Происшествие с Андресом Лапетеусом

— Когда?

— Сегодня ночью.

— Как же это случилось?

— Он вас домой не отвозил?

Паювийдик внимательно посмотрел на майора Роогаса.

— Нет. Я успел на поезд. Пыдрус остался там. Не думаю, что он отвозил его.

Роогас уже хотел спросить, почему Паювийдик так считает, но удержался. Ведь он никого не допрашивает. Тем более, что он пришел сюда не как официальное лицо.

— Грустная история, — сказал Роогас, — Вечером мы сидели вместе.

— Он был какой-то странный. Лапетеус вообще-то молчаливый человек, а вчера в основном говорил он. Работал языком, совсем как я или Хаавик. Тот, правда, не пришел.

Роогас подумал, что и ему бросилась в глаза необычная разговорчивость Лапетеуса. Он заметил:

— Хаавик убит.

И рассказал Паювийдику всю историю. Поведал о своих предположениях. Что Лапетеус отвез их домой. В пьяном виде разные делают глупости. Привычно добавил, что подавляющая часть аварий происходит тогда, когда люди, управляя автомашиной или мотоциклом, находятся под воздействием алкоголя.

— Ничего не понимаю, — заметил Паювийдик. — Это несчастье или черт знает что? Хаавик — кобель, это мы все знали. Но что он с женой своего друга и в теперешнем возрасте… Мы не очень-то ладили с Хаавиком, но такого конца я ему не пожелал бы. Жаль человека. Кататься он здорово любил, но таскать санки в гору не хотел… А Лапетеусу я вчера паршиво сказал. Жизнь дьявольски запутанная штука.

После ухода майора Роогаса Паювийдик задумался. Снова обвинял себя в том, что вчера вечером слишком резко говорил со своим бывшим командиром роты. Сразу же, как только Лапетеус открыл ему дверь, он начал придираться.

Огляделся в комнате и поддел:

— Как в кино.

Лапетеус принял это за комплимент.

— Кое-что еще надо сделать, — сказал он, — Но в основном все готово. Жена у меня молодец — ее работа. Удержать трудно, ты ведь знаешь женщин. Для меня бы вполне подошла и более будничная обстановка. На не столь модном диване мягче лежать, но если уж все так, то к чему ссориться.

— И ты чувствуешь себя здесь хорошо?

«Наверно, Лапетеус не понял, к чему я гнул, — размышлял Паювийдик. — Иначе он не сказал бы, что начинает привыкать».

— А я чувствовал бы себя здесь чудно! — совершенно серьезно ответил Паювийдик на слова Лапетеуса. — Пригласил бы, подобно тебе, друзей в гости. Пусть посмотрят, как будет жить советский человек при коммунизме. Пусть учатся у маяков.

Вспоминая вчерашний вечер, Паювийдик упрекал себя — нужно ему было так поддразнивать. И затем выпалить Лапетеусу в глаза, что он позвал их не ради них, а ради самого себя.

Но Паювийдик и теперь не мог объяснить, почему это они понадобились Лапетеусу после десятилетнего перерыва. А вдруг у него было что-то на душе? Мало ли что могло его мучать. Жизнь — не свадебный пир даже для таких людей, как Хаавик.

В свое время они хорошо ладили с Лапетеусом. Конечно, тот был начальство — сперва командир взвода, потом роты; он — подчиненный, красноармеец, впоследствии — сержант и старшина взвода. Порой Лапетеус крыл его вовсю, но в целом относился к нему, как мужчина должен относиться к мужчине. Как будто бы даже немного берег его. Особенно после глупой атаки, когда остальные роты не выдержали и их взвод попал в окружение.

Позднее… да, позднее. В первые послевоенные годы, встречаясь случайно на улице, немного болтали. Разок даже посидели где-то, заказали кое-чего покрепче и вспоминали прошлое. В гости друг друга не приглашали, хотя Андрес каждый раз обещал это сделать. Лапетеус как-то держался в стороне от других. Да и держался ли? Просто жизнь тащила каждого в свою сторону; работа требовала своего, появились новые знакомые и друзья.

В конце пятьдесят второго или в начале пятьдесят третьего он как-то ходил поговорить с Лапетеусом, но это было, так сказать, официальное дело, и Лапетеус принял его в своем кабинете. И тогда они вспоминали войну и свою роту, но уже скорее только для того, чтобы наладить беседу. Больше Лапетеус о приглашении в гости не говорил, хотя жаловался, что ощущает, как ему не хватает прежних боевых друзей. «У тебя в руках сила и власть, разошли приказ, и те, кто настоящие гвардейцы, явятся в мгновение ока». Так он, Паювийдик, сказал, а Лапетеус в ответ скривил рот и вздохнул: мол, со стороны глядя, власти и силы кажется много больше, чем в действительности. Паювийдику еще показалось, что на недостаток власти и силы Лапетеус жалуется скорее для того, чтобы дать понять: от него в вопросе, приведшем Паювийдика в областной исполком, помощи ожидать не очень-то приходится.

Единственный из их роты, с кем Лапетеус сохранил связь, был Виктор Хаавик. Теперь он лежит в гробу, Лапетеус виновник его смерти. По мнению Паювийдика, Хаавик и жена Лапетеуса не случайно оказались в одном «Москвиче». Паювийдик считал очень важным то, что жена Андреса сидела в машине Хаавика.

Вчера вечером Лапетеус был не в себе, теперь Паювийдик все больше убеждался в этом. Андрес вообще очень изменился. Все время говорил, словно был недоволен чем-то, и тут же пытался понравиться им. Держался совсем иначе, чем в прежние времена.

Хоть бы он остался в живых, думал Паювийдик. Решил, что навестит Лапетеуса в больнице. Ведь Лапетеус, несмотря ни на что, фронтовой товарищ. И к тому же сейчас в еще более паршивом положении, чем много лет назад, когда они попали в окружение…

И Оскара Пыдруса майор Роогас застал дома.

— Разрешишь войти?

Строевая манера держаться вошла в Роогаса до мозга костей.

— Прошу, прошу.

Роогасу показалось, что Пыдрус, увидев его, несколько смутился.

— Проходи. У меня уже есть один гость, но хороших овец много вмещается в хлев.

— Прости, если я пришел в неподходящее время, — извинился Роогас. — Может быть, мы поговорим здесь? У меня несколько особый разговор.

— Ты знаешь ее. Мне не простят, если мы будем шептаться тут с глазу на глаз.

Майор Роогас, как человек деликатный, почувствовал себя неловко. Он понял, что Пыдрус смутился из-за своей гостьи.

В комнате сидела Хельви Каартна.

Роогас хорошо скрыл свое удивление и приветствовал Каартна, щелкнув каблуками.

Уютно устроившись на диване, она перелистывала какую-то толстую книгу. Хельви протянула ему руку.

— Я хотела сказать — носить мундир..

Посмеялись.

Хельви Каартна все еще выглядела очень молодой. С годами только возмужала. И осталась таким же простым товарищем, каким была раньше. Ее непринужденность, то, что ее абсолютно не потревожило его неожиданное появление, — все это хорошо подействовало на Роогаса. Тут же он вспомнил, ради чего пришел. И то, что когда-то Хельви Каартна любила Лапетеуса.

Пыдрус подмигнул Роогасу:

— Не пойти ли нам теперь снова в прихожую?

И весело захихикал, будто удачно напроказничал.

Роогас не знал, с чего начать. У Паювийдика было проще. Заметив на диванном столике стопку тетрадей, спросил:

— Ты не собираешься бросать преподавание?

— С какой стати?

— Ты говорил, что приступаешь к научной работе.

— Уже начал, — подтвердил Пыдрус. — Второй год тружусь. Но от преподавания не думаю отказываться.

— Извини, — сказал Роогас, — не пойми превратно.

Хельви Каартна с любопытством следила за ними. Так это казалось Роогасу.

Пыдрус усмехнулся.

— И ты не пойми неправильно. Почему бы мне не быть учителем? У нас появились какие-то глупые предрассудки. Один из них — снисходительный взгляд на людей, делающих конкретную работу. Понятие «конкретная работа» не очень точно, но я сейчас не нахожу более меткого. Ну ладно. Преуспевающим и влиятельным человеком считают того, кто крутится в министерстве, командует в комитете, хлопочет в аппарате или интригует в институте. А к учителю или к врачу в поликлинике относятся как к неудачнику.

Роогас ощутил неловкость.

— Я думал…

Пыдрус не дал ему возможности ответить.