Директор

— Товарищи рабочие, мировой капитализм перешел в наступление… В Нефанленде разогнали демонстрацию!..

Потрясенное этим сообщением собрание разразилось гулким ревом.

Голос из толпы. Даешь резолюцию!

Второй голос. Пошлем протест. И объявим неделю дружбы!

Первый голос. С кем?

Второй голос. С этим, как его… Ну, где разогнали…

Первый голос. С Нефанлендом? А как мы с ним будем дружить? Он небось в Африке.

Третий голос. По переписке придется!

Председательствующий. Товарищи рабочие, включим неделю дружбы с Нефанлендом в месячник солидарности со всеми чернокожими народами!

— Кто этот горлопан? — спросил Зворыкин своих друзей.

— А бес его знает! Объявился вдруг… Говорит красный директор, — отозвался Василий Егорыч.

— Прошу слова! — зычно крикнул Зворыкин.

«Красный директор» поглядел на живописную фигуру моряка: тельняшка, бушлат, смоляные кудри из-под бескозырки — и как-то засомневался.

— Даешь слово революционной Балтике! — крикнул Василий Егорыч.

Его поддержали, и Зворыкин одним прыжком очутился на «трибуне».

— Товарищи рабочие, кто мне скажет, какая в России власть? — обратился он к собранию.

— Да никакой нету, — ответил размундиренный солдат на костыле.

— Как так? — поперхнулся Зворыкин. — Выходит, Россия сирота?

— Не горюй, морячок, найдется дрючок! — ломаясь, крикнул костыльник.

Зворыкину надоело пустое препирательство.

— Эх вы! — сказал он с горечью. — Я на этом самом заводе еще мальчишкой на хозяина горбину гнул… Нешто мог я тогда мечтать… — Он задохнулся и вдруг наклонился к толпе — и в упор: — Совесть у вас есть? Себя же проигрываете! Завод в бардак превратили?..

— Не с того голоса поешь, товарищ матрос! — перебил его «красный директор». — Для революционных масс нет святее…

— А пошел ты знаешь куда! — отмахнулся Зворыкин.

Тот попятился и чуть не свалился с «трибуны».

— Не больно командуй! — послышалось из толпы. — Подумаешь, енерал какой выискался!

— Братцы, никак, старый режим вернулся! — заорал костыльник. — Хозяев страны в рыло норовят! — И он театрально рванул на себе ворот.

— Будет тебе, припадочный! — прикрикнул Василий Егорыч. — Чего людей мутишь?

— Братцы, у него под тельником гидра! — взвизгнул костыльник.

— Гнать его в шею!..

— Долой!

И прежде чем Зворыкин приготовился к отпору, десятки рук потянулись к нему, сорвали с «трибуны» и потащили из цеха. Друзья Зворыкина тщетно пытались ему помочь.

Зворыкина вынесли из цеха и швырнули на землю. Толпа повалила назад в цех. Зворыкин поднялся.

— Ну, огляделся на заводе, кореш? — услышал он за спиной знакомый голос.

Степан Рузаев, в кожанке, с маузером на боку, глядел на него из-под насупленных бровей.

— Как видишь… — хмуро отозвался Зворыкин. Под глазом у него натекал громадный багровый синяк.

— Ясно, — сказал Рузаев и, пошарив в кармане, протянул ему большой медный пятак. — На, полечись… — И решительно направился в цех, знаком пригласив Зворыкина следовать за собой.

Когда они вошли, «красный директор» продолжал поднимать «революционную активность» масс.

— Мы должны со всей решительностью сказать: «Руки прочь от Гренландии!» — но, увидев Рузаева, он вдруг осекся — похоже, этим людям уже приходилось сталкиваться.

Рузаев вскочил на «трибуну» и втянул за собой Зворыкина, все еще прижимающего пятак к багровому натеку.

— Товарищи рабочие! — начал Рузаев. — Декрет о национализации завода подписан вон когда, а ваша продукция — ноль целых хрен десятых, двести митингов и тысяча резолюций. Так, братцы, дело не пойдет, мировой империализм протестами не запугаешь, работать надо. — Он повернулся к «красному директору». — Считаю кабинет в нынешнем составе распущенным.

— Рабочий класс доверил мне пост «красного директора»! — вскричал председательствующий.

— Рабочий класс тебе, может, и доверил, — отозвался Рузаев, — да только ты этого доверия не оправдал.

Раздались голоса рабочих:

— Правильно!.. В самую точку!..

— Я протестую! — взвизгнул «красный директор».

— Валяй, браток, — хмуро усмехнулся Рузаев, — протест шли по адресу. Нефанленд — Рузаеву. — И он легонько так, плечиком подтолкнул «красного директора», мигом очутившегося внизу Предупреждая возможные осложнения, Степан Рузаев словно бы невзначай передвинул кобуру с маузером.

Толпа зашевелилась, на передний план выдвинулись настоящие кадровики, в том числе друзья Зворыкина.

— Вот что, ребята, — доверительно сказал Рузаев. — Революции позарез нужны броневики. Мы их вам с неделю назад в ремонт пригнали. А вы ни в зуб ногой, только митингуете.

— У нас теперь только горлом работают, — с горечью сказал Василий Егорыч.

— Кто громче орет, тот и герой, — добавил Каланча.

— Для ремонта нужны материалы, а у нас их нет! — раздался сухой интеллигентный стариковский голос.

Позади «трибуны», в тени, сбилась кучка заводских инженеров и техников; вид у них потертый, обносившийся, но все же они пытаются сохранить достоинство. Голос принадлежал инженеру Маркову, рослому и тощему старику, напоминающему Дон Кихота.

— Да у вас на заводском дворе до черта разных материалов! — вмешался Зворыкин. — Это же форменное золотое дно!

— Конечно, огромный технический опыт этого господина, — иронически отозвался Марков, — не имею чести знать ни имени, ни звания — делает его в этом вопросе более компетентным, нежели мы. Но я могу перечислить материалы и средства производства, отсутствующие…

— Вот именно: отсутствующие! — взорвался Зворыкин. — А на кой… хрен, пардон, нам это нужно знать? Извиняюсь, конечно, но если так рассуждать, то и революцию нельзя было делать. У нас не было ни авиации, ни артиллерии, ни продовольственных запасов. Я могу не хуже вашего до завтра перечислять, чего у нас не было. Но мы исходили не из того, чего нет, а из того, что есть, и сделали революцию, и довольно неплохо…

Рабочие одобрительно смеются.

— В точку!.. — поддержал Василий Егорыч.

— Давай, морячок, крой на все сто!.. — гаркнул костыльник.

— Кто этот кривоглазый Демосфен? — спросил Марков инженера Стрельского.

— Что вы, Марков, неужели не узнаете? Это знаменитый пират Биль Боне.

— Ищи да обрящешь! — издевательски крикнул костыльник. — У себя в штанах поищи!

— Молчи, дура! — цикнул на него Василий Егорыч. — Не снижай революционного настроения.

— Слушай сюда! — крикнул Степан Рузаев. — Имя этого кореша, — обратился он к рабочим, — еще не гремит в промышленном мире, но шарики у него варят, и Московский комитет поручает ему обеспечить вас всем необходимым для ремонта броневиков!..

Зворыкин спрыгнул вниз. Его окружают рабочие.

— Все необходимые материалы у вас под боком — на складах железнодорожных мастерских, — объявил Зворыкин.

В ответ — смех, улюлюканье.

— Открыл Америку!..

— Эва, какой шустрый!..

— Ходили мы туда, Алеха, все пороги обили, — грустно сказал Василий Егорыч. — Да они как собаки на сене: сами не пользуются и другим не дают.

— Значит, плохо просили, — сказал Зворыкин. — Без души.

— Еще как просили-то!.. Умоляли, можно сказать… Так они нас с Каланчой взашей вытолкали!

— Просить надо с подходцем — дело тонкое!.. На сознательность брать. Вот увидите, мне они не откажут…

…Вечером к ремонтным мастерским Казанской железной дороги подкатил пустой товарный вагон. Проехав мимо наружного поста, он остановился возле складских помещений. Из вагона выпрыгнул Зворыкин, направился к сторожу.

— Здорово, служба! Кто сказал: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь»?!

Сторож растерянно заморгал.

— Знать надо своих учителей, — заметил Зворыкин и тут же, зажав сторожу рот, повалил его на землю.

Из вагона посыпали рабочие автозавода, устремились к складским помещениям.

Наружный пост. Часовой мирно покуривает цигарку.