, ободряюще заговорил кузнец,

принимая от официантки тарелку с борщом. — Почетная

и старинная. Токарей или там фрезеровщиков, электриков

еще и в помине не было, а кузнецы уже стояли у горна,

стучали своими молотками, ковали: для пашни — лемех,

для поля брани — меч. Сколько лет ей, нашей профессии?

Может быть, тысяча, может, пять, — поди, сосчитай! А

она все такая же молодая, все служит людям, места сво¬

его не уступает, обновляется с каждым годом, новой тех¬

никой обрастает... Ты этого, брат, не забывай! Мы, рабо¬

чие люди, — основа всей жизни, фундамент государства.

Так, что ли, Гриша?

—- А то как же!—отозвался Гришоня, точно отмах¬

нулся, — он торопился скорее поесть.

— Значит, каждый кирпич в этом фундаменте должен

быть крепче стали!—заключил Фома Прохорович. — А

что устал ты, Антон, так это ненадолго. Лет двадцать на¬

зад, когда я начинал кузнечить, я тоже первое время

света белого не видел, а потом втянулся. И сейчас озоло¬

ти меня — я свою профессию не променяю ни на какую

другую!

И действительно, недели через две Антон уже не так

уставал, мышцы привыкли к нагрузке, руки и плечи не

болели. А прошел месяц, и он прочно утвердился у печи,

освоился в цехе, узнал многих кузнецов, прессовщиков,

нагревальщиков. Вместе с ними он работал, жил в обще¬

житии, ходил по вечерам во Дворец культуры.