Нас ждет Севастополь

— Полный вперед!

С ревущими от избытка сил моторами морские охотники легли на боевой курс, оставляя за собой длинные белые шлейфы.

В воздухе стоял грохот от артиллерийской стрельбы.

Наступили минуты страшные в своем напряжении.

Таня вздрогнула и инстинктивно прижалась к Новосельцеву.

Сосредоточившись по бортам и скатав плащ-палатки, десантники приготовились для прыжка. У кого-то вырвалось: «Эх, покурить бы в последний разок…», на что другой многозначительно отозвался: «А вот сейчас нам дадут прикурить».

Куников стоял на мостике, вытянув вперед голову, будто хотел рассмотреть, что происходит там, на берегу. Время от времени он поглядывал на светящийся циферблат часов.

На берегу поднялась тревога, по морю заметались лучи прожекторов. Обнаружив советские корабли, гитлеровцы открыли сильный, но беспорядочный огонь из пушек, минометов и пулеметов. В море потянулись огненные трассы.

Катер Крутова подлетел к причалу рыбного завода первым. С берега его в упор осветил прожектор. Боцман Щербина, находившийся у носового пулемета, выпустил по нему длинную очередь, и он затух. Пулеметчик кормового пулемета Канютов заметил пушку, стоявшую невдалеке от причала. Около нее возились вражеские артиллеристы. Канютов отогнал их от пушки пулеметным огнем и заставил залечь.

Десантники быстро спрыгивали на шаткие доски причала и бежали на берег.

Таня торопливо проговорила:

— Витя, давай поцелуемся.

У него дрогнуло сердце.

Она обняла его за шею и прильнула к его губам, а потом зашептала на ухо: «Витенька, родненький, если бы ты знал, как я боюсь».

Он не успел ответить, как она разжала руки и бросилась к причалу. Кто-то подал ей руку. Новосельцев провожал ее взглядом до тех пор, пока ночная мгла не поглотила ее невысокую фигуру.

Бой начался сразу же на берегу. Десантники смяли расчет вражеской пушки, которую все время держал под обстрелом Канютов.

«А у Крутова ребята не хуже моих», — решил Новосельцев.

Он посмотрел по сторонам. Справа и слева к берегу подходили катера. Десантники спрыгивали с них и бежали вперед. С некоторых катеров прыгать пришлось в воду. На земле грохотали выстрелы, хлопали гранаты, слышались накаленные крики: «Полундра!»

«Зацепились», — с удовлетворением подумал Новосельцев.

Крутов дал команду отойти от причала, и через несколько минут катер был уже далеко от земли. Новосельцев поднялся на мостик.

— Здорово получилось, — сказал он. — Вот это порядочек.

В порту на катер погрузилась новая группа десантников. Новосельцев хотел пойти во второй рейс, но Крутов воспротивился.

— Сматывайся, сматывайся, — заворчал он. — Корягин приказывал иметь дублера только на один рейс. Я сам с усам.

Новосельцев сошел с катера и пошел в эллинг.

Почти всю команду своего корабля он застал в моторном отделении.

Увидев своего командира, матросы вскочили, и на их лицах Новосельцев прочел один и тот же молчаливый вопрос.

— Как там? — раздалось сразу несколько голосов.

— Полный порядок, — весело ответил он. — Куниковский отряд в Станичке. Все идет отлично.

— Ах, а мы тут! — вырвалось горестное восклицание у Ковалева.

У боцмана был вымазан лоб и правый ус, который он подкручивал измазанными в масле пальцами. Новосельцев посмотрел на него и невольно улыбнулся.

— А как у вас дела? — спросил он Ивлева.

— Через три часа корабельное сердце заработает, — ответил механик, делая энергичный жест рукой, словно подтверждая, что так и будет.

— Порядок! Молодцы! — похвалил Новосельцев. — Боцман, распорядись, чтобы через три часа был сытный завтрак. После завтрака — всем спать. Нам, товарищи, предстоит следующей ночью, а может быть, и днем тяжелая работа.

Он прошел в свою каюту и устало опустился на койку. Его взгляд упал на фотографию Тайн, и ему сразу вспомнилось, что на обороте Таня что-то написала. Что же она написала? Новосельцев приподнял стекло и достал фотографию. На оборотной стороне ее было написано: «Витя, я люблю тебя, но будем помнить о войне. Твоя Таня».

«Любит! — грустно улыбнулся Новосельцев. И тотчас вспомнил ее фигурку на причале. — Как-то она там? Может, сейчас дерется врукопашную, отбиваясь от цепких рук гитлеровских солдат? А может, она уже лежит бездыханным трупом на холодных камнях…»

Новосельцев почувствовал себя в тесной каюте, как в клетке. Он выскочил из нее и побежал в моторный отсек, к ребятам, с которыми привык делить и радость, и горе, в обществе которых всегда находил душевный покой…

Утром, выйдя на палубу, Новосельцев обратил внимание на разгуливающих по берегу чаек. Море было бурное, неспокойное. По небу клубами густого дыма катились рваные облака. «Быть шторму», — решил Новосельцев, знающий старую морскую примету: «Чайка ходит по песку — моряку сулит тоску. Села чайка на воду — жди хорошую погоду».

После завтрака Новосельцев пошел в штаб доложить о готовности корабля.

Корягин усталым голосом отдавал распоряжения штабным работникам. За ночь черты его лица обострились, под запавшими глазами синели круги.

Увидев Новосельцева, Корягин вскочил и воскликнул:

— Жив? Ну, рассказывай! Что там случилось?

Несколько удивленный поведением командира, Новосельцев спокойно проговорил:

— Ремонт окончен. Катер готов к выполнению любого задания.

— Э, не то, — махнул рукой Корягин. — Не об этом спрашиваю. Ты же был на катере Крутова. Он сел на мель. Подойти к нему не удалось — сильный огонь. По радио передали, что Крутов убит, потом связь прервалась.

— Убит? — растерянно переспросил Новосельцев, невольно делая шаг назад.

— Да ты что — не знаешь? Ты же был на его корабле.

— После первого рейса я сошел, как вы приказали.

— Хорошо сделал, — насупился Корягин.

Корягнн отошел от Новосельцева и повернулся к нему спиной.

— Эх, Крутов!.. Не верится мне… — глухим и отчужденным голосом произнес он. — Такого катерника… Иди, лейтенант…

Новосельцев вышел из штаба. Около дерева с иссеченным стволом стояла одетая в военную форму молодая женщина и плакала. Новосельцев узнал в ней жену Крутова Лину. Около нее, переминаясь с ноги на ногу, стоял командир катера лейтенант Кожемякин и что-то говорил ей.

Он подошел к ним и поздоровался.

— Неужели это правда, Виктор? — Лина посмотрела на него умоляющими глазами, в которых блестели слезы.

У Новосельцева Сжалось сердце.

— Я не знаю, Лина, — сказал он.

Она вытерла платком глаза и, не прощаясь, пошла по дороге. Новосельцев посмотрел на расстроенное лицо Кожемякина и спросил:

— Что же произошло?

— А я сам не знаю. Сел на камни, похоже. Я дал ему конец, но сдернуть не удалось. Огонь был сильный, пришлось рубить конец и отходить.

Лицо его сморщилось, как от зубной боли.

— Да что один катер! — воскликнул он. — Весь десант в Южную Озерейку сорвался, много людей погибло. Слышал ты об этом?

— Как? — поразился Новосельцев. — Не может этого быть!

— Подробности я не знаю, но факт, что все корабли с десантниками на рассвете вернулись. Говорят, что нарвались на сильный огонь. Гитлеровцам удалось потопить несколько наших кораблей. Пойдем в штаб, поинтересуемся.

— Потом зайду, — сказал Новосельцев, ожесточенно потирая подбородок. — Катер на воду буду спускать…

«Что же произошло?» — спрашивал себя Новосельцев по дороге в эллинг. Ему еще не верилось ни в смерть Крутова, ни в неудачу десанта в Южную Озерейку.

На душе стало неспокойно. Все кругом теперь казалось ему тоскливым — и голые деревья, с которых слезинками капали дождевые капли, и сырая земля, и бурое неспокойное море, и небо в лохматых мрачных тучах.

«Что же все-таки произошло?» — в который раз задавал он себе вопрос.

Корабли держали курс на Южную Озерейку.

Полковник Громов стоял на командирском мостике канлодки и молча смотрел в темноту. В разговор с командиром корабля он не вступал, лишь время от времени сердито покашливал, тряся бородой и топорща усы.