Счастье само не приходит
Счастье само не приходит читать книгу онлайн
Первую свою книгу на родном языке кременчугский инженер Григорий Терещенко опубликовал в 1968 году. Молодой автор писал о людях, работающих на новостройках, на монтаже высоковольтных линий, о бурильщиках, о тех, кто добывает гранит, о каменотесах.
В дилогию «Гранит» входят романы «За любовь не судят» и «Счастье само не приходит». В ней писатель остается верен теме рабочего класса. Он показывает жизнь большого предприятия, его людей, полностью отдающих себя любимому делу.
За дилогию “Гранит”, как за лучшее произведение о рабочем классе, в 1978 году получил республиканскую премию.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— Бери бумага. Пиши заявление. С прорабом мы мало-мало договоримся.
Ростислав нехотя оторвал кусок ватмана, долго разрезал его, потом разыскал авторучку.
— Ну, чего писать?
— Он еще спрашивай! Проси два дня за свой счет. А там — суббота, воскресенье...
— Зачем столько? Я и за день управлюсь...
Ростислав и сам уже решил съездить к родителям Светланы. Она, по-видимому, туда уехала. На Черкасщину. Найти бы только такой. До Черкасс не так и далеко. До Золотоноши сто тридцать километров да до Черкасс тридцать. Дорога хорошая — асфальт. А от Черкасс проселком километров двадцать. Так, кажется, говорила Светлана. За сегодня можно успеть.
— У тебя, Македон, деньги есть? — обратился Ростислав к Тришкину.
— С полсотни наскребу.
— Одолжи до зарплаты!
— У тебя что, денег совсем нет?
— Есть, да мало. Послушай, Македон! — воскликнул вдруг Лисяк. — А может, вместе подадимся? Веселей будет.
— Куда?
— Известно, на Черкасщину, больше некуда. На такси. Сегодня же и вернемся.
— Так тебе и поедет такси до Черкасс.
— Ну, попросим, десятку переплатим. Поедет...
Когда подъехали к Загруновке, села не было видно. Сумерки и мрачные, низко бегущие тучи укутали все темнотой.
— Звонари? — переспросил прохожий. — В центре их хата. Три тополя возле нее.
В домике Звонарей горел свет.
— Филипп! — послышался женский голос, как только Ростислав хлопнул дверцей. — Не к нам ли машина?
— Еще чего-нибудь придумай, — ответил мужчина из сеней.
— Да к нам подъехала, тебе говорят.
Лисяк подошел к женщине. В руках у нее было сито. Она стояла в квадрате света, падающего из окна.
«Конечно, это мать Светланы, очень похожа на нее. А какая еще стройная и красивая», — отметил про себя Ростислав.
— Напиться можно?
— Заходите, люди добрые, в хату, — пригласила женщина.
Ростислав и Македон вошли в светлицу. Их сразу обдало неповторимым хлебным духом. Комната большая, а за нею поменьше — спальня. Чисто вокруг, нарядно.
На одном из простенков общая рамка с фотографиями. Рушники с цветастыми петухами. Двери в меньшую комнату полуоткрыты. Но, кроме железной кровати с горою подушек, там ничего не видно. В первой комнате большой стол, накрытый новой — вся в ярких цветах — клеенкой.
Ростислав осушил полную кружку воды. Раз попросил, хочешь не хочешь — пей! Мужчина, по-видимому отец Светланы, развязал кисет.
— Угощайтесь, пожалуйста, самосадом!
Человек, видать, крепкий. Лет за сорок. Прямой и широкий подбородок с глубокой, словно выжженной на нем ямкой, чуть приплюснутый кончик носа, нешироко посаженные глаза, густые русые брови.
«От кого больше унаследовала Светлана, — подумал Ростислав, — от матери или отца? Пожалуй, от матери». Скручивая цигарку, он подошел к фотографиям. Стал их рассматривать. Вот Светлана совсем маленькая, а здесь — уже школьница.
— Издалека вы? — спросила женщина.
— Из Днепровска.
— Из самого Днепровска? — всплеснула она руками.— Слышишь, Филипп, из Днепровска!
— Дочка у нас там, — пояснил отец, завязывая кисет. — Недели две, как писем нет. Вот мать и волнуется. А я так думаю: если что случилось, сообщили бы.
— Да, да, конечно, — поспешил согласиться Ростислав.
— Она крановщицей на комбинате работает.
— Да ну, — подал голос Македон, который до этого молчал, — ведь мы тоже с комбината. Не Светланой ли зовут ее? Она недавно на кран перешла.
— Светланой! — встревожилась мать.
— Вы, хлопцы, вот что: тень на плетень не наводите,— насторожился и отец. — Может, случилось с ней что?
— Да ничего не случилось, — улыбнулся Македон.— Вчера видел ее.
— А зачем, если не секрет, вас в наши края занесло?
Мать сидела у стола, сложив руки, и молчала. «Нет, все хорошо, — сделала она для себя вывод. — Иначе бы не улыбался так этот рыжий...»
— Мы разведку ведем, как тут с картошкой, — нашелся Македон.
— Уродило в этом году, — ответила хозяйка. — Скоро копать начнем. Может, колхоз и вам продаст.
— Мы сегодня уже несколько колхозов объехали, — продолжал Македон. — Обещали выделить.
— Ну, мать, накрывай на стол, — встал хозяин. — А я в ларек сбегаю, может, не закрылся еще.
— Нет! Нет! Ничего не нужно! — в один голос запротестовали Ростислав и Македон. — Торопимся мы. Сегодня в Днепровске должны быть.
— На ночь-то глядя! — ужаснулась хозяйка. — Оставайтесь у нас, а раненько утром и поедете.
Она вышла и принесла миску с яблоками, поставила на стол.
— Откушайте хоть яблочек... Не откажете если — дочке гостинца пошлю. Не затрудню вас? Яблочек и медку. Антоновка в этом году хорошо уродила.
— С удовольствием передадим, — обрадовался Лисяк.
— Ты, мать, две баночки медку приготовь, — посоветовал хозяин. — Одну для Лизы.
— А Лиза кем ей доводится? — спросил непринужденно Тришкин. — Не сестра ли?
— Двоюродные сестры они, — ответила мать. — Под Днепровском она живет, в селе Песчаном.
— Хорошо, передадим, — заторопился Ростислав.— Спасибо за все!
Родители Светланы проводили гостей до машины. И, пожалуй, немало удивились, увидев не просто легковую машину, а такси. Хотя в темноте могли и не заметить квадратики на дверцах.
— И охота вам на ночь глядя ехать, — снова сказала женщина. — Заночевали б!
— Спасибо, — ответил Македон. — Рады бы, да нельзя. Дела ждут!
Ростислав тронул водителя за плечо:
— Жми, браток!
Однако долго «нажимать» не пришлось. За селом въехали в густой, как вата, туман. Водитель крепче сжал руль, снизил скорость. Ехали на ощупь, как в молоке плыли. Лучи света от фар никак не могли пробить эту белесую зыбкую стену. Только возле Черкасс туман кончился, будто его отрезали.
— Наконец-то! — вырвалось у Ростислава.
— Скажешь гоп, когда перескочишь, — откликнулся молчавший все время водитель.
Он оказался прав. За Черкассами снова попали в туман. Но был он редким и стелился по асфальту, словно поземка. Машина плыла в нем, почти не сбавляя скорости.
Перед поворотом на Днепровск шофер притормозил.
— Вон, посмотрите, — сказал он, указывая в сторону.— Это памятник любителям быстрой ночной езды.
На десятиметровой металлической трубе был подвешен искореженный автомобиль. Будто какое-то чудовище сжало машину в кулаке и бросило сверху.
— Типичный абстракционизм! — изрек Лисяк. — Когда сюда ехали, я и не догадался, что это такое. Ты, друг, вот что — нас слушай, а сам с умом веди.
Автострада почти пустая, машины встречались редко. Так обычно бывает в эту пору на границе двух областей.
Ростислав взглянул на спидометр. Скорость — 110.
Когда остановились в Песчаном, Македон сказал:
— Теперь я тебе не помощник, действуй сам!
До часа ночи оставалось пять минут. Тихо. Теплые сосны пахнут смолою.
Лисяк подошел к дому, постучал в окно. Никто не ответил. Постучал еще.
— Кого там среди ночи носит? — послышался заспанный женский голос.
— Здесь Елизавета живет?
— Я — Елизавета! Ну!..
— Позовите, пожалуйста, Светлану.
Молчание. Потом донеслось:
— Нет ее! Нет!..
— Мне нужно с нею поговорить.
— Молодой человек, уже час ночи!
— Позовите Светлану, мне нужно сказать ей очень важное.
— Она не хочет с вами говорить.
— У меня посылка от ее родных.
Распахнулось окно. Светлана порывисто откинула светлые, длинные, как у русалки, волосы.
— Ну, чего ломишься за полночь?! — спросила она суровым, злым голосом. — Носило, носило его где-то, а теперь сюда приплелся. Уходи, слышать тебя не хочу!..
— Светлана, выйди хоть на минутку.
— Чего еще?!
— Сказать тебе хочу...
— Мне и так все ясно.
— Да пойми ты...
— Я давно поняла! Ты — такой же, как и другие... Уходи! Видеть тебя не могу!..