Горящие сердца

— Ты где, джигит? — слышит Назир наконец голос Потапова.

— На балконе. — Назир входит в комнату.

Борис Петрович один. Он принес с собой, видимо из буфета, бутерброды, минеральную воду, коньяк и расставляет все это на столе.

— Ресторан, брат, закрыт пока. Вот, давай перекусим, чем бог послал, потом позавтракаем еще раз. Садись!

От коньяка Назир отказался. Пьет минеральную воду, слушает в пол-уха добродушный говорок Потапова, а сам только и думает, удобно ли спросить о Вале. В конце концов, он не выдерживает.

— А Николай и Валя спят еще?

— Кто их знает! Николай получил номер в «России», а Валя живет у знакомых, они чуть ли не силой затащили ее к себе, она не хотела никого беспокоить.

Все рухнуло. Не может Назир спрашивать у Потапова, где Валя живет. Не может, язык не повернется. Он вытирает платком мгновенно вспотевший лоб и готов вскочить и бежать куда глаза глядят, но геолог неожиданно извлекает его из пропасти отчаяния:

— Они должны прийти к девяти часам. Подожди немного. Да ты ешь, не стесняйся...

Когда в дверь постучали, Назир побледнел. Но вошел Николай и, увидев Назира, на минуту застыл на пороге. Он даже забыл поздороваться и почти машинально пожал руку почтальону, когда тот подошел к нему.

— Да, да, с приездом, — опомнился он.

— Валю видел? — спросил его тут же Борис Петрович.

— Н-нет... Она записку передала, чтобы сегодня ее не ждали. — Николай протянул Потапову конверт.

Тот прочел.

— Что за чудеса, что за тайны? Куда-то едет, а куда — непонятно, зачем — тоже не пишет.

У Назира горели уши. До чего же ему не везет, черт побери! Для приличия он решил хоть что-то сказать.

— По делу, наверное...

— Коля, а ты с ее подругой говорил, у которой она живет? — перебил Назира Потапов.

Николай замялся. Не хотел при Назире объясняться.

— Я обещал утром встретить Валентину, а эта подруга вынесла и отдала мне конверт, когда я пришел.

— И ты ничего не спросил?

— Я думал, в записке все сказано. Прочитал только здесь, в гостинице.

— Удивительное дело! А вчера Валя ничего не говорила о какой-либо поездке?

— Нет.

Как всегда в затруднительных случаях, Борис Петрович начинает тщательно протирать очки.

Потом, видимо, решив что-то, надевает их.

— Сходите-ка к этой подружке да расспросите ее получше.

— Но я не знаю, где она живет, — быстро ответил Николай.

— Не знаешь? Как же ты шел встречать Валю, если не знаешь, где это?

— Я только улицу знаю.

— А из какого дома вышла с письмом девушка, ты заметил?

Николай покраснел.

— Я один схожу.

— Нет, идите с Назиром вдвоем! — твердо сказал Потапов, и Николай больше не спорил...

Молча дошли они до калитки маленького домика на улице Чернышевского. Николай остановился у калитки.

— По-моему, здесь.

Во дворе рвалась на цепи собака, заливаясь сердитым лаем.

— Ишь, как разрывается! — сказал Назир.

Николай промолчал и изо всех сил застучал по калитке. Собака залилась еще громче, но тут послышался женский голос, и пес замолк.

Пожилая женщина отворила калитку.

— Вам кого? — Поглядев внимательней на Николая, спросила: — Это ты, что ли, к нам вчера приходил?

Тот, изобличенный, смутился и промямлил:

— Да нет... в общем, да... Мы вот пришли узнать, где Валя.

— Валя ушла чуть свет. Обещала к вечеру вернуться.

— Она не сказала, куда собирается ехать? — вмешался Назир.'

— Нет. И насчет того, чтобы куда-то ехать, разговору не было.

— Спасибо! Вы извините нас. Что ж, Николай, идем погуляем, погода хорошая.

— С удовольствием, — согласился Николай, обрадованный тем, что Вали не оказалось дома.

— Давай только зайдем за Борисом Петровичем. Вместе и пообедаем.

На том и порешили. На автобусе доехали по улице Ногмова до Пушкина, а дальше двинулись в сторону парка пешком по Республиканской. Назир любовался каштанами. Николай глядел на горы.

Борис Петрович согласился пойти в парк, но не надолго: в двенадцать часов он должен уйти по делу.

В парке буйно цвели розы. Народу было много, все скамейки заняты. Шли медленно, любуясь цветами. Назир показал на одну из куртин.

— Вот эти розы ночью как будто засыпают. А утром расправляют лепестки навстречу солнцу, я сам видел, Они очень мне нравятся.

— Хороши! — согласился Борис Петрович. — В горах тоже много цветов, настоящий ковер.

— Как бы раздобыть букет из таких роз? — спросил Николай.

— Как это раздобыть? Нарвать, что ли? — Потапов поднял очки на лоб, сердито глянул на парня.

— Да нет, я совсем не собираюсь их трогать.

— Ну, не знаю, не знаю.

— Борис Петрович, вот моя любимая скамейка, — потянул Назир старого геолога за рукав.

— А что в ней особенного?

— Да вы посмотрите, под каким красивым деревом она стоит! А розы кругом какие! И фонтан совсем рядом.

— Что ж, пожалуй. Но ты лучше скажи мне другое. Живешь ты в горах, далеко отсюда. Почему так хорошо знаешь город и парк?

— А я долго жил в городе, у тети. И в школу здесь пошел. Когда учился в четвертом классе, тетя погибла, в аварию попала. Меня взяли домой, в аул. Но парк не забыл. И скамейку свою запомнил. Третья скамейка. Третья от фонтана.

Николай покачал головой.

— Скамейка стоит на красивом месте, верно. Только неясно, третья она или нет...

Назир не ответил. Он с горечью думал о том, что не удалось ему назначить Вале свидание у этой скамейки, как он хотел. И все же он надеется на встречу, ждет ее, как будто она обязательно должна состояться.

Пообедать зашли в «Эльбрус», на верхнюю террасу. Горы отсюда как на ладони. Леса за Хасаньей и Белой Речкой уже расцвечены красками осени. Ярко желтеют березы среди совсем еще зеленых дубов.

— Красота какая! — широко раскрыв глаза, говорит Николай. — Как же я раньше не замечал?

— Вопрос по существу, — смеется Назир.

Потапов любуется молча и, когда Назир протягивает ему меню, отодвигает карточку.

— Мне все равно, выбирайте сами... Эх, всегда я думал, что красивее всего в горах весна, оказывается, и осень не хуже. Век живи — век учись, а природой никогда не устанешь восхищаться.

Официантка принесла заказ: шашлыки, цыплята-табака, коньяк... Потапов было запротестовал против возлияния, но поглядел на огорченное лицо Назира и умолк. Не захотел обижать парня, у того, видно, настроение было подавленное.

Поднимали тосты, ели с аппетитом...

Поднялись. Несмотря на протесты Бориса Петровича, расплатился Назир.

Успели забежать в гостиницу. Потапов переоделся. Ребята проводили его до управления. Борис Петрович протянул Назиру руку.

— Когда сегодня увидимся?

Назир замялся.

— Видите ли, Борис Петрович, у меня тут тоже дела, а вечером хочу уехать.

Потапов потрепал его по плечу.

— Вот оно что! Ну ладно. Жаль, что уедешь скоро. Оставайся до завтра, а?

— Я подумаю, спасибо. То есть, я постараюсь. Ну, а если не увидимся, отец, счастливого вам пути!

— Да, тогда уж до будущей весны.

...Никаких дел у Назира, конечно, нет, но не мог же он сказать об этом геологам. До вечернего автобуса времени еще целый день, и Назир снова отправился в парк на свою скамейку.

«Валя, Валя, как же так получилось! Хотел показать тебе мою скамейку, хотел... Эх, дурацкая голова твоя, Назир, даже адреса московского не узнал. Мальчишка! Из аула сорвался, как ненормальный... Что там теперь? Выполнила Ариубат мою просьбу? Выполнила, она человек слова».

На ветку ближней ели села какая-то птаха. Назир загадал: «Если полетит к выходу из парка — увижу сегодня Валю. А полетит к горам — тогда ничего не выйдет, и надо уезжать, не дожидаясь вечера». Птичка поглядела на него одним глазом, наклонив набок серенькую головку. Клювиком почистила перышки... Послышались голоса — вверх по аллее шли люди. Птичка вспорхнула и полетела вверх, к горам.

Рассерженный Назир пошел, на автостанцию. Не зайти ли к Борису Петровичу хотя бы за Валиным московским адресом? Утром не спросил, а теперь заявиться? Нет уж, пеняй на себя, дуралей, и езжай домой. Там дела ждут, а здесь ничего не клеится...