На сопках Маньчжурии

Все бросились наземь. Луч, как широкая дорога, лежал на поле. Видно было, как катилась через него вода, как немного дальше покачивался гаолян. Вот луч пополз, сейчас осветит сопку и бугор около сопки…

Юдзо закрыл глаза. Отвратительное впечатление, какое-то подобие смерти, вызывал в нем этот луч. Именно такой свет должен быть в загробном мире.

Яманаки сказал, приподняв голову:

— Если мы пролежим еще десять минут, мы опоздаем.

— Мне даже смертью не искупить своей вины, — сказал он через несколько минут. — Я заблудился.

Луч погас так же неожиданно, как и вспыхнул. Яманаки разослал разведчиков. Но душа его потеряла равновесие, и, не дождавшись разведчиков, он снова повел роту.

И вдруг ночную тишину разорвал ружейный огонь. Он возник сразу в нескольких местах, и сейчас же его покрыл рев орудий.

Начался ночной бой.

Яманаки побежал. Юдзо бежал за ним. По вязкой земле бежать было невозможно, и тем не менее люди бежали. Но бежали они очень медленно, и бег этот походил на бег во сне, когда человек напрягает все силы и с ужасом чувствует, что не движется с места.

Капитан бежал, не зная куда. Юдзо догнал его, поймал за рукав.

— Господин капитан, куда мы бежим?

— Туда! — крикнул Яманаки. — Ничем не смыть бесчестия: мы опоздали!

— Тем не менее остановитесь, за вами рота!

Яманаки остановился, опять зажег фонарик. Руки его дрожали, повязка с раненого глаза сползла, обнажив грязную кровавую впадину.

— Если мы заблудились, — сказал Юдзо, — нам надо вступить в бой самостоятельно.

— Вы правы. Всего мог я ожидать, но не такого бесчестия… Где эта проклятая гора Маэтунь?

— Идем, идем, — звал Маэяма. Он дрожал от волнения, он видел перед собой тьму, рассекаемую вспышками залпов, блуждающие полосы прожекторов и какое-то зарево в правой стороне горизонта, оранжевое зарево живого земного огня.

Рота пошла на зарево. Может быть, это и была гора Маэтунь, а может быть, они приблизились к какой-нибудь другой сопке, — теперь было все равно, теперь единственное спасение было в смерти.

Овраг. Юдзо поскользнулся, упал на спину и съехал вниз. Ноги уперлись в мягкое; сначала он подумал — рыхлая земля, по потом понял — тела! Овраг был полон тел, мертвых и еще живых.

Неслись хрипы и стоны, неясные слова, возгласы: просили воды, спрашивали, не санитары ли. В этом ужасном бою санитарная служба не рассчитала своих сил. Ночь опустилась раньше, чем санитары обошли места боев.

Из-за скалы блеснули факелы. По ущелью двигались рота саперов и батарея. Кони, колеса, прислуга давили мертвых и живых, которые только что просили воды.

Оранжевое зарево с правой стороны стало шире. Змейки вспышек очерчивали окопы и неровными пучками определяли движение наступающих.

Юдзо думал, что неприятель еще сравнительно далеко, но вдруг совсем близко затрещали пулеметы. Раздались крики, какие издают люди, неожиданно для себя задетые пулями. Невольно Юдзо пригнулся, и все пригнулись, артиллеристы яростно ударили по коням.

— Скорее, скорее! — кричали саперы. — Нас здесь всех перестреляют!

Рота остановилась в маленькой котловине, Далекое зарево освещало ее призрачным светом, Яманаки выхватил саблю, оглядел солдат и сказал:

— Мы участники грозной битвы. У нас должна быть не готовность умереть, но твердая решимость живыми не вернуться из боя! Мы должны принять сейчас название: рота, обреченная на смерть! Наша цель — гора Маэтунь, место нашей гибели и место нашей славы!

Он взмахнул саблей и выбежал из котловины.

Японская артиллерия вступила в бой. Багровое пламя поднималось над теми местами, где падали шимозы. Сквозь дым видно было, как взлетали доски, прикрывавшие блиндажи; через минуту они вспыхивали. Пламя гигантских костров опоясывало с этой стороны Ляоян.

Яманаки, бежавший впереди, все оборачивался, все потрясал саблей и звал за собой.

До горы не добежали. Точно из-под земли раздалось русское «ура», мелькнули штыки, закипел рукопашный бой.

Юдзо увидел младшего лейтенанта Косиро, который шел с винтовкой наперевес, у пояса его болтался обломок сабли.

Уже несколько раз Юдзо отбивал удары русского штыка. Рота то подавалась вперед, то отступала.

Наконец она дрогнула. Солдаты стали пятиться, рассеиваться, потом побежали, потом, спасаясь от огня, бросились наземь.

— Лейтенант Футаки, лейтенант Футаки, — кричал кто-то. Юдзо узнал голос Ясуи.

Ясуи подбежал, присел.

— Господин Футаки, — сказал он дрожащим голосом, — вы теперь очень важный человек… Капитан Яманаки погиб. Теперь вы командуете ротой. Направо от нас остатки полка, который наступал вдоль Мандаринского тракта. У них не осталось ни одного офицера. Они спрашивают вас, что им делать. Какая жестокая ночь! Я чувствую, никто из нас не доживет до утра.

Юдзо слушал его слова и вглядывался в неверные огни боя, то вспыхивавшие, то погасавшие. Тучи опять низко стлались над землей, точно они собрались хоронить несчастных заблудших людей, занятых уничтожением друг друга.

Он призвал трех солдат и послал их в ночь, в темноту, найти начальника соседней части и узнать, какие сейчас задачи и распоряжения.

Бой продолжался. Судя по звукам стрельбы, японские части снова двигались на деревню Гудзядзы. Желтые полосы всплескивались в небо. И эти всплески желтого пламени производили зловещее впечатление. Точно это были вопли… Вопила земля, разрываемая снарядами, пронзаемая пулями.

За холмами, в темноте ночи, Ляоян… При стремительной победе, конечно, Юдзо нашел бы в городе Ханако, — после многодневной борьбы неизвестно: ремесленная школа может выехать и затеряться в беспредельных пространствах России. А если Ляоян и вовсе не будет взят?

Посланные солдаты долго не возвращались. Наконец вернулся один. Он нашел неподалеку батальон майора Сугимуры, майор приглашал лейтенанта к себе.

Бой не умолкал. Приказ Ойямы победить русских до первого луча солнца был в действии.

Майор Сугимура стоял около фонаря и читал бумажку.

— Это вы командир роты? Гора Маэтунь должна быть взята. Приведите сюда своих людей. Ночные атаки нужно производить густыми колоннами. У русских превосходные винтовки, я с огорчением убедился, что наши, но сравнению с ними, не стоят ничего. Будут огромные потери, но другого выхода нет. Атака за атакой — вот наша надежда. Через полчаса — новое общее наступление.

«„Атака за атакой“ — вот и все наше военное искусство!» — подумал Юдзо.

Едва его рота успела присоединиться к батальону, как Сугимура приказал наступать.

Снова бежали, шли, падали. Падали потому, что спотыкались, и падали потому, что умирали… Рев русских батарей усилился. Создавалось впечатление, что русские ввели в бой новые части.

— Там Ляоян! — кричал Юдзо, поворачиваясь к неясным теням бегущих за ним.

— Там Ляоян! — слышал он голос Маэямы.

У проволочных заграждений остановились.

— Саперы режут проволоку, — передавалось по рядам. — Ложитесь, ждите…

Рвалась шрапнель. Вдруг на склоне сопки поднялось высокое светлое пламя. Откуда оно, что горит?

Горели смоляные бочки, заготовленные русскими. Огонь уничтожил ночную скрытность, русские отлично видели японцев, шевелившихся у проволоки, и осыпали их пулями.

— До первого луча рассвета! — передавали по японским цепям. — Так приказал Ойяма… Вперед, вперед!

Японцы хлынули в бреши, проделанные саперами. Но за брешью их встретил пулеметный огонь, Юдзо упал: это Ясуи схватил его за ногу и заставил упасть.

Теперь японцы лежали за проволочными заграждениями и не могли двинуться ни назад, ни вперед. Русские выбегали из окопов… Пулеметный огонь утих. Юдзо вскочил, солдаты его вскочили за ним. Их было немного, меньше половины роты. Сугимура уже стоял с поднятой саблей.

— Банзай! — закричал он, стараясь заглушить русское «ура». Но заглушить не удалось, солдаты его закричали вразброд, им было не до крика, они поднялись и стояли, вместо того чтобы броситься навстречу русским.