Тайга шумит

— Да, техника прибавляется, — задумчиво проговорил Верхутин и улыбнулся. — А знаете, ребята, еще какая новость? Нет?.. Лесозавод у нас будут строить!

— Эх ты-ы! — прикусил губу Веселов, досадуя, что не он сообщил такую новость. — А кто говорил?

— Все говорят! Я слышал разговор на шпалорезке. Там вроде собрания было, и выступали замполит, Бакрадзе, Павел Владимирович…

— Вот это да-а! — восторженно протянул Веселов и мечтательно закатил кверху глаза. — Лесозавод! Значит, вырастет наш поселок, приедут новые люди… может быть, когда-нибудь здесь будет город, а называться станет Таежный!..

32

Таня сворачивает к дому.

Глядя под ноги, она поднимается на крыльцо и сталкивается с Зиной Воложиной.

— Ослепла, что ли?

Таня подняла голову. Зина смотрела на нее, не скрывая злобы.

— Извини, Зина, — пробормотала девушка и хотела пройти, но та загородила дорогу.

— Что-то невеселая ты от милого идешь, — сдерживая себя, ехидно говорит Зина, — или опять парня из себя вывела, а теперь каешься?

— Ты о чем?

— Ах, о че-ом!.. — с ненавистью выпалила Зина. — Бессовестная ты, вот что! Что ты сделала с парнем? Легче стало? Молчишь?

«Рехнулась девка, — подумала Татьяна, отступая на шаг, — как ненормальная смотрит!»

Неясная догадка мелькнула в голове Тани, и она, решив проверить подозрения, деланно-равнодушно сказала:

— А ты чего кипятишься? Или влюбилась?.. Тогда иди и проведай сама…

— И пойду, и проведаю, уж я-то ему ничего не сделала плохого. Не жаловалась на него друзьям, не обзывала разными словами… Это же надо иметь совесть, — уже не могла остановить себя Зина, — чтобы напакостить человеку, а потом делать вид, будто болеешь за него душой!.. И где у людей глаза! Тьфу, — сплюнула она, — даже не покраснеет, даже…

Таня побледнела.

«Боже мой, что это такое?.. Так вот почему у него были сегодня такие глаза!.. Он ее любит, а я, дура, с ума схожу, плачу! Ночей не спала, следила за каждым его вздохом и переживала…»

— Иди и проведай, — усилием воли заставила себя спокойно сказать Татьяна, — это твое дело. Что же касается Николая, я никогда ему не навязывалась.

Таня отвернулась и почти бегом направилась к своей двери.

Зина проводила Татьяну все тем же ненавидящим взглядом и, сойдя с крыльца, поспешила в больницу.

— Вы тоже к Уральцеву? — спросила Воложину дежурная медсестра. — Только ненадолго, скоро обед.

Зина вошла в палату.

Николай удивленно вскинул брови, прикусил губу.

«Он не рад мне», — поняла Зина, и на глазах у нее показались слезы.

— Здравствуй, Коля, — робко сказала она и протянула руку.

— Здравствуй… садись, — показал он на табурет.

Зина присела и не знала, о чем говорить. Молчал и Николай. Прошло несколько минут.

«Зачем она пришла?» — нервничал Николай.

«Ну зачем я пришла?» — о том же думала Зина.

И не в силах больше выносить это тягостное молчание, заговорила.

— Ты не сердись на меня и не думай о том, что было. Я не винила и никогда не буду винить тебя. Это я виновата… И ты не сердись, что сейчас я пришла. Очень хотелось тебя видеть… я же люблю тебя! — доверчиво-покорно произнесла она и заплакала. — А ты… другую любишь… До свидания, Коля… — она пожала его руку и, нагнувшись, неожиданно прижала к губам тыльную сторону ладони. — Поправляйся!

Зина направилась к выходу, вытирая слезы.

Николаю до глубины души стало жаль девушку. Он вдруг почувствовал на себе какую-то ответственность за ее дальнейшую судьбу.

«Но что я могу сделать? Жениться на ней? Что это будет за жизнь, когда я люблю Таню? Как сделать, чтобы она забыла меня?..»

— Зина! — невольно вырвалось у него, когда девушка уже закрывала за собой дверь, и она остановилась, быстро обернулась, опять подошла к кровати с надеждой в глазах.

— Что, Коленька?

— Спасибо, что проведала, — помолчав, сказал Николай и опустил глаза.

Зина быстро вышла из палаты.

33

Верочка шла по широкой тропе соснового бора.

Ее радовало все: и тихий звон шумящих сосен, такой нежный и взволнованный, что невольно захватывало душу, и она с наслаждением вслушивалась; и постукивающий по дряблой коре сухостоя дятел; и встревоженный крик кедровки, перелетающей с дерева на дерево; и гриб-боровик, высунувший головку из-под густого мха.

Верочку всегда очень тянуло в лес. Здесь, под приглушенный шум деревьев, как-то особенно хорошо думалось, мечталось.

Завтра она уезжает на курсы. Еще полгода — и она врач-хирург, специалист!

Вечерело.

Солнце спряталось, и в бору сразу стало сумеречно, прохладно, но домой идти не хотелось. К отъезду было все уже приготовлено. Но ощущение, что не сделано еще что-то самое главное, преследовало ее весь день. Сейчас, бродя по лесным тропинкам, прощаясь с любимыми местами, она поняла, что тревожило ее отсутствие Павла.

И нужно же было случиться, чтобы он уехал как раз перед ее отъездом! И как она могла не подумать об этом раньше! Рассчитывала сказать о своем отъезде неожиданно и посмотреть, как он это воспримет, а вышло… «А, может быть, он приедет сегодня или уже приехал? — вдруг подумала Верочка и заторопилась. — Пойду позвоню ему домой, а то утром он может уехать на лесоучасток, и мы так и не увидимся».

К телефону подошла мать Павла и ответила, что сын еще не вернулся.

«Что же делать?» — Верочка уныло опустилась на стул, взор ее упал на письменный прибор и бумагу. — Ну, конечно! — обрадовалась она мысли, — напишу ему…»

Леснов с попутной автомашиной ехал домой.

Тревожно и радостно было у него на сердце.

«Нелегко мне будет, — думал он. — Что ж, к легким победам я и не привык. Трудно будет, но разве я один? Помогут товарищи».

Павел вспомнил, как отказывался в тресте от назначения, как пришлось потом согласиться.

«И вот с завтрашнего дня я директор, — вздохнул он. Как отнесется к этому Верочка? Не подумает ли, что я вырвал эту должность у ее отца? Нет, я не боюсь упреков, но он-то, Михаил Александрович, может подумать, что я подкапывался под него…»

Павел вздохнул и снова подумал о Верочке.

«Как быстро идет время! Давно ли мы знакомы, а уже ни о чем не могу думать, не связывая это как-то с Верочкой — такой стала она близкой…»

Машина остановилась на перекрестке, и Павел, выпрыгнув из кузова, зашагал в Таежный. Проходя мимо особняка с мансардой, он замедлил шаг, посмотрел на окна — в доме было темно.

«Спит», — с нежностью подумал он.

34

Любовь Петровна прилегла на диван. Она часто посматривала на часы, на дверь, прислушивалась и подавленно вздыхала.

«Где он опять? — думала она о муже и невольно вспоминала последний скандал. — До каких же пор это будет? Что он от нас хочет?»

Из коридора послышались шаги.

«Идет! — встрепенулась Любовь Петровна и вскочила с дивана, направляясь в кухню за ужином. — Вот сейчас сядет за стол, а я ему все выложу. Так и скажу: хватит, мол, дурить, Михаил, образумься, пока не поздно, не позорь нас, а то сил нет терпеть. Не дай бог, рассыплется семья — уйдет от нас Верочка, тогда волосы на себе рвать будешь».

Она вынула из духовки ужин и понесла на стол. Вошел Михаил.

— Не буду, сыт, — отказался он от ужина и направился в свою комнату.

«Ну вот, — болезненно поморщилась Любовь Петровна, — опять, наверно, в столовую ходил! Что подумают люди», — и сама удивляясь своей смелости, Любовь Петровна загородила собою дверь.

— Нет, Миша, ты постой, — сказала она с дрожью в голосе, чувствуя, как всю пробирает нервный озноб, — я должна с тобой поговорить… мы решить должны… иначе…

— Ну-у? — выжидающе произнес Заневский и остановился.

— Миша, так продолжаться не может, — сдерживая волнение и злясь на себя за выступившие слезы, начала Любовь Петровна, — неужели у тебя нет к нам никакой жалости, уважения?