Сломанная подкова

Грохочущий мимо эшелон обдал Анчару ветром, смешанным с пылью и гарью. Апчара подняла голову. Услышала отчаянный голос Хатали:

— Апчара?! Где ты? Сейчас же вернись! Где ты?

Поодаль бойцы сбрасывали с рельсов горящую платформу, заливали огонь водой из шлангов, забрасывали песком.

Апчара бегом вернулась в вагон. Хатали набросился на нее и, наверно, долго читал бы ей мораль, если бы на узелках и ящиках не застонала Узиза. Хатали испугался еще больше. Он подумал, что Узиза собралась рожать.

— Апчара, спроси у нее, что с ней, мне неудобно. И вообще не отходи. Я ведь ничего в этом не смыслю.

Но Узиза сама же и успокоила руководителя делегации:

— Ничего, Хатали. Все прошло. Это я от страха. Теперь самолет не гудит?

Поезд тронулся, и на душе полегчало. По гудку Апчара поняла, что «доходной» паровоз заменили. Действительно, поезд сразу набрал скорость и мчался, все убыстряя и убыстряя свой бег.

В просвете приотворенной двери постепенно менялся небосклон. Ночная мгла размывалась и редела, становилась прозрачной. Теряли яркость звезды, воздух свежел, только деревья продолжали дремать, словно лошади в стойле. Апчара, почувствовав свежесть предрассветного воздуха, стала кутаться и укрываться одеялами. Угрелась и под бесконечный перестук колес уснула.

Разбудило ее знакомое слово, к которому она так привыкла в женском общежитии на строительстве оборонительных сооружений.

— Подъем! — Хатали стоял уже в дверях, спиной к вагону, чтобы не мешать женщинам одеться.

По неизменному своему правилу он уже что-то жевал. «Идя в гости, не забудь и поесть,— говорил он сам себе,— потому что неизвестно, покормят ли в гостях. А если покормят, то лучше поесть два раза, чем ни одного».

— Уже? Приехали?— Апчара поежилась от холода.— Почему стоим?

— Да. Прибыли к месту назначения. Но почему-то никого не видно. Должна быть торжественная встреча делегации с подарками.

Апчара выглянула из вагона и не увидела ни станции, ни поселка — ничего вообще. Кругом лежала пустая степь. Только штабеля ящиков, прикрытые ветками, лежали поодаль от рельсов. Между ящиками показались бойцы — охрана складов. Но где же сама дивизия? Может, она уже воюет? Больше всех взволновалась Узиза, которая ждала, что сразу увидит своего мужа — комиссара полка.

— Вот мы и в действующей армии,— торжественно объявил Хатали.

Апчаре не поверилось. Такая тишина, и вдруг — «действующая армия». В пути было куда тревожнее. Ей казалось, что фронт встретит ее артиллерийскими залпами, скрежетом гусениц, воем «катюш», как это показывают в кинофильмах. А здесь — ласковое летнее утро, чистое небо. Вдали приземистые глинобитные домики — словно куры присели в пыли. Редкие деревья как бы охраняют тишину и покой хуторов. Ветерок нанес запах полыни и пение жаворонка. Трудно было поверить, - что совсем близко, за широким и многоводным Доном, земля вздыблена огнем и железом, идет невиданная битва, поставлены на карту судьбы народов.

Чоров прохаживался у вагонов, отцепленных от поезда, не решаясь отойти далеко.

Из-за штабелей показались военные. Они шли торопливо. Это, видно, и были те, кто должен встречать делегацию. Впереди всех — одетый в новенькое обмундирование комиссар с красными звездочками на рукавах. Апчара уже научилась отличать, как она говорила, «настоящих военных» от политработников.

— Добро пожаловать на войну,— сказал комиссар всей делегации издали, потом, подойдя к Хатали, поздоровался с ним за руку, оба обнялись и снова пожали друг другу руки.

— Как доехали? Фриц не посылал ночного салама?

— Посылал. От его приветствия Узиза едва...— Хатали вовремя спохватился и прикусил язык,— едва, говорю, не выскочила из вагона вслед за Апчарой. А как у вас тут, Солтан?

— Здравствуйте. Здравствуйте.— Солтан Хуламба-ев пошел к женщинам. Вопроса Хатали он будто не слышал.— Рад вас видеть живыми и здоровыми. Правда, я не могу обещать вам полную безопасность, но главная опасность позади. Если мы будем не очень гостеприимны, простите великодушно...

— Спишем за счет войны,— бойко отрезала Апчара. Эту фразу часто повторял ее брат.

— Вот именно. Сразу начинайте списывать. Сегодня уже получилась накладка. Не встретили вас.

Апчара сразу узнала Солтаиа Хуламбаева. Это по его милости на проводах дивизии она выступала с трибуны. Может быть, и Солтан помнит ее, иначе не улыбался бы ей еще издали. За Хуламбаевым шел — не поймешь — военный или гражданский. Без знаков отличия, китель особого покроя. Представился:

— Якуб Бештоев. Юрист.

Хуламбаев шутливо уточнил:

— Военный юрист. В резерве главного командования. Ждет не дождется звания.

— Районным прокурором работали? Я вас помню, ходили в больших очках.

— Совершенно точно. Теперь, как видите, без...

— Очки запомнились, а сам — нет,— засмеялся Солтан.— Не везет ему. Послали документы на присвоение звания, а вместо звания на его место прислали человека.

— Ни места, ни звания и ни очков.

— Ничего, Якуб, была бы голова, а шапка будет,— утешал Солтан Бештоева.— Ну, а как вы?—обратился он к Хатали.

— Да вот... Приехали ни свет ни заря.— Хатали ежился от холода.— Никто нас не встретил...

Солнце еще не взошло, но вполнеба пылало яркое зарево, обещая знойный и душный день.

— Кому встречать? Дивизия третий день на марше. Передовые подразделения уже на месте. Мы не поехали, ждем вас. Разве вам не сказали об этом в штабе округа?

— Говорили, что должны скоро выступить, но точного дня не указали...

Узиза осела на землю — не выдержали, подкосились ноги. Чутье не обмануло ее. Недаром ночью приснился плохой сон. Будто Доти встречает ее, а в руках вместо букета цветов держит большую сырую баранью ляжку. «Знаю,— говорит,— проголодались в пути. Ешьте. Хватит вам на всю делегацию».

«Мясо не к добру»,— успела еще напророчить ей Ап-чара, подделываясь под Хабибу, толковательницу всех аульских снов.

Солтан отозвал Чорова, а Якуб Бештоев остался с женщинами.

— Знает ли муж, что вы приедете?— спросил он у Узизы.

— Знает. Должен бы знать...

— Ничего. Главное, не отчаиваться. Будем надеяться на лучшее. Днем, вероятно, обстановка прояснится.

«Вот так раз!» — вознегодовала про себя Апчара. Она тоже ведь мечтала встретиться с братом, передать ему все слова матери, письма от Ирины и Даночки. И вдруг: «обстановка прояснится». Они же знали, что едет делегация с подарками для бойцов. Знали, кто едет. Кулов специально звонил. Как это так: «обстановка прояснится»?

Хатали, батальонный комиссар и Якуб совещались недолго. Ничто не ускользнуло от острого взгляда Апча~ ры. Озабоченность и тревога, скрываемые под нарочитым благодушием, тотчас перешли от батальонного комиссара на продолговатое и смуглое лицо Хатали. Чо~ ров с грустью посмотрел на чемодан, на котором .уже разложены были для завтрака куски жареной курицы, яйца и аппетитные луковицы, испеченные умелыми руками Узизы. Оказалось, времени нет даже на завтрак; Чоров, правда, не удержался и взял куриную ножку. Он стал рассматривать ее со всех сторон, словно читая по ней, и говорил:

— Вот что, дорогие мои женщины, члены делегации... час назад Апчара удивлялась, почему так тихо. Это мнимая тишина. На самом же деле сейчас идут сильнейшие бои. Сильнейшие. Дивизия, в которую мы приехали, на марше. Не сегодня, так завтра вступает в бой. Теперь понятно, почему нас не встретили наши друзья? Я имею в виду комиссара полка Доти и Альбияна, моего друга, любимого брата Апчары. Что предлагает начальник политотдела? Мы с ним поедем в штаб дивизии. Там нас ждет комдив...

— И я поеду с вами,— перебила Чорова Анчара.

— А Узиза?

— Ничего. Я побуду здесь. Отдохну после дороги. Перестанет кружиться голова.— Узиза хотела доказать теперь, что ничем не связывает Апчару.

Комиссар поддержал Апчару.

— Мы ненадолго. Буквально на час-полтора. Якуб Бештоев останется здесь, организует людей для разгрузки вагонов. А мы быстренько доложим о вашем прибытии, получим указания и — назад Может быть, встретим и твоего благоверного. Тогда и он будет с нами...