Месс-Менд, или Янки в Петрограде (изд.1956 г.)

— Поужинаем, господа, — любезно проговорил Джек Кресслинг, первый подав пример и прикусив ячменного хлеба с луком. — Мы, властители крупнейших капиталов мира, знаем вульгарную мечту простонародья и чернорабочей части человечества набивать себе желудки едой. Уже одно это показывает их неспособность управлять вселенной. Получи они власть — и через год вы их не узнаете, так закруглятся их животы и заплывут глаза; а еще через год никакие врачи не помогут им от ожирения и подагры… Уменье жить, одеваться, тратить деньги, сохранять долголетие, уменье знать и понимать меру вещей — это привилегия тех, кто держит в своих руках все возможности быть чрезмерным! После шести, господа, я вообще ничего не ем — только пью Виши, но за компанию…

Князь Оболонкин, вяло обмакивая усы в простоквашу и заедая ее четырьмя кусками сыра, прихваченными как один ломоть, попытался поддержать разговор:

— Французы говорят: хочешь жену экономную — не женись на бедной. С непривычки она пойдет тратить деньги как угорелая. А у богатой иммунитет, у той копеечка копеечку бережет!

Но остальные гости, вероятно из острого чувства меры, застольную беседу не подхватили и в кратчайший срок покончили с ужином.

Перейдя в деловой кабинет Кресслинга, общество расселось за круглым эбеновым столом.

— Друзья мои, — несколько смягченным голосом начал Джек Кресслинг, — вы знаете великие цели, воодушевляющие наш союз. Над миром нависла угроза коммунизма. Это угроза материальная и духовная. Прежде всего необходимо уничтожить ее материально. Коммунисты имеют обыкновение ссылаться на массу и народ, и в этом их слабое место. Мы реалисты. Мы с вами видим по опыту, что историю решают правительства, люди, получающие власть над массой. Они объявляют войны. Они заключают союзы. Они выпускают займы. Они издают законы. Они имеют армию и полицию. Поставьте всюду на местах власть, понимающую великий гений капитализма и ненавидящую инертное месиво коммунизма, и вы в два счета покончите с носителями заразы, коммунистами, путем запрета, ареста, тюрем, виселиц. А там, где коммунисты сами захватили власть — я имею в виду Россию, — там станьте негласно властью над властью, уничтожьте самих правителей путем подсылки убийц, диверсантов, борцов за свободу капитала на земле! Иными словами — объявим коммунизм вне закона. Террор! Террор! Вот что я считаю правильной политикой, господа!

— Все это очень хорошо, хотя и очень беспокойно, — лениво пробормотал виконт Монморанси. — Но как это осуществить практически?

— Не будем прерывать хозяина, — решительно произнес лорд Хардстон, слегка подняв руку.

— Силы наши — точнее, кадры — имеют разные функции, хотя цель едина, — продолжал Кресслинг, слегка кивнув в сторону лорда Хардстона. — Часть из нас, такие, как, например, ваш почтенный отец, Юниус, — обратился он к Рокфеллеру-младшему, — дают деньги, много денег, поскольку дело требует миллиардов. Миллионы и миллиарды дают и Стиннес, и Крупп, и Ротшильд, и я, возглавляющий наш союз. Другие, подобно собравшимся здесь достойным будущим правителям стран, дают свой опыт, свои титулы и свою прежнюю политику, когда мы восстановим их власть на их родине. Третьи, наконец, служат нам безукоризненно, по убеждению, как последний из потомков великого рода магнетизеров и властителей душ, графов Калиостро, — синьор Грегорио Чиче…

Тут речь Кресслинга прервали бурные аплодисменты присутствующих.

— Синьор Грегорио Чиче! — с ударением повторил Кресслинг. — Вы знаете, как его талантливые предки служили Бурбонам и прочим династиям, сдерживая революционные потуги черни. Магнетизер и гипнотизер при законном короле или президенте — могучая поддержка власти, она не меньше поддержки церкви…

Опять оратор был прерван, на этот раз князем Оболонкиным:

— Могу подтвердить! Пока Гришка Распутин, самый что ни на есть гипнотизер и магнетизер, был жив, самодержавие держалось в России. Убили Гришку — настала революция. Факт!

— И есть еще одна категория нужных нашему делу энтузиастов, — продолжал Кресслинг, — это молодежь, это личные мстители. Мой гениальный инженер и помощник, лучший инженер-изобретатель Америки, Иеремия Морлендер, был предательски, из-за угла, убит большевиками в России. Я понес страшную утрату. Но сын моего дорогого покойного друга, молодой инженер Артур Морлендер, хочет рискнуть своей жизнью, мстя за отца. Познакомьтесь, господа.

Присутствующие и Артур Морлендер обменялись рукопожатиями. Джек Кресслинг заговорил опять:

— Тут мы переходим к конкретному мероприятию. Как вы знаете, так называемые «трудящиеся» (уж будто бы мы с вами не трудимся, господа!) любят посылать в Россию делегации и подарочки. Мы готовим русским один такой подарочек от трудящихся. Он будет поднесен этой осенью, в праздник их революции, в Петербурге, там, где соберутся все правители-коммунисты одновременно. А поднесет его американский коммунист, инженер Василов — точнее, мистер Артур Морлендер под маской Василова. Здешние русские, дорогой князь Оболонкин, вышли, к сожалению, из-под вашей опеки. Часть молодежи увлекается пропагандой из Советской России. Василов, как видите, даже член партии коммунистов, и, говорят, убежденный. Он готовится к отъезду в Россию, и осенью ему будет поручено поднести так называемый «подарочек» — одно из прекрасных изобретений Морлендера… К нашему большому удовольствию, вы, Артур, очень похожи на этого Василова — примерно одного роста, цвета волос, типа; остальное доделает грим. Подробнейшая инструкция вам будет вручена своевременно. А вы, князь Феофан, комплектуйте небольшую, но сильную правительственную группу из русских для захвата власти, когда «подарочек» уничтожит советских комиссаров. Надеюсь, господа, все вам ясно на данном этапе нашей борьбы?

— Прекрасно! Превосходно! Поздравляем вас, мистер Морлендер! Позвольте пожать вам руку! — посыпалось со всех сторон.

Настроение присутствующих стало особенно горячим в ту минуту, когда хозяин предложил, вместо патриотической жидкости из американского водопровода, снизойти перед концом совещания до шампанского иностранной марки.

Сам Кресслинг, против обыкновения, пил и чокался со своими гостями и на прощанье показал им двух крокодилов, мирно дремавших на дне бассейна.

Совещание кончено, шампанское выпито, хрустальные часы Кресслинга прокричали филином. Гости один за другим отбыли в мрак теплой майской ночи. Один Кресслинг, страдая от вечной бессонницы, обречен долгие часы ходить взад и вперед по сияющим залам «Эфемериды».

Между тем в темном чулане маленького домика, где жил Мик Тингсмастер, экран показывал, а фонограф рассказывал все, что произошло в «Эфемериде». Ребята смотрели и слушали, стиснув кулаки, и между ними, в скромном платье работницы, находилась Вивиан Ортон.

18. ВАСИЛОВ И ЕГО ЖЕНА

Всякий честный коммунист на первое место ставит долг, а на второе — жену. Всякая жена норовит поставить на первое место себя, а на второе — все остальное.

У товарища Василова, члена нью-йоркской компартия, создалась именно такая семейная конъюнктура. Вернувшись с ночного партийного собрания, он разбудил жену и сказал:

— Катя Ивановна, мы едем в Россию.

— Очень рада, — ответила та спросонок. — «Амелия» отходит послезавтра. Поедем вместе с миссис Дебошир.

— Мы с тобой едем на «Торпеде», — возразил товарищ Василов. — Таковы полученные мною инструкции.

— Неужели вы думаете, что, получая какие-то там инкрустации, можете не считаться с чувствами своей жены?

— Инструкции, дорогая, — терпеливо повторил Василов.

Он сделал глупость только раз в жизни — когда женился, и теперь нес все ее последствия.

— Инкрустации, — повторила жена.

— Инструкции!

— Инкрустации!

— Инструкции!

— А! Если вы хуже всякого будильника и не даете мне выспаться, так я заявляю вам: я еду на «Амелии» — и кончено!

— Как хочешь, — устало ответил Василов, горько вздохнул и принялся раздеваться.

На следующее утро Катя Ивановна встала чуть свет, насмешливо взглянула на спящего мужа и в самой нарядной шляпке выскочила на улицу. У ворот стоял посыльный. Он гладил себе бороду. Борода имела почтенный вид.