Горбатые мили
Горбатые мили читать книгу онлайн
Книга писателя-сибиряка Льва Черепанова рассказывает об одном экспериментальном рейсе рыболовецкого экипажа от Находки до прибрежий Аляски. Роман привлекает жизненно правдивым материалом, остротой поставленных проблем.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— Анатолий Иванович. Моя вахта… Мне надо к себе на мостик, — взглянул на прихваченный с собой хронометр.
«У него тоже есть… — как бы порадовался Зубакин. — У него, у первого помощника… Открытость, чувство собственного достоинства…» Тотчас же будто прихлопнул Плюхина по макушке:
— Подпрыгиваешь! Несолидно это в твои лета.
— Ясно, — сказал Плюхин, думая о том, что получать нахлобучки — ну их! А ловчить, приспосабливаться — того страшней, так как ничто не проходит бесследно.
— Хм, — прочистил горло Зельцеров.
— Что ты? — взглянул на него Плюхин и приуныл: «Опять у нас правительственный кризис, затяжные выборы: кто за капитана, тот, выходит, против первого помощника».
В довершение Зельцеров щелкнул пятками ботинок, и Плюхин пересилил себя, посмотрел не в рот Зубакину, а в его пронизывающе суженные глаза, терзаемый тем, что не угадал, на что подбивал помощник по производству.
— Что еще можно? Делить! Да!
— А как же? — внятно, как о само собой разумеющемся, воодушевленно сказал Зельцеров. Смекнул: промолчи он, остался б один. А делиться с кем бы то ни было своим шампанским ему не хотелось.
Капитан выложил перед собой руки с сжатыми, как перед дракой, кулаками, опустил над ними голову — будто крепко задумался. Не один Плюхин, Назар тоже поверил в это, хотя уже изучил, каков их верховный. В действительности-то Зубакину стало ужасно противно оттого, что с ним никто не заспорил.
«НЕ ЗНАЮ ЖИВ ЛИ ЗДОРОВ ЗПТ ИЗНЕРВНИЧАЛАСЬ ЗПТ НАПИШИ ПЕТРОПАВЛОВСК КАМЧАТСКИЙ ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ ТЧК МАМА», — с нарастающим раздражением прочел Венка.
Довольно упругий бланк судовой рации, толстый, испещренный рыжими, похожими на соринки, вкраплениями, лежал на его ладони несгибаемо, не свисал ни одним концом.
— Как врет!.. — сказал презрительно. — На самом-то деле она все та же. Куда-то уходит… — Тотчас же изорванная им в клочья радиограмма полетела в иллюминатор, за борт.
На койке лежал еще один такой же бланк. Не от Зойки ли? Ох какая шустрая девчонка! Сама предложила переписываться, вложила под упаковку компрессора послание: «Тому, кто вскроет. Черкните — кто вы, сколько вам лет?»
«СТАРШЕМУ БУХГАЛТЕРУ ДЛЯ СЛУЖЕБНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ ЗПТ РАСТОРГУЕВУ ДЛЯ СВЕДЕНИЯ…» — освоил Венка содержание первых печатных строчек следующей радиограммы.
— Кара милиции?.. — Угадал. Кто б еще покрыл за него старый долг? Углубился в средину текста: «ПРИ НАЧИСЛЕНИИ ЗАРПЛАТЫ РАСТОРГУЕВУ ВЕНИАМИНУ КУЗЬМИЧУ ПРОСИМ ВЫЧЕСТЬ ЗА УСЛУГИ ВЫТРЕЗВИТЕЛЯ… ПРИ НАЧИСЛЕНИИ…»
Он, как стоял, так, не сгибаясь, чуть оттолкнулся назад, оперся на переборку.
Ему хотелось свои отгульные часы в Находке истратить с таким залихватским безудержьем, чтобы потом было что вспомнить. Только где? На «пятачке»? Там скука. Что-то побросал в сундучок, снял с переборки засушенного камчатского краба, уже покрытого к тому времени бесцветным лаком. Между прочим, познакомился с Назаром на пассажирском причале тралфлота, разглагольствовал на баркентине…
Венка согнулся над выдвинутым рундуком, порылся в нем, взял отрывной блокнот, отыскал чистые страницы.
Про что только ни писал он своей заочнице Зое поначалу: и про летучего голландца, и про мисс предводительницу пиратов на юге Азии. Ввернул насчет целаканта — кистеперой рыбы палеозойской эры, будто она клюнула на крючок с наживкой из разноцветной синтетики. О матери же — ни слова.
«Зой! — вывел как на уроке по чистописанию. — Не забывай: океан по-прежнему заполняет две трети земли и всю мою душу. Однако верно также то, что в мыслях я следую за тобой, ничуть не отстаю. Особенно похвастать мне нечем. Живу — гребу, как здесь положено. Если посчитаешь меня безликим середнячком, каких нынче тьма-тьмущая, ты не слишком-то сильно ошибешься. А так меня тянет к чему-то! Порою со мной жесточайшие приступы одиночества. Вроде всем телом помню, как образовалась наша земля, на ней появился я — клетка. Как осваивал сушу… Пусть тебе на доведется узнать то же самое!
На сей раз в районе моей любви — Аляска, «земля на Востоке» — по Ремизовской карте. Она еще называется так: берег, о который разбиваются волны…»
«О чем еще неизвестно ей там?» — погрыз карандаш.
Морская почта ходила с оказией, с каким-нибудь случайным транспортом: или с рефрижератором-перегрузчиком, или с танкером, предназначенным доставлять через океан, в район лова, солярку и смазочные масла. Она тянула за собой белый след, раскачиваясь то под солнцем, то в кромешной тьме, подпадала под уничтожающие удары шквалов, очень трудно и долго плыла среди неистовых шелкапов. Бывало, ее, загнанную за какой-нибудь островок, в залив или в тихую гавань, опережала свежая почта. Тогда Зоя получала по два письма сряду, поражалась, как много всего природа дала Венке, еще больше стремилась постичь, что в нем, чем берет.
«…Так знай, после случая с аммиаком кожа на мне наросла вполне добротная. Только белая, как молоко. Теперь бы где загореть, а то срам, похожу на облезлого хека. Единственная у меня надежда: пойдем к островам Королевы Шарлотты, там я обнажусь в шезлонге пред их солнцем.
Чуть не забыл! При мне тут отец по собственному желанию, на должности: прачка. Он, как я же, выискивает, каким образом зацепились за Алеуты наши, русские. Разбирает изречения. За одно меня похвалил. Представь себе: такой неумеха, а вызвался подмогать мне во всем. Вместе строим макет «Паллады».
От него мне уже невмоготу, хотя, казалось бы, чего я? Родная кровь…
По-видимому, все в сути борьбы за существование. Так сказать, вырос — и беги без оглядки от своих родителей, испытай, на что способен. Если не выживешь — не дашь начало неудачникам, больше ничего. От того род человеческий в накладе не останется, наоборот…»
— Товарищи! — заставил разогнуться Венку динамик громкой связи. На пояснение, что произошло, у него будто не хватило воздуху. Наконец преодолел собственную немощь: — Я обращаюсь ко всем, кто сменился! К тем, кому не безразлично, с какими результатами закончим наш рейс. Коллектив!.. Мы наконец-то напали на окуней. А кому их обрабатывать? В производственной команде сами знаете, сколько недосчитывается и еще… больные. Требуется сознательность. Причем не в общем и целом, а конкретная.
— Уже ясно, что к чему, — не сдержался Венка. — Улов может уйти, как вода из пригоршни.
— …составлен график. Также подсмотрены ледовые поляны, в них покойно. Перегрузчик для нашей продукции «Палана». Он совсем близко. Попросим — подойдет. Словом, все для нас.
— Как складно у него выходит!
— …сколько выпадает отработать? Сейчас найду листочек. Вот! Всего каких-то два часа. Теперь еще лучше слушайте, зачитываю списки…
«Зойка, — перешел на скоропись Венка, — все, заканчиваю скрипеть пером. У меня на носу подвахта. А, ты ж не знаешь, что это такое. Все равно что у вас там, в грибном Подмосковье, поездка в село, когда нехватка рабочих рук.
Я считаю, это не мой случай. Что в нем можно ухватить? А все равно. Если не пойду куда зовут, себе наврежу. Люди — что, никуда от меня не денутся. Только кем для них стану? Как потом покажусь на глаза?
Зой, настраивай-ка себя на несущую меня куда-то океанскую волну. Если у тебя еще цел орган скучания, то включи его. Помолчи однажды среди общего веселья три минуты, я это здесь обязательно почувствую. Посчитаю, что не совсем одинок, нечего хныкать.
Обнимаю тебя, милая, сильно и нежно. Как вполне благородный осьминог — наш предок, кишечнополостный же!
Твой, на этот раз высокоширотный, в чем-то не такой, не совсем приемлемый, может быть, В».
К длинному разделочному столу, к некрашеным плахам, примкнули палубники — образовалась одна неровная стена. С другой стороны, лицом к ним, стали добытчики. Позади тех и других, на уровне поясниц, Игнатич укрепил новенькие выструганные сосновые брусья, чтобы, если начнется шторм, все смогли бы опереться на них. Отошел к Зельцерову, сказал:
