Перепелка — птица полевая

А в жатву собирать нечего. Бывает и по-другому. В прошлом году председателю колхоза Вечканову два раза объявляли партийные выговоры — задержал посевную, а он все равно не отступил: пока, говорит, земля не подсохнет, в грязь зерна не брошу. И лето отплатило ему богатым урожаем. Зерна собрали в Вармазейке вдвое больше, чем соседи. Но колхоз из долгов не вылезает. Выходит, хорошо или плохо работаешь, платят одинаково. Тогда зачем лодырю горбатиться?

Атякшов знает: районный бюджет делается от выращенного на своей земле и за счет налогов. Соберешь их — вновь ни копейки себе не останется. Все забирает Саранск. Оттуда потом по сережке раздают. Сережка достанется — одну будешь носить? Стыдно.

Или вот еще что… К примеру, взять больницу. Нынешняя деревянная — сколько ее ни топи, не согреешь. Ну, экскаватором вырыли канавы, залили фундамент, сложили рядов десять кирпича — и стройка встала. Кончился кирпич — кончилась и стройка. А где его возьмешь? Атякшов уже обошел все кабинеты. Даже заходил к первому секретарю обкома, просил помочь. Но тот, усмехнувшись, ответил: «Трудно сейчас с этим делом, потерпи немного. У тебя кресло не маленькое, сам доставай».

Кресло у него немаленькое, но только у себя в районе. Проедешь кочелаевские земли — там уже другие командуют…

Пусть тяжело, всего семью голосами на сессии райсовета Атякшов опередил Борисова. Того выбрали его заместителем. Ничего, Борисов человек молодой, справится. Сегодня вот в Вармазейку поехал. Правда, Герасим Яковлевич слышал о нем такой разговор: пристал, говорят, к женщине с ребенком. Но ведь это его личное дело. В чужую жизнь не полезешь.

Герасим Яковлевич подождал немного, нашел в конце стола кнопку и нажал. В приемной раздался звон колокольчика. Зашла секретарша. Худенькая, черноглазая. В туфлях на высоких каблуках. Она была миловидной, и Атякшов, чуть смутившись, опустил взгляд. Потом спросил:

— Не знаешь, Юрий Алексеевич вернулся с Вармазейки?

— Сказал, что до ночи задержится. — Из Саранска проектировщики приехали, с ними будет замерять будущий пруд. — А что, в Вармазейке не хватает воды? Бычий овраг будут разрывать? Там ведь такая красота!

— Для пруда, Галина Ивановна, загородят место у села. Овраг не тронут. Зачем портить красоту, она нашим внукам нужна.

С Вармазейки Юра позвонил Бодонь Гале часа через три. Сказал, что в Бычьем овраге снег еще не растаял. Проектировщики все равно подготовили для будущего пруда карту. Под вечер вернутся. Свари, говорит, картошку. Помидоры с собой привезут — заезжали в магазин.

— Как-нибудь уж без меня в своей квартире! — резко сказала она тогда в трубку.

И вот сейчас Борисова спрашивает Атякшов. Спрашивает так, как будто не знает, что между ней и Борисовым. «Знает, как эта лиса не знает? — думала женщина. — Скажет еще: ищи другую работу, хотя в исполкоме я третий месяц. До этого трудилась в райгазете».

Герасим Яковлевич будто угадал мысли секретарши. Он встал с кресла и стал ходить по паркету. На его широком лбу бороздились морщины. Остановился, пальцами правой руки медленно провел по ним, будто измерял их глубину, и начал издалека:

— Говоришь, с Вармазейки не вернулся? Посмотри-ка, не сказал, куда едет? Недавно из проектного института звонили, интересовались, когда документацию на пруд привезет. Будучи архитектором, начал готовить и до сих пор не подготовлены, — вырвалось с языка у Атякшова. От услышанного ей стало неудобно, будто «продала» Борисова.

Герасим Яковлевич посмотрел на нее и неожиданно спросил:

— Галина Ивановна, почему ребенка с Вармазейки не привозишь? Оставить не у кого? Уже большой, лет шесть ему. Не ошибся?

— Нет, Герасим Яковлевич, не ошиблись. В этом году в школу пойдет. Взяла бы, да мать не отдает. Скучно, говорит, будет без него. Отец в прошлом году умер, брат, Илько, только спать заходит…

— Привези в Кочелай, дадим вам большую квартиру и живите. Юрию Алексеевичу тоже пора жениться.

— Я, это он… — Галя не успела сказать, как зазвенел красный телефон. Атякшов сразу снял трубку. Женщина знала: по нему звонит из Саранска только самый главный, поэтому ей здесь оставаться неудобно.

Утирая горевшие щеки, открыла дверь и вышла в приемную.

— Что с тобой? Не целоваться лез? — спросила ее бухгалтер исполкома, которая так же хотела зайти к Атякшову. — Я жду, жду…

— Не барыня, подождешь, — Галя искоса посмотрела на любопытную женщину.

— Вай, да я шучу! — скривила та тонкие губы и мышкой юркнула к себе в кабинет.

Галя села за стол, уставленный телефонами, достала прошлогодний «Огонек» и стала перелистывать выцветшие страницы. Там была нарисована поляна с двумя небольшими холмами. Посередине ее стояла женщина и за руку держала мальчика. Ребенок почти не виден из-за высокой, тронутой ветром травы, которая волновалась как небольшое зеленое море.

«Вай, мамочка, да это ведь как будто я», — защемило Галино сердце. Вспомнилось прошлогоднее лето, когда она с Олежкой в выходной день у Пор-горы собирала землянику. Даже боялись ходить по лугу, осыпанному сочными ягодами. От жары мальчику захотелось пить. Галя спустилась с ним к роднику и встретилась с двумя мужчинами. Одного, кадровика райпо Зубрилова, хорошо знала.

— Вот тебе жениха привез, нравится? — засмеялся тот и показал на друга. — Архитектор района. Юрой зовут. Вернее, Юрием Алексеевичем. Перед заходом к тебе остановились попить святой воды.

— Пейте, пейте, может, и сами святыми станете, — тогда ухмыльнулась Галя. — Сейчас мужики виноватыми себя не чувствуют.

И сказала не зря: Зубрилов давно за ней ухлестывал. Почему не ухлестывать — женщина она молодая, красивая, с мужем давно разошлась. Тот на стороне живет, в Вармазейку и не заглядывает.

Второй раз встретила Юру под Новый год.

Правда, и потом видела, только издали. Ей некогда было ходить по райцентру, где работал архитектор. Она почти целый день печатала на машинке в редакции. После этого взяли работать в приемную исполкома райсовета. На квартиру приходила только ночевать. В тот день в обеденный перерыв зашла купить Олежке игрушки и повстречалась с Юрой. Проводил до редакции. После того дня все и началось.

Парень приглянулся ей. И сам он всем сердцем прилип к ней тоже…

… Галя и не заметила, как вышел Атякшов. Увидела его только тогда, когда тот положил перед ней бумагу с фамилиями и сказал:

— Вот этих, Галина Ивановна, вызовешь на заседание исполкома к десяти часам на завтра. Если кто позвонит или приедет, скажи, что я в Вармазейке.

— Поняла, Герасим Яковлевич.

— Еще вот что… Руководителя райпо нет на месте, сообщи ему: его завтра вызывает Керзин. Тогда я пошел…

Галя подвинула поближе синий телефон, начала звонить.

Доехав до Вармазейки, Атякшов вначале зашел в правление. Там, кроме двух женщин, щелкающих костяшками счетов, никого не застал. Спросил, как найти Вечканова. Одна зашла в соседний кабинет и вскоре по рации на ее «Алло, алло!» откуда-то поблизости, будто с коридора, раздался мужской голос. Герасим Яковлевич сразу узнал Ивана Дмитриевича. Тот велел приехать к животноводческому комплексу.

Минут через пять Атякшов уже стоял на берегу Суры. Река открылась перед ним всей широтой. Дрожа и потрескивая, она ломала плывущие по ней льдины, гнала их вдаль. На том берегу верхушки ив казались ему колышащейся полынью. Оттуда вода стремилась вверх, но белым голенищем вытянутая Пор-гора ее не пускала.

Подальше лежала широкая поляна, по которой в сторону леса толстым канатом тянулся Бычий овраг. Весна почти не дотронулась до него. Снег белел, как девичьи зубы. Под ногами петляли разные следы. Герасим Яковлевич стал их рассматривать. Вот эти — заячьи, которые побольше — оставили волки. Чуть в стороне прошел лось. Прошел, видать, ночью или этим утром — блинами рассыпанные следы копыт хоть сейчас собирай — их даже ветер не раздул.

Эти места Атякшов хорошо знает. Раньше здесь рос густой сосняк. Деревья высокие, как корабельные мачты. Когда рассматриваешь верхушки, даже шапка слетает. В пургу и осенний ветер их треск и причитания слышались аж в Чукалах, куда отсюда километров пять. В молодости в овраге Герасим Яковлевич собирал ягоды и калину, в лесу валил бревна на срубы. Тридцать лет прошло, а овраг совсем не изменился. Правда, сосны вырублены и на их месте уже кустарники, но если посмотреть со стороны, он казался натянутым между небом и землей сухожильем. Об этом овраге много легенд и преданий. Причем, самых разных. Люди любят выплеснуть наружу свои чувства, собирать байки об увиденном в родных местах.