Океан Бурь. Книга первая

— А который тут Васька?

Красивый веселый молодой человек, и можно было подумать, что Васька ему понадобился для какого-то очень интересного дела. Но сам Васька, видно, так не думал и с ответом не спешил.

— Ладно, — продолжал молодой человек, — я, ребята, сейчас сам все узнаю. Вот этот рыжик и есть Васька. Угадал? А ты Володя. Верно? А меня зовут Василий Андреевич. Тезка, значит, тебе, Василий. А я к тебе в гости.

И он, будто сам встречал дорогих гостей, пошире распахнул калитку:

— Заходи, Василий.

Васька покорно шагнул во двор. Там на крыльце стояла Муза — Васькина мачеха. Она, кутаясь в пуховый платок и зажимая, ладонью рот, плакала. Жирные плечи ее вздрагивали. Увидав Ваську, она громко, на всю улицу, завыла:

— Вот он, бандюга, отца-матери погубитель!..

Но Василий Андреевич строго посоветовал:

— Шли бы вы домой, гражданка, простудитесь… Ну, живо, живо. Нечего тут.

Продолжая завывать, но уже потише, Муза скрылась в сенях. Василий Андреевич опять развеселился.

— Ну, пошли, тезка, показывай свой склад.

— Какой еще склад? — хмуро спросил Васька, поглядывая на забор.

Заметив это, Василий Андреевич сообщил:

— А я, между прочим, мастер спорта.

— А мне-то что?

— Это я тебе сказал на тот случай, если ты меня на соревнование вызовешь по прыжкам через забор…

— Да где я вам склад возьму?

— Я шел сюда и думал, что мы с тобой сразу договоримся. А тебе, оказывается, верить нельзя.

— Никто и не просит…

— Ну, тогда я сам тебе что-то покажу. А ты что это по морозу без варежек бегаешь?

— Потерял я варежки.

— Другие купить надо.

— На меня не напасешься.

— Давно потерял?

— Не помню.

— С месяц или больше?

— Еще до каникул. Перед Новым годом. На елку ходил. Одну потерял, а другая совсем рваная была. Закинул я ее.

— До Нового, значит, года, — задумчиво сказал Василий Андреевич. — Дай-ка твой портфель, а то ты совсем руки отморозишь. Ну, пошли…

Но, увидав, что Васька все еще о чем-то раздумывает и топчется на месте, он приказал:

— Пошли, пошли.

И, крепко положив руку на Васькино плечо, повел его к заваленному снегом, старому дровянику.

Все это было до того интересно, что Володя просто не мог остаться на месте. Он осторожно двинулся за Васькой, стараясь только, чтобы его не заметили и не прогнали.

Выглянув из-за поленницы, он увидел в углу какое-то черное пятно. Пригляделся. Оказалось — это люк, ведущий в подполье. Крышка была открыта. Оттуда остро пахло керосином.

Василий Андреевич достал из кармана электрический фонарик. Голубой луч осветил подземелье. Там виднелись какие-то ящики и части машин, густо смазанные желтым машинным маслом.

— Вот тебе и склад, — сказал Василий Андреевич.

Васька ничего не ответил.

— Чья работа?

— Моя, — вздохнул Васька.

— А еще чья?

— Сказано, моя.

— Не ври, не ври.

— Зачем мне врать?

— Вот и я думаю: зачем тебе врать?

— А я и не думаю…

— Ты одно учти: я-то ведь все знаю. Я твою честность проверяю.

— Нечего ее проверять. Сказано: я один.

— Вот и опять врешь. Одному такого ящика не поднять.

— А зачем мне его поднимать? Я по отдельности все натаскивал.

— По отдельности можно, — согласился Василий Андреевич, — если каждую ночь таскать.

— Почти каждую, — хмуро подтвердил Васька.

Василий Андреевич погасил фонарик. Снова спросил:

— А в этом месяце?

— Тоже таскал.

— По такому морозу и без варежек?

Васька слегка запнулся, но тут же ответил:

— А я закаленный.

— Это сразу видно. Врать ты закаленный.

Наверное, поняв, что совсем заврался, Васька замолчал и только чаще захлюпал носом.

— Хотя если по правде, то врешь еще плохо. Настоящие воры, знаешь, как врут? Так врут, что даже сами себе верят. А ты вот врешь, а я тебе не верю. Ну, будешь говорить?

Тут даже Володя не выдержал и крикнул из-за поленницы:

— Васька, да говори же!

Василий Андреевич зажег фонарик.

— О! А ты зачем здесь? Вот ловкач! — с восхищением воскликнул он. — Даже я ничего не заметил. Иди сюда. Слово держать умеешь?

— А то!

— Все, что здесь видел и слышал, никому. Понятно?

— Понятно!

— Смотри, я на тебя надеюсь. Вот его портфель. Подержи пока у себя. Ну, беги домой.

Стоя у ворот своего дома, Володя увидел, как немного погодя мимо него прошли Василий Андреевич и Васька.

— Руки не отморозь, тезка.

— Не страшно. Я привычный.

— Эх ты, Васька, Васька.

Бросив оба портфеля у калитки, Володя, на бегу срывая свои варежки, закричал:

— Васька, постой! На, возьми! У меня, дома еще есть, у печки сохнут.

Василий Андреевич строго спросил:

— Опять ты здесь? Вы, может быть, такие друзья, что все это вдвоем?

— Нет уж, вы сюда его не путайте, — вдруг горячо заговорил Васька. — Один я все сделал. Вовка ничего и не знает.

ТИШИНА

В доме стояла такая тишина, что даже из прихожей было слышно, как в дядиной комнате постукивают ходики. Ваоныч уехал куда-то на завод, а Елена Карповна и дядя еще не вернулись с работы. Дома одна тетка, но и она, наверное, дремлет, прислонившись толстой спиной к горячей печи. Всегда в это время, управившись с домашними делами, она согревала у печки спину и широко, во весь рот, зевала. Зевнет, зажмурившись, перекрестит рот и снова задремлет. Тайка учит уроки, не обращает на мать никакого внимания.

Все было, как всегда, но эта обычная тишина сегодня почему-то показалась Володе такой гнетущей, словно он остался один во всем доме.

В своей комнате он увидал Таю. Она сидела на сундуке, и рядом стояла большая гипсовая собака. У собаки были грубо измалеваны глаза с толстыми ресницами и густые черные брови. Одна бровь выше другой, отчего казалось, что собака чего-то не понимает.

Вздыхая и всхлипывая, Тая завязывала на собачьей шее большой желтый бант. Вытирая концами ленты глаза, Тая спросила:

— Ваську видел?

— Никого я не видел.

— У отца на складе запасные части разворовали.

— Кто тебе сказал? — спросил Володя, но тут же понял, что он чуть не проговорился.

Он сразу вспомнил таинственные посещения неизвестных людей, секретные Переговоры и подумал, что все это имеет отношение к Васькиному складу.

— Ты испугался? — спросила Тая.

Не зная, что ей ответить, Володя начал покрикивать:

— А ты чего тут расселась! Уходи домой, я уроки готовить буду.

Тая, вытянув шею и сделав глаза совсем такие же, как у собаки, зашептала:

— Говорят, целую автомашину можно набрать из наворованных частей. Вот ты кричишь, а ничего не знаешь.

— Кто ничего не знает? Я? — спросил Володя и вдруг подумал, что Тая знает все, чего ему не полагается говорить. — Кто тебе сказал?

Тая всхлипнула и вытерла нос желтой лентой. Собака удивленно смотрела на Володю своими человечьими глазами, будто спрашивала: «Как же это ты ничего не знаешь?»

Тая продолжала шептать:

— Ничего мне не сказали. Я сама все слыхала. Ты послушай. К нам сегодня приходили переодетые сыщики… Чесслово. Четыре сыщика.

— А ты почему знаешь, что они сыщики? — тоже шепотом спросил Володя.

— А кто же это? Все обыскали, в сундуках и везде. Маму спрашивали, где папка деньги прячет. А я говорю: «Деньги в этой собаке, но это мои деньги, а не папины, и я их никому не отдам». Тогда один поднял собаку и засмеялся: «Ого, какая тяжелая! Тут, наверное, миллион. Возьми свою собаку, девочка, и беги к соседям. Посиди пока там».

Тая вздохнула:

— Ну вот я и сижу.

— А они ушли?

— Не знаю. Они мне не велели приходить, пока не позовут.

Пока не позовут. Ну и просидела бы всю ночь. Разве они позовут, когда надо. Нет, Володя бы ни за что не ушел.

— Сиди тут, — сказал он, — я сейчас. Все узнаю.

В большой дядиной комнате, всегда жарко натопленной и чистой, сейчас было прохладно и не убрано. Все вещи были сдвинуты со своих мест, как во время предпраздничной уборки. Тетка Александра Яновна поливала фикус и каким-то липким голосом лениво говорила Музе: