С тобой моя тревога

— Оль, а, Оль, помоги, ради бога! — просит Валя. — Опять я растолстела, видно. Никак не сходится! — Валя мучается с лифчиком.

Ольга встает со своей кровати, помогает застегнуть хитрую металлическую застежку.

— Ты, Оля, хоть бы губы накрасила, — предлагает Зина. — Возьми мою помаду.

— Чего ей их подводить? Они и так как свежая малина! — откликается Рита.

— Ну и что? — говорит Зина. — Сейчас морковные тона модны… Хочешь, я тебе начес сделаю? Все парни лежмя лягут, как увидят…

— Никуда я не пойду! — говорит Ольга тихо. — Торопитесь, опоздаете…

— Как не пойдешь?! — Зина всплескивает руками. — Еще как пойдешь! Как милая пойдешь! — восклицает она.

Внимание девочек обращено на Ольгу. Та возвращается к своей кровати. Брови ее как-то страдальчески выгнуты. Девчата вдруг замечают ее бедный непраздничный наряд — грубошерстную юбку, простые хлопчатобумажные чулки, туфли на немодном венском каблуке.

— Какие мы дуры, идиотки! — восклицает Зина. Она подбегает к Ольге и насильно поднимает ее с кровати, хватает Валю. — Становитесь рядом, живо! Нет, не годишься! Ну-ка я как? Девчата, одинаковые, да? Точно!

Зина порывисто распахивает дверку шкафа, снимает платья с плечиков — одно, другое.

— Не то, не то! Ага! Вот оно! А вы чего рты разинули? Ритка, где твой розовый гарнитур? Живо, живо, времени мало! Валя! Давай твои длинные чулки.

— Никуда я не пойду! — упрямо произнесла Ольга и села на прежнее место. Девчата переглянулись.

— Не дури. Этот праздник — для всех. А у нас уж так заведено. Друг дружку выручаем в нужные моменты. Одевайся и приходи. Я тебе займу очередь за мандаринами… Ты вот это платье надень, вишневое… Слышишь? — Зина по-дружески похлопала Ольгу по плечу.

— Примеряй, по-моему, подойдет. — Рита бросила на кровать свой гарнитур. — Да поживее!

— Чего уж там, свои люди — сочтемся. — Валя протянула Ольге чулки. — Только смотри, чтоб швы не перекосила!

Ольга вздохнула глубоко-глубоко, с трудом, и задержала дыхание сколько могла.

— Девчата… — сказала она, отдышавшись. — Ох, девчата! Сейчас я буду реветь… Что вы со мной наделали, девчата!

Слезы покатились из широко раскрытых глаз по смуглым щекам.

Она плотно закрыла глаза, но слезы продолжали течь.

— Да перестань ты реветь. Ну, что разошлась? — Валя взяла со стола сумочку.

— Идите, девочки, спасибо. Я немного позже приду, выревусь и приду.

Зина вышла последней, закрыла за собой дверь. Ольге было слышно, как девушки процокали на «гвоздиках» по коридору.

Ольга сидела, не открывая глаз, и плакала, запрокинув лицо. Слезы стекали по вискам к ушам и, не задерживаясь, по шее к лопаткам.

Она плакала от жалости к себе и от радости. До ее слуха доносилось глухое хлопанье дверей, звуки запираемых замков и быстрые шаги по коридору, оживленные голоса спешащих людей. Все шаги удалялись в одном направлении. А потом раздались шаги — гулкие, торопливые. Они приближались из конца коридора и замерли у дверей. Раздался стук. Она открыла глаза, поняв, что стучат в ее дверь.

— Да!.. — сказала Ольга. Стук повторился. — Да, да! — откликнулась она громче. — Кто там?

Вошел Василий, огляделся, на широком добром лице отразилась растерянность.

— Здесь что, дрались? Ты плачешь? Что случилось?.. Ольга?! Ну не молчи же ты! — Он еще раз внимательно обвел взглядом кровати и стулья с лежащими на них платьями, косынками, разноцветным нижним бельем, коробки с туфлями. — Чего ты молчишь?

— Ничего не случилось, — улыбнулась она и заплакала навзрыд, уткнувшись лицом в смуглые, пахнувшие кухней ладони. — Девчата на вечер собирались. Я не хотела идти, так они мне предложили — выбирай! Надевай, что понравится! Ты слышишь?!

— Одевайся, раз так, — сказал он глухо. — Я за тобой… Брось плакать.

Ольга сквозь слезы огляделась. Василий стоял лицом к окну, заложив руки за спину, и мял в руках новенькую серую кепку.

Все, что случилось в этот вечер, и то, что Василий хотел увидеться с ней все эти дни, а теперь пришел за ней и стоял вот так, отвернувшись, и мял кепку, наполнило ее радостью.

Что бы сделать такое, из чего бы поняли все-все, как она им благодарна? Ну что она может!

— Мне за гостями ехать надо. Хочешь прокатиться?

— Куда?

— В подшефный колхоз. Съездим, да?

— Ладно.

— Тогда я выйду. В автобусе подожду.

— Я мигом соберусь.

…Ольга шла к машине, откинувшись назад, будто сопротивлялась ветру, дувшему в спину.

— Никогда не ходила на таких высоких каблучищах, — рассмеялась она смущенно. — Открой дверь-то… Ну, как я выгляжу?

— Забирайся вот сюда. Теплее будет. — Василий указал на широкий капот.

Ольга послушно перебралась через барьерчик.

— А выглядишь ты… Ты самая красивая. Верно!

— Не зарули в столб! — она рассмеялась, довольная собой.

Василий нежно посмотрел на нее, слабо освещенную лампочками на панельке показателей приборов. Рядом с его плечом, стоит лишь протянуть руку, ее коленки, обтянутые тонкими чулками. Он сбавил скорость, наклонился и поцеловал вначале одну, потом другую.

— Это… это ты зачем? — испуганно встрепенулась она.

Василий не ответил.

Они мчались мимо черных полей, вдоль пустынных садов, потом между двумя рядами ярко освещенных домиков пригородного колхоза. Перед колхозным клубом горели костры. У костров толпились люди. Длинные, золотые в свете пламени трубы, обращенные к небу, призывно гудели, звонко гремели бубны.

— Расскажи что-нибудь, — попросил Василий.

— Так трясет, что у меня все из головы вылетело, — сказала она, принужденно рассмеявшись. — Ты и так уже все знаешь. Самое главное знаешь. Это изменить нельзя.

— Я не об этом… Если б можно было тряхнуть тебя так, чтобы ты забыла все! — глубоко вздохнул он и нарочно не притормозил на выбоине. Машину встряхнуло, загремели какие-то железки под ногами.

— Ну зачем ты так?.. Я одно скажу. С тех пор как ты привел меня к Андрею Михайловичу, как проводил потом домой и не повел к себе, не охальничал, я сама другой становлюсь. Когда меня дружинники задержали, подумала: ну, теперь все, покатилась. Хоть вины за собой и не знала. Кто, думала, мне, воровке, поверит?! И девчата… Выложили все передо мной. Это же не только от доброты, ведь это оттого, что верят мне… Или не так, скажешь?..

— Скажу, что так.

— Я за такое доверие не знаю, что могу… Да что говорить! Ты, наверное, подумал, что я с тобой… ради баловства. Плохо думал… Я уже другая стала… У меня сегодня самый большой праздник! Скажи, зачем ты мне коленки так поцеловал?.. Зачем?!

Василий понимал, что в жизни Ольги с приходом на завод многое изменилось. Но когда он сегодня вошел в девичью комнату, увидел плачущую Ольгу среди груды чужих нарядов, сердцем почувствовал — произошло то, что перевернуло, опрокинуло все ее прежние представления о жизни и о ее месте в этой жизни, заставило увидеть себя и окружающий мир другими глазами.

Если бы он этого не понял, то не поцеловал бы ее таких трогательно беззащитных коленей.

— Ничего я не подумал. Я ведь тоже жил не в тени, не под капотом! Я кое-что повидал… не из автобуса…

Машина свернула влево, на мост через широкий арык, обсаженный талами, обогнула огромный круглый цветник и остановилась перед двухэтажным зданием с широким ярко освещенным подъездом.

— Посиди. Или погуляй. Похоже, торжественная часть идет еще…

Он скрылся в здании. Ольга сползла с теплой жесткой крышки и села на мягкое шоферское сиденье, легла грудью на руль.

Из серебряного колокола-репродуктора загремел духовой оркестр. Минут через десять на крыльцо стали выходить люди. Появился Василий. Он направился к клумбе, и Ольга видела, как Василий сорвал несколько роз, поднес к губам указательный палец: укололся, наверное.

Она догадывалась — цветы эти ей, Ольге. Никто никогда еще не дарил ей цветов. Даже ворованных… Потом перед клумбой остановился старик, несколько юношей и девушек. На юношах были полосатые халаты, а на девушках бархатные безрукавки и пестрые платья.