Лесные братья

Реммер прочел письмо, посмотрел на каменное лицо авиатора, потом сел за стол и начал писать ответную записку. Но через минуту он разорвал написанное, встал и сказал летчику:

— Хорошо.

Человеку в крагах, по-видимому, кто-то вполне доверял, ибо человек в крагах не потребовал ни расписки, ни ответа. Он повернулся и вышел.

— Подкуп? — коротко спросил Реммера Баратов.

— Да, — еще короче ответил тот.

Гостиница была набита до отказа. Реммер умывался в то время, когда с хозяином спорили двое.

— Номеров нет, — убеждал хозяин.

— То есть как нет, когда надо, — резко отвечали ему. — Мы в коридоре заночуем!..

— Номеров нет, — упрямо повторил хозяин, — а если вы будете скандалить, я позову милиционера.

Реммер вытер мокрую голову и вышел в коридор. Там он встретил двух спорящих людей и в одном из них узнал того, который упоминал имя Штольца за войлочными тюками парохода.

Реммер остановился и еще раз внимательно посмотрел на них, точно желая крепче запечатлеть в памяти их лица. Если бы Реммер обернулся в этот момент, то он увидел бы, что в пяти шагах в стороне стоит незнакомый человек и внимательно, с той же целью, всматривается в его собственное, Реммера, лицо.

— Виктор, — сказал ему Баратов, когда, попыхивая в темноте последними перед сном папиросами, они лежали в кровати, — а не слишком ли рискованную игру мы ведем? И не лучше ли все дело передать в руки следственных органов?

— Нет, — после минутного молчания ответил Реммер, — фактов еще никаких, а кроме того… а кроме того, я люблю иногда ходить по битому стеклу.

По реке Вишере тянулись вверх лодки, нагруженные поклажей. Сами приискатели шли пешеходом по берегам. Ночевали у костров, прямо под открытым небом. Вставали с зарей, снова и снова торопились вперед.

Время от времени попадались сторожевые посты, домики милиции, наспех, но крепко сколоченные и обнесенные двумя рядами колючей проволоки.

Многие из проходивших задолго перед постами сворачивали в сторону и старательно обходили их по тем или иным соображениям, не желая встречаться с заставами.

Впрочем, застав было всего пять на пятьсот верст от Чердыни до Золотого камня — горы, у подножия которой вырос целый поселок, центр изыскательных работ.

Через пять суток моторная лодка благополучно доставила Реммера и Баратова от Чердыни до места.

Поселок был разбросан на скалистой, покрытой лесами и изрезанной шумными ручьями местности.

Встретился со Штольцем Реммер в тот же вечер. Встретились они как умные враги, знающие силу друг друга, вежливые, спокойные, взвешивающие каждое выпущенное слово и улавливая за словами противника скрытый смысл.

— Здравствуйте! Как дела? Не устали? — спросил Штольц.

— Спасибо… Совсем не устал. Крепок, как и всегда.

— Здесь климат очень нездоровый. Я, например, иногда скверно чувствую себя.

— Вряд ли в Перми вы чувствовали бы себя теперь лучше, — пряча улыбку, ответил Реммер, — там лихорадит. Может быть, вам нездоровится от того, — здесь Реммер пристально посмотрел на него, — что вы слишком много работаете?

— Много… — коротко отрезал Штольц, но, спохватившись, переменил тон и сказал дружелюбно:

— Впрочем, вы ведь только что с дороги, заходите ко мне, я вас познакомлю кое с кем из здешних инженеров. Кстати, пообедаем.

Реммер заколебался, но тотчас же сообразил, что это знакомство будет ему весьма полезно, и согласился.

Зашли в бревенчатый дом. Свежая пакля еще торчала клочьями из стен, пахло смолистыми непросохшими бревнами, по стенам стояли две койки с походными матрацами, в углу несколько винтовок, а посередине большой стол, накрытый простыней, вместо скатерти, и уставленный закусками и вином.

Не прошло и пяти минут, как в комнату вошли трое; из них два американца-инженера, помощник начальника изыскательной экспедиции Янсон и еще некто, кого Реммеру отрекомендовали мистером Пфуллем — спортсменом и известным путешественником, большим любителем охоты на медведей.

Реммер поздоровался с инженерами и с удивлением посмотрел на короткого и толстенького мистера Пфулля, не совсем понимая, как это такой пухлый и круглый человечек может быть ярым охотником, да еще на такого крупного зверя, как медведь.

В продолжение нескольких дней Реммер осматривался и наблюдал за кипучей жизнью поселка Золотой горы.

Каждый день дальше в горы на восток отправлялись новые и новые люди. Иногда с востока приезжали инженеры, оборванные, грязные, с озабоченными энергичными лицами. Они отправлялись в кабинет концессионной конторы, о чем-то подолгу докладывали мистеру Янсону. Потом в Москву начинали посылаться доклады, а в газеты Штольц посылал соответствующую информацию:

«Обнаружено золото рядом с восточной границей района концессии…»

«По заключению инженера Бранта, мощная золотоносная жила должна проходить у восточной части концессии…»

Читая эти короткие сообщения, Реммер невольно удивился. Он начинал чувствовать, что подозрения его относительно Штольца на этот раз начинают немного колебаться.

В самом деле, американская концессия охватывала сравнительно небольшой район. Всем было хорошо известно, что концессионеры старались расширить его и потому изыскания производят по соседству. Ясно, что им было бы выгоднее умалчивать о новых открытиях, а если не умалчивать, то по крайней мере преуменьшать их значение.

А тут?… Телеграммы Штольца — четкие, определенные и, по-видимому, соответствующие действительности.

У Реммера со Штольцем были старые счеты, и Реммер имел основание подозревать его кое в чем. Но в данном случае Штольц действовал, по-видимому, вполне честно.

Через неделю Штольц куда-то исчез из поселка. Реммер спрашивал у Янсона, у инженеров, зашел даже к мистеру Пфуллю. Мистер Пфулль был дома, сидел в кресле с грелкой на животе и с ногами, укутанными в плед, пил какао.

Мистер Пфулль извинился за свой домашний костюм и объяснил, что ему весьма нездоровится, потому что во время последней охоты он оступился, сорвался с уступа скалы и, падая, получил сильные ушибы.

Реммер высказал соболезнование, надежду на скорое выздоровление, но в душе остался при сильном подозрении, что у мистера Пфулля просто насморк и больше ничего.

О Штольце он ничего не узнал. Но вечером двое рабочих передали, что видели Штольца в сопровождении каких-то двух бродяг, направившихся в лес на северо-восток.

Реммер удивился: почему на северо-восток? В той части не производилось никаких изысканий, ибо инженеры единогласно пришли к заключению, что россыпями та сторона наиболее бедна.

Утром Реммер и Баратов тоже отправились в далекую прогулку на северо-восток.

В первый и во второй дни им еще попадались одиночки приискатели, копающиеся по берегам горных ручьев. Но еще через два дня они попали в такую глушь, где не было никого и ничего.

Решили отдохнуть. Устроили из ветвей шалаш, натаскали травы, съели по коробке саморазогревающихся консервов и легли спать.

Черными хлопьями падала на землю густая тьма. Было тепло, тихо и безветренно. И оба крепко уснули.

Ночью первым проснулся Баратов. Он насторожил слух, потер виски и выполз из шалаша. Потом вернулся и дернул Реммера за рукав.

— Что ты? — спросил тот, вскакивая.

— Ты ничего не слышишь?

— Нет, ничего. Прислушались. Все было тихо-тихо.

— А что?

— Так, ничего, — ответил Баратов. — Мне показалось, что кто-то…

— Кричит, что ли? — перебил его Реммер.

— Нет. Что кто-то поет. Оба рассмеялись.

— Кто тут ночью будет распевать?! Давай спать дальше…

Вятский мужичок, дядя Иван, тот самый, с которым Реммер разговаривал на пароходе, человек был хитрый и дошлый.

Добравшись до приисков, он прикинул умом и сообразил, что ежели народ прет больше к юго-востоку, то ему прямой расчет немного удариться в сторону, чтобы, ежели будет удача, не делиться с кем-нибудь, а одному заграбастать все.