Мы вместе были в бою

В этом доме живет Мария. Она проходит по этому огороду, поливает эти цветы и останавливается под розовыми цветами, любуясь чарующим пейзажем цепи гор. А может, сейчас, выпрямившись во весь рост, стоит она у одного из этих четырех громадных окон и задумчиво глядит на тропинку, не зная, что по ней идет Стахурский. Она увидит его, узнает, вскрикнет и побежит навстречу…

Стахурский толкнул калитку и по тропинке среди грядок, мимо цветника, поднялся на холм. Гравий скрипел под его ногами. Дурманящий аромат плыл ему навстречу, усиливаясь с каждым шагом. Стахурский глядел не на дом, а на садик на другом холме, будто из этого цветенья, как из светлого шатра, должна выйти ему навстречу Мария.

На веранде дома стоял человек. Он был в рубашке с расстегнутым воротом и в домашних туфлях на босу ногу. Он стоял, скрестив руки на груди и широко расставив ноги. Он был невысок ростом и неказист — безусый, с рыжеватыми волосами, но стоял твердо и уверенно. Это был хозяин дома.

Перед будкой, напротив дома, сидел цепной пес. Он выжидательно поглядывал одним глазом на идущего, другим — на хозяина.

Стахурский приблизился к веранде. Пес угрожающе зарычал.

— Индус, куш! — тонким фальцетом крикнул хозяин.

— Добрый вечер! — поздоровался Стахурский, сдерживая волнение. — Простите, здесь живет Мария Шевчук?

Хозяин пристально посмотрел на Стахурского.

— Шевчук Мария Георгиевна прописана здесь, — ответил он.

— Можно ее видеть?

— А вы кто будете? — спросил хозяин.

Этот человек чем-то не понравился Стахурскому.

— Ее знакомый, — неохотно ответил он. — Сейчас приехал из Киева.

— А-а… из Киева, — как бы с облегчением протянул хозяин. — Ее нет дома.

— А когда она будет?

Хозяин смерил его взглядом с ног до головы. Пес около будки сразу же зарычал.

— Индус, куш! — сказал хозяин. Потом он ответил Стахурскому: — Это мне неизвестно. Я только хозяин этого дома.

Стахурский оглянулся. Что ж, он подождет, пока она вернется. Он пойдет в комнату Марии и будет ждать ее. Сердце Стахурского билось тяжело и гулко. Марии нет, но он будет ждать ее среди окружающих ее вещей.

Хозяин стоял, широко расставив ноги в мягких чувяках, твердо и крепко. Он — хозяин и не впустит чужого в свой дом. Какое ему дело до того, что кто-то приехал из Киева к его жиличке?

Что ж, тогда Стахурский будет ждать Марию в саду.

Молчание длилось слишком долго, и пес около будки снова зарычал.

— Индус, куш! — сказал хозяин.

Так же спокойно он может сказать и «Индус, пиль!»

— Что же мне делать? — Стахурский развел руками. — Я только что приехал из Киева и должен сегодня же видеть товарища Шевчук.

Ему странно было выговорить «Шевчук» — он никогда не называл Марию по фамилии; даже там, в отряде, все называли ее по имени.

Хозяин пожал плечами.

Очевидно, придется выйти и погулять перед усадьбой, по улочке над ручьем. Стахурский взглянул на ручей. Это было неожиданно и забавно: русло ручья по другую сторону долины было выше того места, на котором стоял сейчас он, Стахурский.

— Как тут красиво! — сказал Стахурский. — И какая красивая у вас усадьба!

Хозяин промолчал.

Взгляд Стахурского упал на усадьбу за ручьем. Она тоже была живописной в пышном цветении, но выглядела беднее: не было клумб, не было и огорода.

Хозяин проследил за взглядом Стахурского — на домишко, покрытый не то камышом, не то кукурузными стеблями, и презрительно сказал:

— Там живут казахи.

Стахурский взглянул на хозяина и отвел глаза. Хозяин ему не нравился. Взгляд Стахурского остановился на соседнем доме. Это был большой дом, но запущенный, крыша на нем хоть и была крыта тесом, но только с двух сторон, а с двух других сторон крыши вообще не было. Виднелся чердак — зимой там, вероятно, наметало сугробы. Но вокруг на многих домах были точно такие же крыши.

— Какие странные делают здесь крыши… Для чего это? — спросил Стахурский.

Хозяин снова презрительно пожал плечами.

— Они говорят, для того, чтобы чердак проветривался и не разводилась сырость. Но это брехня. Просто — лодыри…

— Там живут казахи?

— Нет, русские.

— А вы разве не русский?

— Нет. Я переселенец… с Украины.

«Земляк», — хотел было сказать Стахурский, но воздержался. Этот человек ему решительно не нравился, хотя все говорило о том, что он рачительный и умелый хозяин. В небольшом дворике было прибрано, в обрыве второго холма, на котором расположился фруктовый сад, были выкопаны землянки, передние стенки их были выложены из кирпича, и навешены двери. За одной дверью хрюкала свинья, другая была открыта — там ровными поленницами лежали нарубленные дрова. Дальше, под обрывом, был устроен навес, и там, на шесте, сидели куры.

Хозяин проследил за взглядом Стахурского и более приветливо сказал:

— Вы из Киева? Мы с вами, значит, земляки.

Стахурский торопливо спросил:

— Когда вы посоветуете мне зайти, чтобы наверняка застать товарища Шевчук?

Хозяин снова пожал плечами.

— Это ни к чему! — сказал он.

— Как это? — не понял Стахурский.

— Неизвестно, когда она вернется.

— Разве она не ночует дома?

— Ее арестовали.

— Что?

— Она арестована.

Стахурский смотрел на человека, стоявшего перед ним без пиджака, в рубахе с расстегнутым воротом, в чувяках на босу ногу, — видел его, слышал, но не мог понять.

— Простите, — сказал он, — я вас не понимаю. Что вы сказали?

Хозяин повторил с нескрываемой досадой:

— Шевчук Мария Георгиевна, о которой вы спрашиваете, арестована.

Стахурский сделал шаг вперед и снова остановился. Пес около будки зарычал.

— За что?

Хозяин ответил равнодушно:

— Откуда я могу знать?

Они стояли некоторое время друг перед другом. Домик с большими окнами был прямо против Стахурского, сад в пышном цветении позади, цветник раскинулся клумбами ярких красок, куры сидели на насесте, горный ручей бурлил выше головы Стахурского — вокруг был целый мир, но этот мир был точно нарисован или был как-то отдельно, сам по себе, а Стахурский сам по себе, отдельно, стоял тут. В голове у него шумело и стучало в висках. Рана в плече, которую он получил еще при первой встрече с Марией в лесу над Бугом, вдруг заныла, заболела.

— Простите… — сказал Стахурский.

Он хотел еще о чем-то спросить хозяина, но тот принял это за прощанье и ответил:

— Будьте здоровы! — Повернувшись, он крикнул собаке: — Индус, куш!

Стахурский спустился по узкой тропинке на улицу.

Мария арестована!.. Мария — преступница? Нет, этого не может быть! Это чепуха, какое-то недоразумение…

Стахурский медленно двинулся по улице вдоль потока. Поток шумел. Его звали — «Казачка».

Он свернул в проход против зоологического сада и вышел к озеру. Легкий силуэт громадного хребта, как огромное облако, закрывал горизонт слева. Подошву гор уже скрыла ночная тень, но снежный гребень розовел в лучах заката. Справа на темном небосклоне сверкала звезда, ясная и холодная.

— Что же случилось? Что?

Он прошел по дамбе над озером. Мир окружал его — тихий, торжественный, огромный, волнующий. Но он был как бы под стеклянным куполом. Стахурский видел его, но не ощущал, он слышал только тишину, и ему хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать ее.

Он шел под цветущими яблонями. Стволы их были не розовыми, а серыми — какими и бывают обычно яблоневые стволы. Солнце зашло, яблони уснули — и молодой, весенний сок, струившийся днем в лучах солнца по древесине, без солнца остановил свой бурный бег.

Стахурский вошел под сень парка, сразу потемневшего, почерневшего. Южная ночь наступала внезапно.

Мария, которую он встретил в прибугских лесах с автоматом на груди, Мария, с которой он ходил в разведку, бежал из гестапо, Мария, которая сожгла базу горючего фашистов, не думая о смертельной опасности, Мария, с которой он прошел весь освободительный поход по Землям Европы, Мария, которая считала высшим счастьем победу над врагом, и Мария, которую он любил, — арестована, как преступник…