Том 3. Рассказы, сценарии, публицистика

Лошадь вырвала копыто из рук кузнеца. Цыган вскочил на подкованную лошадь и помчался. Вокруг Живцова смыкается трясущийся веселый лес поднятых рук.

У комсомольцев такие лица, точно они дают клятву. А Живцов…

Живцов понял, что он совершил необыкновенный, совершенно неожиданный подвиг.

Он с каким-то недоумением, по пояс в соломе, отступает перед надвигающимися ликующими товарищами.

Ошалелый цыган скачет по деревенской улице. Ему навстречу две старухи с ведрами на коромысле. Одна старуха большая, другая маленькая.

Крикнул им цыган и помчался дальше.

Маленькая старуха, облитая с головы до пят водой из ведра своей спутницы — большой старухи.

Клубы пыли по дороге за скачущим цыганом.

Ночь в Повареншине. Странная, многозначительная ночь.

В окнах мечутся огоньки.

Дым валит изо всех труб, расстилается по звездному небу.

Луг. Цветы колышутся под луной. По цветам скачет цыган на лошади.

Цветы под лошадиными копытами.

Костер тянется к небу.

У костра на опушке леса — цыганский табор.

Старик, озаренный пламенем костра, рассказывает молодежи историю о великих конокрадах и великих певцах.

Деревенское кладбище. Кресты, облитые луной.

Ерема поспешно копает.

Морда коня в пене.

Цыган подскакал к костру.

Вертясь на вспененной лошади, он кричит:

Из-под кибитки, обращенной к огню, лицо старой цыганки.

У табора, в лесу, в луже дождевой воды дрожит отражение молодого месяца.

На полу горы убогих деревенских сапог, требующих починки.

Тусклый жировичок освещает хату сапожника.

Он и дочка его, девочка лет десяти, работают лихорадочно.

Старческая рука и детская ручонка вперемежку, изо всех сил, стучат молотками по подметкам.

В окно просовывается чья-то рука, бросает на кучу сапог еще три пары громадных, как дома.

Девочка, у нее полон рот дратвы, поворачивает важное рабочее лицо.

В домах мечутся огоньки.

Карта Китая, освещенная колеблющимся светом свечи.

По карте ползает громадный палец.

Черевков, Тереша и еще один «доброволец» склонились над картой.

Черевков водит пальцем по карте. Он высказывает следующий стратегический план:

Тереша склоняется к тому, чтобы действовать осторожней:

Плачущая старуха Черевкова складывает пироги в сумку. Сын, желая утешить старуху, берет ее в охапку, вертит во все стороны, пляшет с ней:

Старуха пляшет, плачет и смеется. Лицо деревенской знахарки. В избе богатея.

Знахарка разлила по стаканам наговоренную настойку из мух, подает ее ужасающимся парням.

Знахарка с полным знанием дела плюет на все четыре стороны и шепчет заклинания.

Обезумевший от страха парень мечется, крестится и пьет. Черевков все пляшет со своей плачущей и смеющейся старухой:

Парень катается по полу… лицо его сведено судорогой, на губах пена. Белоснежная модель Волховстроя, вырезанная вдохновенным ножиком Саши Панютина. Сквозь слюдяное оконце игрушечной электростанции пламень копеечной свечи.

Головы Живцова и Панютина сквозь оконце электростанции.

В комнате Живцова. Ободранная койка, этажерка с книгами, портфель, засохшие колосья. Только и хорошего в комнате, что пышная модель Волховстроя да полка с книгами.

Полка заставлена собраниями сочинений Ленина.

Корешки многочисленных ленинских книг.

С Живцовым Саша Панютин, твердо сознающий, что совершилось великое, но двусмысленное событие.

Говорит Панютин, тоскливо озирается.

Взор его падает на стул о трех ножках.

Вздыхая, он берет стул, примеряется к нему, принимается за работу.

Живцов и сам знает, что навинтил. В глубокой задумчивости он расхаживает по комнате.

Панютин чинит стул, вздыхает.

На деревенской колокольне юродивый бьет набат.

Цыганский табор, играя огоньками кибиток, переходит реку.

Место, оставленное табором. Вбитые колышки, навоз, тлеющие остатки костра.

На кладбище Ерема роет изо всех сил.

Обильная неисчерпаемая шевелюра Живцова. В ней медленно шевелятся призадумавшиеся, нерешительные его пальцы.

Говорит Панютин, увлеченный починкой стула.

Корешки книг Ленина.

Живцов нерешительно подходит к этажерке, берет книгу, раскрывает.

Титульный лист. Портрет Ленина, прищурившегося, лукавого.

Склонившаяся над портретом голова Живцова, разметавшиеся обильные его волосы.

В сарае, изборожденном лунными полосами, махонький, пьяненький Герасим Черевков. Роется в сбруе, выискивает вожжу.

В избу Черевкова вламывается махонький, трепаный отец.

Наскакивает на большого сына, замахивается вожжой.

Верзила сын бережно усаживает пьянчужку на лавку, сует ему пирог.

Мужичонка, не выпуская вожжи, ест обиженно, с некоторым восторгом, проистекающим оттого, что очень уж необыкновенные события.

Медленно листается ленинская книга.

Свет падает на юмористическое лицо Панютина.

Говорит Панютин.

Сконфуженные пальцы Живцова в шевелюре.

Лукавое, прищуренное лицо Ленина.

Медленно листается книга.

Лицо Живцова над переворачивающимися страницами.

Панютин, мурлыча песенку, пристраивает к стулу четвертую ножку.

Страница перевернулась, легла. Здесь должна начаться выписка из Ленина, которую можно отнести к необычайному происшествию в Повареншино.

Выписка.

На полатях в избе Черевкова лежит в овчинах дряхлый дед.

Он тоже требует себе пирогов. Внук подает ему.

Выписка из Ленина.

Светлеющее лицо Живцова.

Дед на полатях жует пироги. Горох сыплется по овчине. Лошадь Еремы бродит по селу, стучится в окна, ищет хозяина.

Окошко приоткрывается, ей кричат:

И она идет дальше.

Ерема выкопал из могилы что-то длинное, завернутое в рогожу.

Он очень доволен, вытирает рукой пот.

К нему приближается костлявая подруга лошадь, волочащая оглоблю. Она наконец нашла его.

Лошадь устремляет на хозяина укоризненный взор — шальной ты, мол, Ерема, несерьезный человек.

Она берет его зубами за ворот, тащит.

Бормочет сконфуженный Ерема.

Живцов закрывает книгу и медленно приподнимает лицо, озаренное внезапно счастливой, все разрешающей мыслью.

Модель Волховстроя. Сквозь слюдяное оконце лицо Живцова.

Панютин ставит на пол стул, прочно стоящий на всех 4-х.

Четыре ножки стула.

Среди цветов, в луже дождевой воды дрожит молодой месяц.

На фоне побледневшего неба дымятся повареншинские трубы.

Небо. Рассвет.

Петух влетает на забор, закукарекал.

Петушиная нога со шпорой.

Лапоть со шпорой.

Тереша, обутый в лапоть со шпорой, идет по дороге.

Впереди Терешиного стада новый пастух — старый, прокуренный, грязный.

Вброд по реке переправляется необозримая цепь телег.

Река бурлит, сияет, льется между колесами.

На телеге, ушедшей в воду, девки и мужики. Девичьи ленты летят по ветру.