Рожденные бурей

– Марш вперед! – крикнул Эдвард. – Загоните их в стойла!

Взвод Владислава ринулся вперед. Эдвард и Врона поскакали к воротам…

Полчаса гонялись за людьми оба взвода.

На улице не осталось ни души. Избитые и раненые уползали, спасая свою жизнь. Вслед за Могельницким на заводе появился Баранкевич и городской голова Сладкевич. До сих пор они не осмеливались показываться.

На заводском дворе стояло человек восемьсот рабочих.

– Почему вы их не выпустили отсюда? – с недоумением обратился Эдвард к подпоручику Зайончковскому, которого Заремба оставил здесь в резерве.

Подпоручик, совсем еще мальчик, неумело козыряя, смущенно оправдывался:

– Так приказал пан поручик. Он боялся, что они соединятся с этими.

– Тоже политик! Завод надо было очистить сразу же. А то там, на улице, думали, что здесь их всех перевешали. Худшую провокацию трудно придумать! – раздраженно говорил Могельницкий, пожимая руки адвокату и сахарозаводчику.

– Что же это творится? Это же бунт! Надо положить этому конец!

– Не волнуйтесь, пане Баранкевич, все что нужно, будет сделано, успокоил его Эдвард.

– Но у меня завод завален свеклой. Она у меня сгниет! Я не могу допустить, чтобы завод стоял… Это каждый день мне стоит несколько тысяч, – раздраженно говорил Баранкевич.

Эдварду противен был этот толстяк, о жадности которого ходили анекдоты.

– Есть вещи посерьезнее свеклы, пане Баранкевич. В Павлодзи восстание. В Холмянке и Сосновке поднялись мужики…

– А как же с нашими? – испуганно вскрикнул подпоручик Зайончковский.

– Не беспокойтесь, подпоручик: по дороге в город я встретил вашего отца и всю семью. Они теперь у нас. Все живы и здоровы.

– Простите, пане полковник…

– Ничего, я понимаю вас.

– Потом эти немцы на вокзале… Берут в магазинах все, что заблагорассудится, – вмешался Сладкевич.

Могельницкий обернулся к нему и сказал, не скрывая пренебрежения:

– Я думаю, пан Сладкевич не откажет нам в любезности пойти поговорить вот с этими, – указал он на рабочих.

Во двор уже въезжал Владислав с частью взвода. Другая часть патрулировала улицы.

– Приказ выполнен, пане полковник, – с особым удовольствием отчеканивая последние два слова, доложил он Эдварду.

Из-за рева гудка Эдвард едва расслышал его. Он подошел к брату.

Владислав нагнулся к его голове.

– Бери взвод и отправляйся домой. Здесь обойдемся и без тебя, а там никого нет. Расставь часовых и оудь начеку. Держи по телефону связь со штабом. Ну, с богом!

Владислав откозырнул и стал поворачивать лошадь. В ворота въезжал Заремба со своими.

– Пане Баранкевич, идите успокойте свою супругу. Порядок восстановлен.

Вечером приезжайте к нам, поговорим. А я сейчас займусь этим. – И Эдвард посмотрел на фонтан из пара, поднимающийся над крышей котельной.

– Пане Заремба, прикажите рабочим оставить завод. Все равно этого попугая никто не слышит. Чтобы через двадцать минут здесь никого не было…

А мы пойдем затыкать глотку этой бестии.

Подпоручик Зайончковский на ходу рапортовал Эдварду:

– Теперь он, пане полковник, закрыл пар. Видно, ему там дышать нечем стало. Мы обрадовались было. Но когда мы полезли к окнам, то он выстрелом ранил одного солдата… Видите ли, при первой атаке легионер, которого он ударил камнем, уронил туда карабин. В нем было четыре патрона. Падая, карабин выстрелил. Значит, осталось три. Теперь этот бандит выстрелил.

Значит, у него два патрона… Потом он всегда может пустить шланг в работу.

Он там как в крепости… Механик говорит, что пара хватит еще на несколько часов…

– Позовите сюда механика.

Глава седьмая

Василек пробрался на завод с первой группой рабочих, пришедших на смену. Он во что бы то ни стало хотел первым рассказать брату, как убили дядю Серегу, их соседа.

Василек не раз пробирался к брату даже во время работы, как уж проскальзывая между рабочими, избегая встреч со сторожами. Часто целые смены проводил с братом в котельной, стараясь быть ему чем-нибудь полезным.

Кочегары любили этого шустрого мальчишку, быстро постигающего искусство кочегарного дела.

Один раз он даже попался на глаза пану Струмилу, но кочегары заступились за мальчика, и механик махнул рукой. Мальчик помогал кочегарам разгружать вагоны с углем, знал в котельной все ходы и выходы и вскоре нашел себе удобную лазейку, через которую пробирался в котельную, минуя всех дверных контролеров. Он забирался на угольный двор, залезал в широкую вентиляционную трубу, по которой спускался к выгребной яме, куда сваливался отработанный угольный шлак. Потом по железной балке добирался он к угольной яме, а оттуда, отвалив два-три куска антрацита, попадал в котельную, в выемку, из которой брали уголь. Свой секрет Василек не выдавал никому, даже брату. Ему было приятно появляться неожиданно и вызывать восхищение кочегаров ловкостью, с которой он проскальзывал мимо дверных контролеров.

Ужас охватил Василька, когда он узнал, что Андрий заперся в котельной и что его хотят убить. Мальчик с замирающим сердцем следил за попытками легионеров забраться в котельную.

Когда эта попытка провалилась, радости его не было границ. Василек метался среди рабочих и, умоляюще глядя полными слез глазами, спрашивал знакомых кочегаров:

– Скажите, дядя, что они с ним сделают?

Кочегары хмуро отмалчивались. А один взял его за руку и отвел в сторону:

– Улепетывай отсюдова, пока живой! Один уж достукался… Или хочешь, чтобы и тебе башку свернули под горячую руку?

Василек увернулся от него. Заливаясь слезами, опять побежал смотреть, что делают легионеры.

За тем, что происходило в котельной, наблюдали все рабочие, задержанные на заводском дворе. Отчаянная отвага одиночки, перед которой оказались бессильными вооруженные легионеры, покорила сердца. Сумрачные, измученные тяжелой работой люди чувствовали в сопротивлении одного человека укор своей пассивности. А рев не давал забыть об этом ни на одну минуту. Теперь судьба Птахи глубоко тревожила всех. Восхищаться им стали открыто, особенно женщины. Послышались негодующие голоса:

– Стыдились бы, мужики, глядеть! Одного оставили на погибель, а сами деру!..

– Больше с бабами воюете…

– Там они герои – бабам зубы выбивать…

Наэлектризованные этими криками, гудком и всем происходящим у них на глазах, рабочие отказывались уходить со двора. Легионеры пустили в ход штыки. Кавалеристы теснили их конями и хлестали плетьми.

Заремба охрип от крика. Сопротивляясь, разъяренные рабочие стащили с лошади одного легионера. Его едва отбили. С большим трудом эскадрон Зарембы очищал двор.

Василек не находил себе места. Эту мятущуюся маленькую фигурку уже приметили легионеры.

– Эй ты! Чего тебе здесь? Стой, пся твоя мать! Куда бежишь? – крикнул на него один.

Василек нырнул в толпу и, работая локтями и головой, забирался в самую гущу. Боясь, чтобы его не поймали, он убежал через служебный ход на угольный склад и тут только вспомнил о своей лазейке…

Добравшись до угольной ямы, Василек долго в темноте ползал по углю, больно натыкаясь на камни коленями и головой, ища прохода к выемке и не находя его. Он был засыпан вновь привезенным углем. Тогда мальчик стал разгребать уголь, оттаскивая в сторону тяжелые куски. Один из них скатился назад и больно ударил его по босым ногам. Василек упал и долго плакал. Но, наплакавшись, вновь принялся за работу. Он уже вырыл небольшую яму. Но разгребать становилось все труднее. Уголь приходилось таскать наверх и бросать подальше, чтобы он не катился на голову. Угольная пыль лезла в нос и глаза. Он чихал и отплевывался. Но углю конца не было видно. Василек подумал, что он не там копает. Ему стало обидно и страшно. Он опять заплакал.

– Андрий, Анрю-ю-юшка!.. – закричал он изо всех сил.

Андрий подскочил, словно его ужалили.

– Тьфу, черт!

Ему показалось, что где-то за спиной плачет Василек.