Простор

Потом Иван объявил о своём желании ехать на целину, и Родион Семёнович заколебался — может, ом несправедлив к племяннику, подозревая его в честолюбии и шкурничестве.

Но и в совхоз Захаров приехал, хорошо зная, чего ему нужно: здесь можно получать хорошую зарплату и писать диссертацию на модную тему — роль техники на целине. А потом: «Будьте здоровы, спасибо за внимание, а я уезжаю восвояси!»

Кроме того, Захарову уже надоела жена, и он собирался отдохнуть в приятном одиночестве.

Соловьёв полагал, что такой человек, как Захаров, незаменим в совхозе, оснащённом новой мощной техникой. У Захарова есть, конечно, недостатки, но он специалист, и без него не наладишь большое техническое хозяйство совхоза. А то, что Захаров занимается исследовательской работой, так это даже к лучшему: он во всё будет вникать глубже, дотошней. И ему надо помогать — ведь написание научного труда не только его личное дело — это и честь совхоза, который смог вырастить такого замечательного человека.

Когда был закончен первый жилой дом, Соловьёв, как и обещал, предоставил квартиры специалистам — Захарову и Байтенову.

Главный инженер с грустью покидал номер гостиницы в Иртыше. Бывать в совхозе наездами всё же лучше, чей каждый день крутиться на строительстве. Главной его заботой был порядок: чтоб все были на местах, чтоб работа шла без перебоев, чтоб не было конфликтов. Он умел давать указания и распоряжения, так что Имангулов, уста Мейрам, Су-Ниязов, Гребенюк не сидели без дела, даже не подозревая, что Захаров перекладывает на них свои обязанности. Он писал диссертацию и всё время запрашивал подчинённых:

— Сведения готовы? Пишите обстоятельно: на сколько процентов выполнен план по строительству, сколько грузовиков было в рейсах, какова экономия горючего и общий вес грузов… Имейте в виду: сведения нужны там… наверху.

Уста Мейрам ворчал:

— Знаем, кому нужны сведения! Удобно устроился товарищ научный работник — цифры ему прямо в руки скачут!

А Соловьёв даже удивлялся, как хорошо Захаров сумел поставить дело.

Шекер-апа корила мужа:

— Иван ещё молодой. Ты должен помочь ему. Зачем сердиться?

— Я раньше тоже думал — молодой. А теперь вижу: инженеру Захарову сводки нужны, а не работа. А что с ними делать — это он сам знает.

Шекер-апа, назло мужу, оказывала Захарову особенное уважение, стирала бельё, прибирала комнату. Ведь он один мучается.

Но однажды Шекер-апа спросила инженера:

— Душа моя, а когда же приедет твоя жена? Дом без женщины — пустыня.

— Это райская пустыня, Шекер-апа.

— Как так?.. Неужели ты не хочешь привезти жену? Если нет времени, так пошли за ней машину. Жена сама соберётся и приедет.

— А зачем? Мне и так не плохо… без жены.

Старуха удивлённо посмотрела на Захарова: оставил молодую жену в городе и думает, что поступил правильно!

Шекер-апа ничего не сказала мужу. Ей было стыдно: он, как всегда, оказался прав.

За всем этим с молчаливым неодобрением наблюдал Байтенов; с первых же дней совместной работы с Захаровым он почувствовал, что они станут врагами.

Замкнутый, скупой на слова, Байтенов трудно сходился с людьми. Захаров пользовался этим, выставляя напоказ собственную простоту, радушие, дружбу с рабочими: в последнее время он сблизился с Асадом. Получалось, что инженер — свой парень, прямодушный, весёлый, умеющий понять человека, посочувствовать в беде. А вот агроном — сухарь, от него добра не жди, товарищ он плохой — всё больше о себе думает.

Но суровая сосредоточенность Байтенова привлекала к себе гораздо сильнее обманчивого радушия Захарова, который это чувствовал и втайне завидовал Байтенову.

Когда они стали соседями, то главный инженер, выпив за ужином, иногда приходил к агроному — поговорить, провести время. И нарочно, словно в отместку за душевное превосходство, поддразнивал Байтенова.

— Не понимаю я тебя, — с насмешкой начинал Захаров, — не понимаю, чего ты хлопочешь? Бессмертие зарабатываешь? Пустое дело! Всё в мире бренно. Мы здесь гости. Пришли, напакостили, а завтра нас нет. Диалектика природы! Сегодня ты — Байтенов, а завтра — редиска. Да, да, редиска! Из твоего праха вырастет этот корнеплод, и бог знает кто его станет есть. Добро бы, хороший человек, а то ведь придёт какой-нибудь алкоголик, нальёт себе стакан водки, вылакает, рыгнёт и заест редиской, которая в прошлом была Байтеновым. Стоит ли хлопотать? Надо вкушать прелести жизни, чтобы в конце сказать: «Я пожил в своё удовольствие, а там — хоть редиской стану, всё равно!» Давай-ка лучше двинем по маленькой. Мы тут временно холостые — не грех и водочкой тоску заливать. Пойдём, у меня есть хорошая водка — павлодарская. Здесь такой не добудешь.

— Жена снабжает? — равнодушно спрашивал Байтенов.

— Кабы жена! Я бы ей за это в ножки поклонился… Эх, братец, не повезло мне с женой!

— Не поощряет?

— Да нет. Красоты в ней нет, этого, знаешь, женского изящества души.

— Что ж она, плохой человек?

— Че-ло-век? — расхохотался Захаров. — Предположим, что она святая. Ну и что? Женщина должна греть, как солнце, а от её святости мне теплее не станет. Твои предки, Байжен, это хорошо понимали: жена — это красивый ковёр, а ты вот цивилизован и говоришь: жена — человек. Чушь всё это!

Байтенов сердито говорил:

— Шутишь, Иван Михайлович… Но шутить можно по-разному… Иди лучше спать — уже поздно.

Взгляд его был сумрачный, недобрый. Захаров вставал, шёл к себе и укладывался в постель.

А Байтенов после таких бесед ходил по комнате, пил остывший чай, раздумывал о том, что одиночество — плохая вещь. Вот Захаров пьёт водку, затевает нелепые споры, вместо того чтобы работать над диссертацией. А почему? От скуки, от пустоты. Когда замыкаешься в себе, то всё становится безразличным. Да и сам он, Байтенов, разве хорошо живёт?..

Сегодня, вернувшись из степи, Байтенов остановил машину у столовой, но долго не мог решить, то ли ему идти обедать, то ли к Соловьёву — докладывать о делах. Он устал, а кроме того, болела нога — давала себя знать старая рана.

Шекер-апа вышла из столовой и окликнула Байтенова:

— Что стоишь? Ведь не ел со вчерашнего дня! Какой же ты работник, если ничего не ешь! Иди, сынок, иди!

Байтенову сразу же подали обед, но он, едва притронувшись к еде, отодвинул тарелку и задумался.

— Разве же так едят?! — возмутилась Шекер-апа. — Смотри, как ест Имангулов. Вот и работает хорошо. А ты скоро в больнице очутишься. Или тебе, как Захарову, тоже нравится холостая жизнь?

И вот сейчас, расхаживая по пустой и холодной комнате, Байтенов думал о том, что с женой всё было бы иначе: чай, заваренный ею, всегда ароматен, хлеб, нарезанный её руками, свеж. А как горячи её слова, как нежны руки!.. Казалось, стоит ей только стать рядом, и всё переменится: пустая комната станет уютной, холод — бодрящим, даже в ледяном напоре бурана вдруг почудятся тёплые струи весеннего ветра.

Надя писала, что здравотдел не отпускает её. Надо вмешаться в это дело. Дочка Байтенова, курчавая, с голубыми, как у матери, глазами, тосковала по отцу. Байтенов, точно они обе находились рядом, слышал, как Джамал спрашивает, когда же папа приедет за ними.

После одной из таких тоскливых ночей Байтенов уехал в Павлодар за семьёй.

Наде Байтеновой поручили заведование больницей, которая помещалась пока что в стареньком вагончике. Надя составила список всего, чего не хватало в больнице, и потребовала, чтобы Имангулов немедленно достал необходимые лекарства и инструменты.

— Зачем это? — удивился завхоз. — Разве у людей нет другого дела, как отлёживаться в больнице?

— Болезни не считаются ни с чем, товарищ Имангулов.

— В совхозе все здоровы.

— Тем лучше. Но если кто-нибудь заболеет, надо лечить. А чтобы лечить, нужно всё иметь под рукой.