Алые всадники
Алые всадники читать книгу онлайн
«… Под вой бурана, под грохот железного листа кричал Илья:
– Буза, понимаешь, хреновина все эти ваши Сезанны! Я понимаю – прием, фактура, всякие там штучки… (Дрым!) Но слушай, Соня, давай откровенно: кому они нужны? На кого работают? Нет, ты скажи, скажи… А! То-то. Ты коммунистка? Нет? Почему? Ну, все равно, если ты честный человек. – будешь коммунисткой. Поверь. Обязательно! У тебя кто отец? А-а! Музыкант. Скрипач. Во-он что… (Дрым! Дрым!) Ну, музыка – дело темное… Играют, а что играют – как понять? Песня, конечно, другое дело. «Сами набьем мы патроны, к ружьям привинтим штыки»… Или, допустим, «Смело мы в бой пойдем». А то я недавно у нас в Болотове на вокзале слышал (Дрым!), на скрипках тоже играли… Ах, сукины дети! Душу рвет, плакать хочется – это что? Это, понимаешь, ну… вредно даже. Расслабляет. Демобилизует… ей-богу!
– Стой! – сипло заорали вдруг откуда-то, из метельной мути. – Стой… бога мать!
Три черные расплывчатые фигуры, внезапно отделившись от подъезда с железным козырьком, бестолково заметались в снежном буруне. Чьи-то цепкие руки впились в кожушок, рвали застежки.
– А-а… гады! Илюшку Рябова?! Илюшку?!
Одного – ногой в брюхо, другого – рукояткой пистолета по голове, по лохматой шапке с длинными болтающимися ушами. Выстрел хлопнул, приглушенный свистом ветра, грохотом железного листа…»
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту pbn.book@yandex.ru для удаления материала
– Ну, пора… – сказал Алякринский. – Прощай, мама…. Прощай, Илюшка! И Муся… прощайте. Богораз, Богораз? Ты слышишь меня?
– А ты казав – ныкого нэма, – послышалось с улицы.
Молчал Богораз. Дышал тяжело, прерывисто. Со свистом, с каким-то странным клекотом.
– Не слышит, – прошептал Алякринский. – Тем лучше…
Нащупав под богоразовой гимнастеркой сердце, вороненым дулом пистолета подвинул в сторону ремень портупеи и решительно нажал на спуск. Выстрел прозвучал приглушенно, словно кто-то, играючи, щелкнул пальцами.
– Последнее дело в твоей жизни, – сказал себе Николай. – Впрочем, нет… Предпоследнее.
И он выстрелил себе в рот.
Как факелы над потоком людей
«Слов не надо.
Пролетариат знает цену своим бойцам. Не словами, а героической упорной борьбой да будет отдана почесть погибшим.
Слез не надо.
Тихие могилы кричат могучим голосом призыва: «Живите, боритесь, как жили и боролись павшие!»
Так писала «Крутогорская коммуна» в тот буранный зимний месяц тысяча девятьсот двадцатого.
Суровое седое утро встало над городом в почетном карауле.
Длинными волнами шлемов, шапок, платков, запорошенных снегом плеч, медленно, тяжко – из ущелья в ущелье каменных улиц – текла великая река народа. Гребнями красных знамен вскипали черные волны.
Тишина была.
И в тишине этой – холодной, суровой, величественной – сверкающими серебряными столбами вздымались в серое небо грозные и скорбные звуки похоронного марша.
В ловкой шинельке, в буденовке шел с колонной оркестра Терентий Зыбкий, Тёрка. Бил в медные тарелки, шмыгая носом, бил, печалился, вспоминал; как пил чай с сахаром в гостях у того молодого, веселого, кого сейчас провожали в последний путь. Всю жизнь будет помнить Терентий то ненастное утро, тот чай. Затуманенными глазами глядел на три гроба – три пылающих факела – над потоком людей.
В благоговейном безветрии, медленно, медленно кружась, падали крупные мохнатые звезды снежинок. Последним поцелуем нежно приникали к чистым прекрасным лицам лежащих в гробах.
А утро незаметно переходило в день.
Громыхали на стрелках поезда. Топоры, молотки звонко, весело переговаривались, возвращая к жизни разоренное прошлогодним нашествием белых генералов.
Победно гремело поседевшее от холода железо.
На бывшей Дворянской рабочие разбирали леса помоста, заслонявшего трехэтажную Илюшкину картину.
Издалека был виден Всадник, и далеко видел он: весь город и на сто верст – степь.
Вчера еще вздыбленная, вчера еще мятущаяся, она лежала безмолвно.
Белая. Серая. Черная.
Но яростными, ликующими фанфарами запевала тревожная даль.
И отблески багряные от прянувшего над миром Всадника полосовали снега.
1968 г.
