Интерконтинентальный мост

То, что выступление Григория Окотто передавала первая московская программа, да еще в разделе важнейших новостей, означало, что ему придается большое, общегосударственное значение.

Первым в кабинете Ивана Теина появился Роман Эйнес. Он сегодня не ушел на охоту: дежурил на ветроэнергетической установке. По образованию Роман был инженером-механиком, но больше всего на свете любил морскую охоту и свою небольшую слесарную мастерскую, где проводил все свободное время, изготовляя какие-то хитроумные приспособления по заказам разных фирм, изготовляющих особо точные приборы и механизмы. Метелица говорил Ивану Теину, что руки Романа Эйнеса воистину золотые и он может сделать то, чего ни одна машина не умеет.

— Вы, конечно, слышали? — спросил Роман, усаживаясь в кресло.

— Слышал…

— Китовые фермы! — с усмешкой произнес Эйнес. — Где мы будем пасти стада китов? Растопим льды в Мечигменской губе?

— Помнишь принцип старого Гонома? — с улыбкой спросил Иван Теин.

— Знаю! — махнул рукой Эйнес.

«Принцип старого Гонома» возник в книге писателя Евгения Таю. Его любимый герой Гоном питал пристрастие к афоризмам, среди которых был и такой: «Никогда не думай о том, о чем должен думать другой».

— Это касается нашей жизни, а точнее, нашего образа жизни, — сказал Эйнес. — Это черт знает чем может кончиться!

— Почему? — пожал плечами Иван Теин. — Старый Уэлен останется, по-прежнему будешь ходить на охоту… А наряду со всем этим будем развивать то новое, о чем говорил Григорий Окотто.

— Не уживемся! — решительно сказал Эйнес. — Поглотят, съедят нас эти фермы, промышленное производство моржей и тюленей. Японцы этим давно занимаются.

— Вот видишь! А чем мы хуже японцев?

— Японцы есть японцы, а чукчи и эскимосы есть чукчи и эскимосы, — ответил Эйнес. — То, что им подходит, может не подойти нам. Мне, например, эта идея с самого начала не нравится.

— А другим? Если другим понравится?

— Ну, не знаю, — развел руками Эйнес. — Кому исконное, свое может стать чужим? Я наслышан и начитан о злоключениях соседей. Вот вроде бы у них все есть: новый остров, новое селение, новые дома и даже на будущее обеспечены. И что же они, счастливы?

— Не нам судить об их жизни, — вздохнул Иван Теин.

— Опять старый Гоном? — усмехнулся Эйнес. — Но знать-то все равно знаем. И о том, как едва не погиб старик Майна, и о внутренних распрях в селении.

Со вторым рождением Адама Майну поздравил чуть ли не весь мир: все информационные агентства передали новость о чудесном спасении старого эскимоса при атомном взрыве. Сообщение о том, что на острове, возможно, находится Майна, поступило в Администрацию уже после взрыва. Спасательная команда с чувствительными детекторами-искателями тотчас направилась на остров. Старик лежал на глубине полутора метров под скальными обломками. Рухнувшая крыша и камни образовали над телом старика подобие вместительного склепа, под сводом которого было еще достаточно воздуха, чтобы дождаться спасателей. Адама Майну показали по телевидению. Старик спокойно заявил о том, что в скором времени надеется навсегда вернуться на Малый Диомид, а пока отправляется на обследование в больницу.

История со стариком едва не стоила поста Хью Дугласу. Но все обошлось, и чудесное спасение старика посчитали даже добрым предзнаменованием. Любители символов, высказали пожелание, чтобы знаком Интерконтинентального моста был утвержден профиль Адама Майны, выпущены почтовые марки и сувенирные медали. Самого Адама после больничного обследования торжественно провозгласили Хранителем острова Малый Диомид и покинутого селения Иналик. Предложили новый дом с набором удобств двадцать первого века, но старик пожелал поселиться в старой хижине.

Эйнес некоторое время наблюдал за мелькающим на цветном экране изображением, потом медленно повернулся к Ивану Теину.

— Ведь и вы чувствуете беспокойство и тревогу, но почему все это держите про себя — непонятно.

— Именно поэтому и молчу, — откровенно признался Иван Теин.

— Когда я, — задумчиво начал Эйнес, — после учения вернулся на Чукотку, в родной Уэлен, мне казалось, что и впрямь пришло безоблачное время для человека. Так и было! Но вот с годами к этому чувству начала примешиваться тревога: останется ли все так как есть или что-то изменится? До начала строительства моста мне казалось, что в Уэлене в обозримом будущем больших изменений не ожидается. Ведь даже строительство железнодорожной магистрали — Полярного БАМа — не внесло в образ нашего существования никаких изменений. То есть изменения были и есть — еще более повысилось качество жизни, появилась возможность заниматься охотой и даже возродили древний Уэлен… А что дальше? И вот это самое — что дальше — началось и подступило к порогу нашего дома.

— Но мы должны сделать так, чтобы и в этих условиях сохранить единственное и неповторимое, что дорого нам самим, что было изобретено арктическими народами. Ведь согласитесь, что новой формой разведения морских животных, таких, как моржи, киты, тюлени, должны заниматься сами северные жители, — Иван Теин говорил медленно, как бы размышляя вслух.

— Все это, может быть, и так, но все-таки, — вздохнул Эйнес.

В комнату решительно вошел директор хозяйственного объединения «Уэлен» Александр Вулькын. Правда, люди его называли просто, по-старому — директором совхоза. На его лице играл румянец, и на крыльях широкого носа поблескивали бисеринки пота.

— Прошу прощения за опоздание, — виновато произнес он. — Заигрался.

Александр Вулькын был заядлым спортсменом и каждое утро играл в волейбол в большом сельском спортивном клубе.

— Что-то происходит с подачей горячей воды с Гылмимыла, — сообщил он.

Уэлен отапливался горячей водой, извлекаемой из подземных источников.

— А что такое? — спросил Иван Теин.

— Температура скачет.

— Это все от взрывов, — заметил Эйнес. — Они Вроде бы и незаметны, но могут сместить глубинные пласты и задержать выход горячей воды.

Иван Теин посмотрел на настенные часы.

— В Магадане только около восьми. В девять позвоню в Главное геологическое управление северо-востока, — сказал он вслух. — А пока пусть держат наготове дублирующую систему аварийной подачи горячей воды.

— Вы слышали выступление Григория Окотто? — обратился Эйнес к Вулькыну.

— Когда это-было?

— Вот только что! — ответил Эйнес. — По московской первой программе. О новой хозяйственной стратегии говорил. В связи с мостом. Будешь создавать китовые фермы, моржовые заповедники, специальные тюленьи садки…

— Что ты говоришь! — изумился Вулькын. — Надо же пропустить такое!

— Наверное, выступление повторят по нашим чукотским программам, — утешил его Иван Теин. — Но пока Окотто говорил как о тенденции на будущее.

— Но все равно очень интересно! — воскликнул Вулькын, человек увлекающийся и готовый немедленно приступить к делу, если оно сулило что-то новое.

Саша Вулькын — человек еще молодой, ему было около пятидесяти — происходил из рода оленеводов Хатырской тундры и вырос в яранге. Начал учиться по системе начального телевизионного обучения и продолжал образование в Дальневосточном университете, получил степень доктора экономики традиционных промыслов и предприятий.

С его приходом в хозяйстве Уэлена повеяло новым, осуществлялись смелые проекты.

Иван Теин в душе радовался изменениям в Уэлене. Жизнь, на его взгляд, стала слишком налаженной, и всякое отклонение от ритма, от заведенного порядка заставляло по-новому смотреть на вещи, как-то встряхивало человека изнутри.

В одиннадцать часов Иван Теин включил видеофон и вызвал начальника Северо-восточного геологического управления. На экране возникло лицо человека с пышными светлыми усами и веселыми глазами.

— Сердечно приветствую жителей славного Уэлена! — сказал он.

— Дорогой Валерий Николаевич, — улыбнулся в ответ Иван Теин, — здравствуйте. Что-то неладно с горячей водой из подземного источника. Предполагаем повреждение в результате атомных взрывов.