Белая малина Сборник повестей)

— Я больше не играю, — сказал Хаматкан, звеня монетами в кармане.

— Так не пойдет! — закричал Мыширыко.

— Меня дома ждут.

— А когда выигрывал, тебя никто не ждал!

Я еще не видел Мыширыко таким сердитым. Наверно, много проиграл. А больше всего Мыширыко, как видно, задело то, что обыграл его Хаматкан — Хаматкан ведь моложе его.

— А ну играй, а то плохо будет!

— А если я не хочу?

— Должен играть. Должен играть, пока я хочу. Понял?

Я почувствовал, что дело идет к драке. Сколько раз ребята дрались, играя на деньги. Мыширыко даже свой пятак забыл поднять. Он схватил Хаматкана и повалил на землю. Хаматкан засунул руки в карманы, чтобы не дать вытащить деньги. Но Мыширыко так рванул его за руку, что карман затрещал. Хаматкан заплакал:

— Ты мне штаны разорвал!

Но Мыширыко будто и не слышал. Он молча собрал рассыпанные медяки. Потом вывернул карман. Но там уже ничего не было, и он отпустил Хаматкана.

Хаматкан посмотрел на разорванные штаны, заплакал еще сильнее и схватил камень. Но ребята его удержали. С Мыширыко не стоит связываться, а то он еще и поколотит.

Мне стало жалко Хаматкана. Сколько здесь ребят, и никто за него не заступился. Все боятся Мыширыко, он любого отлупит.

А Хаматкану дома еще и за штаны попадет. Теперь Дзалмышша на все село будет кричать, поносить Хаматкана. Уж как только она не обзывает его каждый раз! Бедный Хаматкан, никто о нем не позаботится, никто его не защитит. И, как говорит Дзыцца, никто не скажет про него — «это мой».

Для Дзыцца это самое страшное. Когда она очень за что-нибудь рассердится на нас, то говорит: «Пусть про вас никто не скажет — „это мой“»!

Какой ты тогда безжалостной бываешь, Дзыцца! Какие жестокие говоришь слова! Как задумаешься над ними, так сердце сжимается. Не дай Бог остаться без матери. Кому тогда о горе поведать? Кто утешит? Без Дзыцца я бы, наверно, и дня не прожил. И учиться бы не смог. К кому бы я бежал вечером похвастаться, что получил пятерку? Дзыцца всегда рядом. Она не даст споткнуться. Она всегда укажет верную дорогу. Если я ее не слушаюсь, так сам же потом жалею, потому что Дзыцца страдает из-за меня.

А сколько горя она перенесла в жизни! Трое моих братьев у нее на руках умерли. Двое в одну неделю скончались. От кори.

Когда я родился, их уже не было в живых. Хадижат тогда завернула меня в сырую свиную шкуру. Боялись, что я слабенький. Если мол, не жилец на этом свете, так пусть уж сразу покинет его…

А потом родилась Дунетхан. Ее в шкуру уже не заворачивали. Девочки, говорят, выносливее.

К тому времени Баппу уже отстроил наш кирпичный дом. Жить бы да жить. Но началась война. Через несколько дней пришла похоронная на брата Дзыцца. А что стало с Баппу, до сих пор неизвестно.

— Хорошо, что хоть вы мне горя не доставляете, — часто говорит Дзыцца.

Только что я жалел Хаматкана. А теперь вдруг стал жалеть себя. Вспомнив, где я нахожусь, я толкнул Царадзона. Он опять отмахнулся от меня. Я не стал его больше ждать. Лишь бы Дзыцца не узнала, что я был здесь. Как-то однажды я тоже попробовал играть в деньги. Проиграл-то немного, но все равно Дзыцца сильно из-за меня расстроилась.

Я ушел один. Путь мой лежал мимо дома Гадацци — тут до нас намного ближе. Но по привычке свернул за угол и решил заглянуть в магазин. Только я поднялся на первую ступеньку лестницы, открывается дверь и выходит из магазина наш директор Хаджумар. В левой руке несколько пачек папирос. Конечно, «Беломор». Он других не курит.

Я посторонился, дал дорогу Хаджумару.

— Ты, кажется, еще домой не дошел? — сказал он, окидывая меня взглядом.

Даже и спрашивать не надо было — матерчатая сумка для книг висела у меня через плечо. Хаджумар посмотрел в сторону разрушенной школы. Увидев ребят, он понял, что и я там задержался.

— Хотя у нас теперь новая школа, вы, кажется, к прежней с большей охотой идете? Что же ты так рано бросил своих дружков? Они как раз в самый азарт вошли.

— А я в деньги не играл.

— Тогда, значит, болел за них или арбитром у них был?

— Там Хаматкана били.

— Кто?

— С Мыширыко в деньги играл. И они подрались.

Директор не стал расспрашивать, как это было. Но, как бы разговаривая сам с собой, сказал:

— Во всем Дзалмышша виновата. Не дала учиться парню. А ведь способный был ученик… Да что теперь говорить!

Мы с Хаматканом учились в одном классе. У него очень хорошая память. Стоило ему внимательно послушать учительницу, как на следующем уроке он отвечал без запинки. Он и уроков-то никогда не готовил. А как ему готовить? Ведь у него не было ни одного учебника. А Дзалмышша и думать об этом не хотела!

Потом Хаматкан начал пропускать уроки, стал хуже учиться. А потом и вовсе бросил школу. Хаджумару все это было известно. Он несколько раз приходил к ним домой, но разве с Дзалмышша можно о чем-нибудь договориться? Мало того, она на все село распустила слух, что им от директора житья нет. Хаджумар и это вытерпел.

— Отпустите его ко мне года на два, — сказал он Дзалмышша, когда был у них в последний раз, — и вам легче будет и Хаматкан школу закончит. А потом он опять вернется к вам. Я знаю, сейчас всем трудно…

Дзалмышша, услышав это, запричитала во весь голос:

— Ты своих детей не можешь ничему хорошему научить, а еще берешься воспитывать чужого ребенка! Или ты хочешь из него себе батрака сделать? Не выйдет! Ты думаешь, если он сирота, то уж и совсем бездомный? Нет! Он сирота, но наш сирота. Больше, чем мы, о нем никто не печется, и оставьте бедного мальчика в покое!..

Хаджумару так и пришлось уйти ни с чем.

— Иди, — сказал мне Хаджумар, — и чтобы я больше никогда не слышал, что ты был в разрушенной школе.

У меня сразу будто камень с плеч свалился. Я тут же направился домой. Хотелось поскорее скрыться с глаз директора. Я даже и побежал бы, если бы посмел.

Но не успел я отойти от магазина, как услышал, что меня зовут. Оглянулся и вижу — меня догоняет Бимболат. Через плечо у него перекинута уздечка.

— Ты куда так торопишься, Казбек?

Я подождал его, и мы пошли рядом.

— Вы-то меня не заметили, а ведь я весь ваш разговор с Хаджумаром слышал, — сказал Бимболат, — истину он тебе говорит. Умный он человек, а умного человека надо слушать.

Директор намного моложе его, но Бимболат очень считается с его мнением.

— Ведь он не для себя старается, — продолжал Бимболат. — Хаджумар и Хаматкана предостерегал, уговаривал не бросать школу. А видишь, что получилось? Директор ваш сам сиротой рос. Он знает, что такое сиротская доля, потому и принимает чужое горе так близко к сердцу. Хаматкана ты лучше чем я знаешь. Он с тобой учился, он с тобой и после уроков бывал. Тебе также известно, что он вечно в лохмотьях ходит, а после того, как бросил школу, совсем стал на бродягу похож. Растет без матери, без отца. Пожалеть его некому. А ведь он тоже человек, ему ласка, как никому другому, нужна. Вот и жалеет его Хаджумар…

Бимболат умолк, покачал головой.

— Как-то встретил меня Хаджумар возле школы, — снова начал он, — я с поля шел. Остановил меня. Расспрашивает о Хаматкане, я ведь их сосед. Потом сует мне в руки деньги. Передай, говорит, Дзалмышша, пусть купит Хаматкану рубашку и брюки. Только пусть она не знает, от кого деньги, а то опять шум поднимет. Я, конечно, тут же отнес деньги Дзалмышша, сказал, что просила передать тетка Хаматкана. Но, как вижу, она ему до сих пор так ничего и не купила.

Бимболат посмотрел на меня.

— Почему я все это рассказываю тебе, Казбек? Хаджумар, если и побранит, так только желая добра, не обижайся на него. Зачем тебе эта разрушенная школа нужна? Если тамошним героям будешь подражать, то потом ой как пожалеешь!

За всю дорогу я не проронил ни слова. Но про себя твердо решил: больше никогда туда не пойду!

Слава Богу, Дзыцца дома не оказалось. А то и не знаю, как бы я объяснил ей, почему и где задержался.

Я поел и уселся читать «Поэму о героях» Дабе Мамсурова, которая печатается в журнале «Мах дуг». Этот журнал мне дает учительница Фатима. Сначала сама прочтет, потом дает мне. Мне очень нравится этот роман. Как начну читать, так и забуду про все. Дошел до того места, где Шошламбег, повздорив с Василем, убегает из дому, и слезы навернулись мне на глаза. Мне показалось, что Гошга похожа на мою маму. Дзыцца, наверно, так же искала бы меня. Как все-таки нам дорога наша мать и как часто мы об этом забываем!