Ласточка с дождем на крыльях

– А, это ты, Яр. С возвращением. Что происходит? Свадьба.

– Какая еще свадьба?

– Моя.. Вот с этой девушкой… Шурой. – Сын положил руку на макушку девицы, в центр бумажной короны.

– Прошу любить и жаловаться на нее матери. Хотя и неправильно. Она очень хорошая. Свойская в доску. Я давно искал такую.

– Мы уже знакомы, – сказала Шура и пыхнула дымом.

– Ты это серьезно? – спросил Красин сына.

– Яр? – обиделся Владик. – Разве шутят такими вещами? По твоему лицу я вижу, что ты не веришь. Вот… Штамп загса… Все как положено. – Владик вы тащил из джинсов мятый паспорт. – И у Шурика-Мурика тоже есть штамп. Шурик, покажи.

Шурик-Мурик привстала и с трудом извлекла из заднего кармана джинсов новенький документ.

– Выйдем, – сказал Красин-старший.

– Выйдем, – ответил Красин-младший.

Волейболист перешагнул через три тела и оказался в прихожей. Отец закрыл дверь.

– Что означает вся эта комедия? Где мать? Что делают здесь эти люди? Почему в моем кабинете бардак? Вытащи сигарету, когда с тобой разговаривает отец!

Владик послушно вынул сигарету, подумал, куда бы ее бросить, его соблазняла большая ваза с декоративными подсолнухами, но сын, вздохнув, потушил окурок о подошву ботаса «Adidas» и сунул его в карман.

– Старик, не понимаю, чего ты кипятишься? Ты всегда чему меня учил? Упорядоченному образу жизни. Вот я его и упорядочил. Теперь у меня есть законная жена. А ты опять недоволен. Кстати, мать благословила. Она уехала искать свадебный подарок. А ты что мне подаришь? Впрочем, мне ничего не надо. Дай лучше бабками. Между прочим, я сейчас в сильном цейтноте. Пара кусков тебя не сильно обременит?

Ярослав Петрович снизу вверх смотрел на своего отпрыска. Лицо сына было точной копией его лица. Только на двадцать лет моложе. Розовый, с рыжеватым пушком добрый подбородок, широкий лоб, синие глаза смотрят радостно-удивленно. Владик всегда смотрел на жизнь радостно-удивленно.

– Я ухожу на час, – сказал Красин, стараясь говорить медленнее и весомее. – Чтобы к моему при ходу вся эта честная компания вытряхнулась, квартира была убрана, а ты принял душ, помыл голову шампунем, надел белую рубашку и ждал нас с матерью. Будем разбираться в твоей бумажной свадьбе.

Удивленные глаза сына стали почти испуганными.

– Старик! Что значит весь этот бред? Изгнание моих коллег, одной из лучших волейбольных команд города… Шампунь, белая рубашка… Разбор моей свадьбы. Разве свадьба – это военная операция? Только военные операции нуждаются в разборе. Ну ты даешь, Яр… Не ожидал… Всегда считал тебя умным человеком. Тебя в командировке, видно, здорово принимали.

Красин посмотрел на часы.

– Сейчас восемнадцать тридцать. Ровно в девятнадцать тридцать я буду здесь. Попробуй не сделай.

Ярослав Петрович вышел из квартиры. На улице, несмотря на вечер, было жарко. С лип на бульваре капал сок, оставляя на асфальте и на скамейках точечки, похожие на следы мух. Бабушки катили коляски; на скамейках сидели парочки; появились первые, еще уверенные в себе, разговорчивые пьяные. Один из них, молодой человек с потрепанным лицом и толстым портфелем, опустился рядом.

– Ну, жара… – сказал он, вытирая ладонью пот.

Красин сделал головой движение, которое означало, что ему понятна мысль собеседника.

– В жару пиво пить надо, а кружек нет. Раньше кружек было навалом – пива не было, сейчас пива захлебнись – кружек нет. Я всегда со своей банкой хожу. Хочешь? – Парень раскрыл портфель и достал трех литровую банку с пивом.

– Нет, – сказал Ярослав Петрович, хотя пить ему хотелось.

– Ну? Алкоголик? Или печень больная? Иль брезгуешь? Ну, брезгуй. Ну, дело твое.

Парень сорвал зубами с банки пластмассовую крышку и стал жадно пить.

Урчали моторы машин, шуршали насквозь прожаренные за день листья лип, с которых срывались клейкие тяжелые капли.

Возле поворота в переулок, где жили Красины, остановилось такси. Из такси вылезла жена Лена. Большая хозяйственная сумка было доверху набита свертками, в другой руке жена держала огромный, упакованный плотной бумагой пакет. Увидев мужа, Лена обрадовалась:

– Ярка! Вернулся! Очень кстати! Помогай! – Жена сунула Ярославу Петровичу сумку. – Ты знаешь, что я купила? Седло.

– Какое седло? – опешил архитектор.

– Лошадиное! Какое же еще! Коровье, что ли! Это нашему Владику. Свадебный подарок. Ты знаешь новость? Только держись покрепче. Вадик женился!

– Знаю. Поэтому ты решила купить ему коровье седло?

– Не коровье, а лошадиное. И не иронизируй. Он должен бросить волейбол и заняться верховой ездой. Волейбол – это несерьезно, разврат. Они играют, а вокруг сидят девчонки и смотрят. А потом дерутся за автографы. Поневоле разложишься. А верховая езда – занятие одиноких, в лесу. Может, только мы да жена придем посмотреть когда. Уверяю тебя, это пойдет ему на пользу. Он сразу станет более положительным.

Речь жены всегда напоминала Ярославу Петровичу следы на снегу испуганного зайца. Испуганный заяц шпарит и шпарит без остановок. И остановить его может лишь выскочивший навстречу волк или лиса. Таким «волком» или «лисой» для Лены служили неожиданные вопросы.

– А тапочки для лошади ты купила?

– Тапочки? Для лошади? Ты бредишь опять или иронизируешь…

– Да. Тапочки для лошади. Чтобы не стучала копытами по асфальту.

– Я купила уздечку с серебряной чеканкой. Она продавалась в комплекте с седлом. Замечательная чеканка, какая-то национальная… Кроме того, мы с тобой должны завести волкодава. Будем прогуливать его рядом с ипподромом, чтобы быть поближе к сыну… Кроме того, мы будем участвовать в международных выставках и, может быть, завоюем золотую медаль. Кроме того, волкодав поможет охранять квартиру. Все-таки к технике, Ярочка, у меня нет особого доверия… Скажи, ведь правда с волкодавом удачная мысль?

Жена всегда поражала Красина энергией. Полная блондинка с голубыми глазами, на первый взгляд, такая флегматичная, она ухитрялась делать одновременно несколько дел. Впечатление энергичности, возможно, усиливалось оттого, что Лена беспрерывно говорила. Почти все знакомые мужчины Ярослава Петровича были влюблены в его жену и открыто завидовали ему: не в пример их «лахудрам» Лена и статна, и величава, и хозяйственна, и «все в дом, а не из дома», и мужа любит, по сторонам не «глазенапит», как «родимые лахудры».

«Лахудры» же считали (один раз Красину довелось случайно подслушать тайное женское собрание, посвященное обсуждение его супруги), считали ее «бабой без мозгов, без нервов и без чувств. Лишь одна оболочка. Как говорящая кукла».

Красин взгромоздил лошадиное седло себе на голову. Седло было очень тяжелое, и Ярослава Петровича слегка качнуло.

– Помочь? Ну?

Сзади стоял любитель пива.

– Спасибо. Я сам.

– Сильный или брезгуешь? Ну?

Какой навязчивый малый… Чего он к нему привязался? Или специально… ищет повода для ссоры, чтобы потом можно было сфотографировать «драку с пьяным» приобщить к «делу»? Да нет, просто бывают такие. Заводятся с ходу. Не понравилось, что с ним не выпил пива, «побрезговал». Почему он в самом деле не выпил с этим парнем пива? Ведь хотелось. Пиво было холодное, банка аж запотела. Надо было выпить. Иногда мы мелочью обижаем человека. Может быть, он очень несчастен и одинок…

– Ну ладно… чистенький… иди… тащи в свою нору барахло.

– Разрешите пройти. – Лена так посмотрела на парня своими сказочными голубыми глазами, что тот сразу осекся и отошел, что-то бормоча. – Ты уже видел невесту? – спросила жена. – Правда, ведь мила? Немного полновата для своих лет, но ничего, семья появится – сразу похудеет. Отец у нее знаешь кто? Профессор по квасу. Представляешь, оказывается, есть профессора по квасу! Никогда не слышала! Правильно говорят: век живи – век учись.

– И все равно помрешь, так и не узнав, что есть профессора по тараканам, – ответил на этот монолог Ярослав Петрович, обливаясь потом под «коровьим седлом». – Я разогнал всю эту честную компанию.