Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография

15.07.50

Кронштадт

Юлий Петрович!

Приветствую Вас и поздравляю с совершением долбления Вашего черепа.

Интересуюсь звуком, который испускает он в сей момент. Ну ладно, в сторону шутки. Нельзя служить, когда в желудке и т. д…

Как самочувствие? Как с самым основным (демобилизацией)? Куда думаешь подаваться?

О деньгах могу сказать только то, что мы все в полном смысле без копейки. Твои гроши надо получать через училище.

Электротехнику сдал на «4». Мечтаю об отпуске. На земле был раза два. В Риге удалось царапнуть, но это не то. Без Вас пить — совсем не то ощущение. Ну уж приеду!

Марат прислал письмо… Описывал нравы в части. Просто жуть. Учиться ему заочно запретили. Но он обо всем пишет юмористически-иронически — молодец!

Передавай привет всем, кого увидишь!

Поправляйся скорее, а то, наверное, ошалел от лежания.

Жму лапу. Виктор

28.06.50

Кронштадт

Здорово, рыжий, идейный!

Горд твоими успехами больше, нежели своими. Разжалован «за дерзость старшему по званию и постоянно-высокомерное (!) отношение к флотскому составу». Сейчас просто доволен этим, а сперва (не кривя душой) было неприятно.

Палец поранил жестяной банкой с сухарями (образец 44-го года!), которыми мы создавали (упорно, в течение 20 часов!) заворот кишок, находясь в шлюпочном походе. Все, больше новостей нет. За папиросы, конверты и т. д. — спасибо.

Свое муторное настроение брось к чертовой матери. Скажу тебе по секрету, что кажется мне — твое настроение не от сложностей с метрикой, а от чего-то, тоже связанного с рождаемостью. Только не смей злиться, собака. Здесь я повелительно гляжу тебе в глаза (зенки). Ты не знаешь, когда я дойду до фигурных скобок? Решил модернизировать синтаксис. Работа эта пока идет успешно. Твою работу и экстернат приветствую лишь в случае полнейшей невозможности совмещать очную учебу и работу.

Пиши. Виктор

(Без даты, — Т. А.)

Сегодня выхожу из госпиталя. Куда пойти учиться? На филфак не тянет, слишком узко. Литературу я не брошу никогда, но залезать сейчас в нее до конца не хочется: рановато.

От юридического отговаривают и Любовь Дмитриевна, и Виктор Андреевич, и Олег. А мне хочется выбрать самое искреннее, поближе к людям, вроде работы следователя.

Литература — мой стержень, но хочется залезть куда-нибудь еще. Потом, братишка. Эта работа поможет жить и поставить его на ноги.

Бодр, весел и несуразен. Страшно оптимистично. Жму лапу. До скорой встречи.

Юлий

(Без даты. — Т. А.)

Вика, итак, жду документы, рву и мечу. Врач говорит, что дней через 10-ть меня демобилизуют подчистую как негодного к военной службе.

Пока «живу». Койки нет, в кармане хитрая увольнительная на 10 дней от 10 час. до 22 час… Хожу в госпиталь, мне еще две недели будут вставлять через нос в череп железки, чтобы не зарастал проход.

Теперь надо идти учиться. Филфак отставил. Он дает форму литературы, а идти ради нее — глупо. Не хочу «искать разгадку тайны в строгой технологии стиха». Форму узнаем самостоятельно. Меня больше интересует содержание.

Пока упираюсь на юридический (только следователем, но не прокурором, не судьей, не адвокатом тем более). Надо быстрей становиться на ноги самому и работать, помогать братишке.

Можно шимануть на международный и иностранное право. Шибко интересная штука. За подготовку к вступительным экзаменам еще не взялся.

Был у адмирала, он сказал: из шмуток дадим все, что положено, а на квартиру не рассчитывай (только очередь!).

Ну-с, все, «сер», пока все. Передавай привет всем эфиопам.

Крепко жму руку. Юлька

11.07.50

Из дневников

(1949–1952)

Прошел год с тех пор, как мое сознание можно считать пробудившимся. Не помню, каким толчком это было вызвано. Факт тот, что я начал думать.

Этот год был весьма для меня тяжелым, годом исканий, надежд, полного отчаяния. Короче, год испытания всех моих духовных сил.

Я сравнивал действительность с тем, что должно быть по теории. И никак не мог подогнать теорию к практике. Меня сбивало с толку ужасающее расстояние между минимальной и максимальной зарплатой, ужасала та спокойная сила, которая могучей рукой бросала людей труда не на то, что считаю нужным. Измученный сам, видя кругом таких же, я считал ужасающей несправедливостью так насиловать волю народа…

1949 г. Суть в том, что я не могу найти в жизни точку, которая притягивала бы меня всего целиком…

Лилька… (Лиля Куприянова — друг юности, покончила с собой в 1950 году, — Т.А.) В обеспеченной семье. В школу с домашним образованием. Отсюда плохо учится — привычка не заниматься, хорошие отметки, восторг родителей, мысль о том, что она выше других. Первые трудности, с 8–9-го класса сильное отставание, отвращение к учебе, интерес к мальчикам.

Университет, искание факультета (за полгода — три факультета), конфликт с матерью, мысли о бесполезности жизни, о том, что она никогда не будет полезна, осознание недостатков и полная пассивность, попытка самоубийства.

Попытка бросить университет, работа в книжном издательстве (девочка на посылках). Мысль и необходимость замужества.

Широкое лицо, всегда румяные щеки, резкие, полумужские движения, широкий шаг. Почти незаметный переход от груди к бедрам, сильная спина — все создает впечатление сильной и здоровой натуры. И только глаза грустные, дряблые веки и набрякшая голубая кожица под глазами — нервозность. Волосы светлые, колечки на лбу (вчера!).

Недавно кончил «Сагу о Форсайтах». Лейтмотив — любовь. Любовь, которая выливается из этого толстого тома, и ты в ней тонешь. Ты ею наслаждаешься. Автор изощряется, показывая любовь совершенно разных людей. Все остальное лишь фон. Готов поспорить с ним.

1950 г. Выражение чувства, передача своего первоначального состояния другим, и не лично, а через что-то!

Слово и мысль возникают вместе, первые естественно служат для выражения второго, но чувства? Как их выражают?

Ритм, краска, линия, пространство — все сугубо материально, все имеет свой объем, а выражает то, что материально не существует вокруг нас, то, что внутри нас.

Какая все это муть!

25-го марта мы с братом Олегом стояли у могилы Лильки, и земля падала на крышку гроба, а с горы открывалась равнина в голубой дымке. Весенняя грязь текла по дорожкам кладбища тихо-тихо, глухо шелестели черные ветки дерев… Я подумал и сказал Олегу, что кому-то из нас предстоит хоронить другого. Я понял, почувствовал неизбежность смерти, но страха не было, была радость от сознания жизни, от выпитой водки, от сознания причастности к чему-то большому. Олег сказал, что эта смерть нас сблизит, но я не чувствую этого…

Все книги В. Каверина похожи одна на другую, но все одинаково возобновляют глохнущую любовь к жизни, и не просто жизни, а жизни осмысленной и целеустремленной, наполняют верой во что-то лучшее в будущем…

Идем на Ригу 1.06. Вчера начали с картошки — до двух ночи. С 14 до 16 стояли штурманскую вахту. Холодно. Прочел первые 16 страниц «Материализма и эмпириокритицизма», идет плохо. Настроение сложное, как музыка большого оркестра.

Прошли Таллин. С 4 до 8 утра вахта. С 16 до 20 опять. Ночью — плавающие мины. «Материализм…» — тренировка для мозгов.

Стояли в Кронштадте. Прочел книгу Льва Никулина «Жизнь есть деяние». Хорошо о Маяковском, показывает его как человека, прожившего всю жизнь в разладе с самим собой, всю жизнь делавшего то, что против его нутра, но что он считал нужным делать.