Белые паруса. По путям кораблей

— Паразит! — громко заявил Костя. — Я тебе морду набью.

— Слушай, — Михаил не понимал его злости. — Чего ты вызверился? Дай объяснить.

— Объяснить! — Костю это предложение обозлило еще больше. — Много ты объяснишь. Я сам видел.

— Ничего ты не видел.

— Заткнись! Пошли вон туда, подальше, а то здесь народ сбежится. Пошли, я тебе морду побью.

— С ума сошел! Что ты — пацан пятнадцатилетний?

Костя подскочил к Михаилу. Тот был настороже, схватил Костю за руки, не давал развернуться, ударить. Несколько минут топтались на траве, не в силах — один вырваться, другой успокоить противника.

— Пусти! — наконец прохрипел Костя, видя, что из попытки подраться ничего не получается.

— А не будешь снова лезть?

— Пусти, тебе говорю.

— Дай слово, что не полезешь!

Не отвечая, Костя рванулся, освободил руки. Однако вместо того, чтобы снова кинуться на Михаила, потребовал:

— Ладно! Если ты сознательный такой, идем боксировать.

— Вот привязался! Да не хочу я боксировать! Давай поговорим по-человечески. Она…

— Струсил, гнусный! За чужими девчатами бегать можешь, а теперь струсил!

— Ну, раз так, идем!

«Подумать только! — мысленно говорил себе Михаил. — Защищал его интересы, а этот идиот накидывается на своего защитника с кулаками, лается на чем свет стоит… И пусть! Сам захотел и свое получит. Никто его не боится и бояться не собирается. Боксировать, так боксировать!»

Свои недавние рассуждения о том, что Косте и Нине ничего не стоит по-хорошему объясниться, забыл.

Молча, не глядя друг на друга, пришли в яхт-клуб. Среди прочих спортивных сооружений его, был ринг — площадка для бокса, летом здесь часто устраивались соревнования. Михаил остался, Костя зашел к дяде Паве:

— Дай боксерские перчатки.

— Зачем?

— С Семихаткой потренироваться хотим.

Голос его, нехорошо блестящие глаза не понравились дяде Паве. Секунду поколебался, все же вынул из шкафа две пары перчаток:

— На… А я погляжу, как вы… тренируетесь.

— Твое дело! — сердито пожал плечами Костя.

Когда они вышли к рингу, Михаил уже был раздет.

Костя тоже скинул рубаху и брюки, остался в трусиках.

Надели перчатки, сошлись на середине ринга.

Глянув на приближающегося Костю, Михаил понял, какую совершил ошибку, согласившись на бокс. По силе противники были равны, может, даже Михаил немного сильнее и килограммов на пяток тяжелее. Преимущество свое мог он использовать в борьбе и использовал, не дав Косте начать драку. А на ринге, в боксерских перчатках, более тренированный, более ловкий, лучше владеющий своим телом, в выигрышном положении находился Костя.

Легкое движение правой руки. Михаил отклонился, ожидая ее удара. А ударил Костя с левой — голова Михаила мотнулась, в глазах на мгновение потемнело. Костя уже бил в живот. Снова по челюсти!.. Михаил изловчился, стукнул прямым левой. Попал метко — противник отлетел. Хотелось воспользоваться успехом, перейти в наступление, но Костя заскользил по рингу — быстрый, недоступный.

Минуты через две на лицах обоих появились внушительные синяки, Костя, кроме того, сумел расквасить врагу нос.

— Ладно! — крикнул дядя Пава до той поры только наблюдавший события. — Все! Свели счеты и довольно.

Давно понял, что «тренировка» затеяна не зря. Конечно, можно вмешаться с самого начала, прекратить схватку. На его месте иной блюститель нравственности так бы и поступил, прогнал парней с глаз прочь, пусть, мол, где хотят дерутся, только не здесь, чтобы мне за них отвечать не пришлось. По-иному рассудил дядя Пава: не беда, если посчитаются в честном поединке, на глазах у старшего. Хуже, когда в темном переулке, где нападают двое, трое на одного.

Балованный и вспыльчивый, Костя по натуре зол не был. Сорвал гнев на физиономии Михаила и начал остывать, понял, что сглупил, приревновав Семихатку к Нине. Требование дяди Павы прекратить бой исполнил сразу.

Заартачился Михаил. Как все немного флегматичные люди, он закипал долго, а разозлившись, не знал удержу. Пострадал в бою больше Кости, пострадал зря, и это тоже подливало масло в огонь.

— Отстань! — крикнул дяде Паве. — Ничего не довольно, я ему сейчас покажу, как меня трогать, — продолжал лезть на врага, забыв об обороне, о правилах бокса — открыто, как медведь.

Совсем успокоившийся, Костя хладнокровно отходил, не принимая боя.

Дядя Пава понял, что уговорами ничего не сделаешь. Легко перепрыгнул через канат ринга, встал перед Михаилом:

— Сказано — прекрати!

— Пусти! Первый он полез! Пусти, говорю!

— Ну, хватит авралить! Кому сказано!

Михаил еще раз попробовал достать кулаком Костю, стоявшего в нескольких шагах, не достал.

— Слава богу, в разум вошел, — насмешливо сказал дядя Пава. — А теперь, — строго глянул на обоих, — пожмите друг другу руки. И чтобы сердца один на другого — ни-ни. Посчитались и шабаш.

Костя и Михаил смотрели в разные стороны. Ни один не хотел первым протянуть руку. А дядя Пава не успокаивался:

— Иначе на порог яхт-клуба не пущу, здесь задирам не место.

— Свинья ты, — сказал Михаил. — Она тебя любит, а ты… драться… Жлоб пересыпский. Она мириться хочет, о том только и думает, сама сказала.

Обидная кличка не произвела на Костю впечатления, хотя он действительно родился и вырос на Пересыпи — в рабочем районе Одессы.

— Сама сказала?! Семихатка… А ты… не врешь?

— Чего врать? О тебе речь шла, я тебя выгораживал!

— Ой, Семихатка! Да ведь я! Да ведь она! — смотрел счастливыми глупыми глазами, был так искренен в радости, что гнев Михаила смягчился.

— Дурак, — почти добродушно сказал Михаил. — Я тебе по-хорошему, хочу объяснить все, а ты — в морду.

— Дурак и есть, — кротко согласился Костя. — Ты уж прости, Семихатка, а?

Шагнул вперед, протянул Михаилу руку. Тот пожал — в первую секунду вяло, нехотя, а затем искренне.

— Так лучше, — подвел итог дядя Пава. — Идите физиономии в море ополосните, а то смотреть противно… Тренировщики…

Они последовали совету и полчаса спустя сидели рядышком на причале. О недавней стычке напоминали лишь багровые синяки и пятна зеленки на лицах.

Плывущие сквозь радугу

Старт стомильной гонке дали под вечер. С полудня в яхт-клубе шел спортивный праздник.

Открыли его юноша и девушка со знаменами на аквапланах. Мгновениями аквапланы исчезали в воде, и тогда казалось, что бронзовотелые знаменосцы скользят прямо по морю. Алый шелк над их головами колыхался медленно и торжественно. Девушка откинула голову, гибкая фигура ее выгнулась, будто собираясь взлететь над волнами. Вслед за знаменосной парой промчались морские лыжники, выделывая лихие пируэты; вспенили воду скутера; по-трое в ряд проплыли рыбацкие шаланды, чуть комичные рядом со спортивными судами. Были фигурные прыжки в воду, скоростные заплывы, соревнования байдарок и каноэ. Зазвенели прочитанные по радио знакомые с детства строки:

А из воды вышли парни в аквалангах, во главе с юной девушкой, почти девчонкой. Девчонке очень нравилась ее роль, она победоносно поглядывала вокруг и покрикивала: «Ась! Два!», «Ась! Два!», уводя своих «витязей». С трибун сыпались замечания на ее счет — одобрительные и насмешливые, а она шла во главе рослых подводных пловцов, маленькая и важная.

Под солнцем звучала многоголосая симфония веселья, здоровья, красоты. Изящество и сила, ловкость и храбрость сплетались в гармоничный венок.

Полюбоваться как следует праздником яхтсмены не смогли. Стомильная гонка, которая начиналась сегодня и была крупнейшим событием черноморского парусного сезона, требует от судов и экипажей большого напряжения. Продолжается она несколько суток, успех ее решает, вместе с искусством рулевых, умелая организация, тщательная подготовка — спохватившись в открытом море, не достанешь забытого на берегу. Задолго до праздника Костя и его матросы подняли «Тайфун» на берег, мыли, скребли, красили, убрали все лишнее с яхты и вернули ее в родную стихию только накануне гонок. Стоя у пирса, нарядный и сияющий, «Тайфун» походил на жениха в день свадьбы. Впрочем, такими же нарядными выглядели и остальные яхты.