Курортное приключение

– Я чертовски веселый парень. И заводной. Со мной интересно! Я такие смешные истории знаю. Со мной не соскучишься! Хотите, расскажу, как я выбил три тысячи штук кирпича сверх лимита? Это страшно смешная история… – Строитель подхватил Мальвину под руку и потащил в сторону.

Николай Егорович собрал коньяк, дыню в сумку, поднял плащ и куртку, перебросил все это через руку и поплелся вслед за ними.

Жора что-то возбужденно бубнил. Мальвина звонко смеялась.

«Я проиграл», – подумал Холин.

На маяке было холодно и ветрено. Узкая, приподнятая над водой, бетонная дорожка убегала в море почта на километр, упиралась в высокую башню. Башня была пуста. Казалось, она гудела от ветра и ударов волн.

Здесь, на маяке, море было совсем другим, нежели в санатории. Более диким, более чистым, более холодным. Даже цвет был иной. В санатории море светилось домашним нежно-голубым светом, словно понимало, что оно в гостях у людей, и старалось подстроиться под их вкусы. Здесь же оно мерцало темно-зеленой, почти черной глубиной.

Откуда-то взялись две чайки. Наверно, увидели их и прилетели, думали, что люди станут ловить рыбу. Что же еще делать днем на маяке?

– Мне холодно, – поежилась Мальвина. – И страшно. Как на тонущем корабле…

– Вы были на тонущем корабле? – спросил Холин, но главреж не ответила.

«Совсем плохи мои дела», – подумал Николай Егорович.

– Давайте я вас укрою своим плащом, – предложил Жора. – Он снял плащ и быстро накинул его на плечи женщины.

Мария Викторовна даже не успела ничего сказать.

Они пошли назад.

– Дайте мне глоток, – попросила Мальвина.

Жора с готовностью протянул ей бутылку.

– И дынькой, дынькой закусывайте, – сказал строитель противным, подхалимским голосом.

– Смотрите не спейтесь, – пошутил Холин.

Шутка не получилась. Главреж никак не среагировала. Она жадно приникла губами к запрокинутой бутылке и пила маленькими глотками, пока у нее не порозовели щеки.

– Пошел? – спросил Жора – По крыше воробей?

– Пошел… вся горю, – засмеялась Мальвина. Засмеялась счастливо, зазывно.

«Моей шутке не засмеялась, – тоскливо подумал Холин. – А этой глупости…»

В одном месте на бетонной дорожке была выщербина, и мужчины, шедшие по бокам Мальвины, пропустили даму вперед.

Холин очутился рядом с Жорой.

– Твоя карта бита, брат Николай, – прошептал строитель. – Не надо никакой дуэли.

– Нет, я настаиваю на дуэли, – оказал Николай Егорович.

– Но это глупо, старик…

– Пусть глупо, но я настаиваю.

– Ты же видишь, как сияют ее глаза, когда она смотрит на меня? А когда она смотрит на тебя, у нее глаза как у свежемороженого хека.

– Пусть. Я все равно требую. Был уговор? Был.

Жора пожал плечами.

– Как хочешь, старик.

– При входе на бетонку есть две дорожки вверх на гору Мы молча повернем на них. Выбирай любую.

– Правая.

– Хорошо. Только смотри – ни слова.

– Зря ты это все, старик…

Жора догнал Мальвину, взял ее под руку. Бетонная дорожка кончилась.

– Одну минуточку, – строитель оставил свою спутницу и быстро зашагал вверх по правой дорожке.

– Что случилось? – спросила испуганная женщина.

Жора ничего не ответил, продолжал карабкаться вверх.

– Что с ним? Живот? – спросил главреж Холина.

«У нее и правда глаза замороженной рыбы, – подумал Николай Егорович, – а ведь всего несколько часов назад она смотрела на меня с интересом.»

Холин тоже молча зашагал по своей дорожке.

– Эй, чудики! Да что произошло? Вы чокнулись от холода? – в голосе женщины были испуг и растерянность.

За поворотом Холин остановился и стал ждать. Он ждал минут двадцать, потом еще десять, но Мальвина не появилась. Тогда Холин повернулся и пошел домой.

Солнце уже село, и на дорожке больше не шевелилась солнечная трясина. Тропинка тускло поблескивала в сумерках, как мокрый асфальт. Ветер стих. Из настороженного перед ночью леса тянуло холодом, как из погреба. Пахло болотом и тленом.

3

Холин поужинал и пошел погулять по парку Было уже темно, зажглись огни Везде было пустынно Только возле фонтана, под фонарем сидела девушка и читала книгу через очки. Девушка была страшненькая.

– Вы испортите зрение, – сказал Холин.

Девушка глянула на него и ничего не ответила.

– Кроме того, вы наживете себе гипертонию. А она вам ни к чему в вашем возрасте Вы знаете, что гипертония зависит от зрения?

Холин постарался придать своему голосу ироничность, веселую шутливость, но получились обычные плоские шуточки выпившего приставалы.

– Кроме того, чтение в темноте способствует комплексу собственной неполноценности, – сказал Николай Егорович даже с каким-то отчаянием.

Последняя фраза получилась вроде бы ничего.

Девушка оторвалась от книги и глянула на него. Очки были как две толстые лупы. За ними настороженно бились огромные, словно у совы, зрачки.

– Шли бы вы спать, дядечка, – сказала девушка.

Николай Егорович молча повернулся и пошел к своему корпусу. Он прошел всего несколько шагов, как вдруг на него навалилась обида, какую Николай Егорович давно не испытывал. Холин оглянулся и крикнул:

– Очкарица!

– Пьяница! Старый пьяница! – не осталась в долгу девушка.

«Глупо, – думал Холин, бредя к себе в палату. – Пошло и глупо… Как мальчишка…»

Николай Егорович пришел в палату, лег в кровать и стал читать книгу о состоянии британского военного флота в период второй мировой войны. Потом он выключил свет.

…Холин проснулся оттого, что в комнате было что-то не так. Он не знал, что, но что-то изменилось после того, как он выключил свет. Николай Егорович приподнялся и в слабом мерцании, которое испускало море, оглядел палату. Все было как обычно, за исключением двух вещей. На тумбочке Жоры стучал будильник, которого не было с вечера, а на кровати лежал сам Жора. Теперь Холин смутно вспомнил, что слышал стук и шаги во сне. Эти стук и шаги и разбудили его спустя какое-то время, дошли сквозь сон с опозданием.

Холин прислушался. Жора спал тихо, почти не дыша. Совсем не дыша… Николай Егорович приподнялся, вглядываясь в кровать соседа. Строитель лежал к нему спиной, скорчившись под одеялом. От кровати веяло тишиной: ни шороха, ни дыхания… Только стучал будильник.

– Жора! – тихо позвал Холин.

Строитель не пошевелился.

– Жора! Ты спишь?

Ни звука.

– Жора!!!

Невнятное бормотание или это что-то сработало в будильнике?

Холин кинулся к выключателю, нащупал рычажок, рванул вниз. Комнату залил резкий свет. Боясь сразу перевести взгляд на кровать строителя, Николай Егорович сначала посмотрел на будильник, словно ища поддержки у живого, разумного существа. Будильник деловито стучал и показывал два часа ночи.

Потом Холин осторожно подкрался взглядом к кровати Жоры. Ноги… Ноги подтянуты к животу. На том месте, где должны лежать ноги, ничего не было. Строитель подтянул их к животу, скорчился. Спина… Спина выгнута, как у кота, когда он замерз… Лицо… Пока не надо смотреть на лицо… Руки… Руки под одеялом, рук не видно… Лицо… Еще рано смотреть на лицо… Одеяло сползло и одним краем касается пола, словно прикрывает кого-то под кроватью… Красивое одеяло… В черно-красную клетку… Не одеяло, а плед… Лицо… Нет, сначала волосы… Черные, уже поредевшие кудри с проседью слиплись от пота… Почему они слиплись от пота, ведь в комнате не жарко? Лицо… Вот оно, лицо. Синее, безучастное лицо мертвеца. Из уголка рта тянется тоненькая струйка крови. Черная кровь уже запеклась. Он так и знал, что увидит синее, безучастное лицо мертвеца. Не ожидал только крови… Откуда взялась кровь? Разве у тех, у кого останавливается сердце, бежит изо рта кровь?

Холин на цыпочках подошел к кровати строителя, тронул за плечо Жору. Плечо не шевельнулось. Качнулось все тело; если бы он нажал чуть сильнее, тело наверняка перевернулось на бок…