Пора веселой осени

Давно уже прошло то время, когда положение с жильем на заводе обстояло так плохо, что рабочие чуть ли не за грудки хватали Андрея Даниловича и грозили вытрясти из него душу, если он прямо сейчас не выложит им квартиры. Особенно хорошо стало, когда снесли поселок, стихийно выросший по неровным берегам речки еще до войны, при строительстве завода. Домики-времянки из горбылей, из неровных бревен, из досок от ящиков плотно лепились по склонам бугров, прятались в ямы; случалось — человек, отыскивая нужный дом, прямым путем попадал на его крышу и мог разговаривать с хозяином через печную трубу. Меж домиков пузырилось и хлопало развешенное на веревках белье, осенью и весной стояла там непролазная грязь. Для городских властей, для руководителей завода поселок был «чертовой ямой», бельмом на глазу, и все с облегчением вздохнули, когда появилась возможность его снести.

По берегам неторопливой речки, перерезавшей город, огибавшей его двойной подковой, на пустырях, поросших репейником и бурьяном, на бывших свалках потихоньку вырос вблизи завода новый район металлургов с большими домами, с каменной набережной, с неоновыми рекламами на магазинах и с пухом тополей в июне на ровном свежем асфальте дорог.

С каждым годом городок все растет, и люди довольны. А у него, Андрея Даниловича, прибывает забот: большое хозяйство ложится на его плечи, и для присмотра за ним нужен глаз да глаз.

Добро б еще, если бы строители не подводили. Но вот подводят, оставляют столько «огрехов», что потом замаешься. Так получилось и с новым молодежным общежитием. Здание отличное, в семь этажей, из белого кирпича, с цветными балкончиками, красным карнизом под крышей и красным же орнаментом на фасаде. На этажах — холлы, где поставят телевизоры. Весь нижний этаж отведен для молодоженов. Принимали общежитие и радовались, а когда спустились в подвал, в душевую и прачечную, то увидели — душевая-то и не готова. Строители объяснили: «Нет стоек для душевых рожков» — и слезно молили подписать акт о приеме, не то объект будет сдан не вовремя, и люди лишатся премии. А душевую обещали доделать, как только появятся стойки. Андрей Данилович сказал, что сам достанет стойки, а если строители твердо пообещают доделать душевую к заселению общежития, то акт комиссия подпишет. На том и ударили по рукам. Стойки он выменял на кровельное железо у лакокрасочного завода, отдал их строителям и с легким сердцем взялся обставлять общежитие, в три дня оголив, раздев до нитки мебельный магазин и тот отдел книжного магазина, где продавались репродукции с картин.

Кажется, все решилось. Но душевая не сделана и по сей день. А завтра — суббота. Надо заселять общежитие. Сам директор завода собирается вручать молодоженам ключи от комнат.

Андрей Данилович стукнул кулаком об стол: его взяла досада — даже мелочами самому приходится заниматься, хотя и полный штат у него помощников! Сняв трубку телефона, он набрал номер, переждал гудки и спросил, придавая голосу твердость:

— Кто это? Ага… Дайте-ка мне Степанова… Ты, Степанов? Здравствуй. Как там у тебя с душевой дела? Откладывается? Ах, монтировать у тебя некому… Сантехников у тебя, слесарей нет… Хорош прораб, ничего не скажешь. Знаешь что? Где угодно бери слесарей, но чтоб душевая к вечеру была готова, а то смотри — в следующий раз я тебя так на кривой обойду, что не возрадуешься. Не в последний раз встречаемся. Ясно?

Отказываясь еще что-либо слушать, он нажал пальцем на рычажок, но трубку не положил, а задумчиво покачивал ее в руке: знал по опыту, что одним разговором не обойдешься, и ждал звонка прораба. А когда тот позвонил, сухо ответил:

— Да.

— Давайте все же пока без душевой заселим. А? Андрей Данилович? — донесся до него просящий голос. — Молодежь… Что с ней станет? В баньку походят. А потом, честное слово, доделаем — не подведем.

Слушая, Андрей Данилович хмыкал, а потом сказал назидательно:

— Все это, Степанов, я понимаю и полностью разделяю твою любовь к баням. Банька — это да… Особливо — с парной… Да с березовым веником. Но курс мы сейчас держим на ванны в домах и на душевые. Вот и ты, Степанов, держись того курса и хоть к полночи, хоть к утру, а душевую мне доделай. Пусть тебе компасом на этом курсе райком партии служит. Слово даю, не сделаешь — на бюро вытащу.

— Но…

— Опять «но»! Ты мне уже заморочил ими голову. Все у тебя — «но» да «но»! — он бросил трубку.

Телефон снова заверещал.

— Андрей Данилович! Ну, хоть на куски режь — ничего не могу сегодня сделать. В понедельник… — в голосе прораба прозвучало отчаяние. — Ну, нет у меня слесарей! Нет! Заняты все.

Похоже было, что прораб говорит правду. Андрей Данилович подумал и решил не ругаться. Что толку? Видно, без своего вмешательства дело с места не сдвинешь.

— А кто у тебя есть? — спокойнее спросил он.

— Кто?.. Каменщики есть свободные. Так они ж не будут стойки ставить.

— Каменщики, говоришь? Так… Подожди. Не волнуйся, — Андрей Данилович наморщил лоб. — Посиди у телефона, не клади пока трубку.

Заходил к нему, помнится, третьего дня начальник механического цеха и спрашивал, не может ли он направить в цех каменщиков выложить стенку, а то каменщики управления капитального строительства все заняты. Но выполнить тогда его просьбу он не смог.

По второму телефону Андрей Данилович набрал номер механического цеха.

— Семен Дмитриевич, как — выложил ты стенку? Нет еще? Могу подослать каменщиков. А ты, знаешь что, выдели-ка мне на полдня двух слесарей. Да, да, только на сегодня. Значит, договорились? Вот и отлично.

— Ты жив там, Степанов? — поднес он к уху еще не остывшую трубку. — Подсылай на завод своих каменщиков и дуй давай в общежитие. Коль уж ты такой неизворотливый, так я тебе сам мигом двух слесарей доставлю.

Разговор с прорабом взбодрил его, а легкость, с какой все решилось, радовала. Теперь только присмотреть за работой слесарей, и тогда завтра он в грязь лицом не ударит. Андрей Данилович поднялся и направился к выходу. Но на полпути догнала его и прямо-таки вонзилась в затылок звонковая телефонная трель.

Он вернулся и зло схватил трубку.

— Да ты что, в самом деле, пристал ко мне? Все же ясно! Сказано — дуй в общежитие! Жди!

Услышал удивленный голос жены:

— Кто это? Ты, Андрюша?

— Я. Кто ж еще? — успокаиваясь, буркнул он.

— А почему кричишь?

— Тренируюсь… Скоро у нас профсоюзное собрание будет, и я голос ставлю.

Жена засмеялась там, в другом конце города — в кабинете клиники. Потом спросила:

— А знаешь, почему я тебе звоню? Не догадываешься?

— Понятно… Соскучилась по любимому мужу.

— Это само собой, — опять рассмеялась она. — Но есть и еще причина.

— Дальше мое воображение не срабатывает. — Плотней прижимая трубку к уху, он совсем упрятал ее в больших ладонях. — Так в чем дело?

Она ответила с ликованием в голосе:

— Докторскую мою утвердили. Вот… Сейчас только узнала.

— Ну-у!.. Здорово! Хотя, впрочем, я не сомневался, что утвердят. Знал заранее.

— Тебе бы моим оппонентом на защите быть, так меня, думаю, сразу бы и в академию выбрали, — сказала она и, помолчав, продолжила уже другим тоном, нарочито пугающим: — Вот и все мои хорошие новости. Осталось сообщить ужасные. Твоим угодьям, отец, угрожает большая опасность.

— То есть?

— Как же… Пока о присуждении мне докторской степени знаю только я да еще ты, но скоро узнают все и, стало быть, нагрянут к нам гости. Чем будешь встречать?

— А-а… Вот ты о чем. Это, знаешь, не служба, а службишка. Можешь не беспокоиться: встретим во всеоружии, — с легкой усмешкой над собой он подумал, что и дома, похоже, выполняет обязанности зама по быту. — Не оскудели еще мои запасы в подполе.

— Вот и хорошо. В твоих талантах я, кстати, тоже не сомневалась, — польстила жена. — Теперь вот что, Андрей… Скажи, как с домом?

— А что с домом? — он не сразу понял, о чем она спрашивает, и пожал плечами. — Дом, как тебе должно быть известно, стоит на месте. Крыша не течет, окна не выбиты… Вполне готов дом к банкету.