Повести

Глава двенадцатая

Даешь машину!

До конца месяца оставалось девять дней, из них всего лишь семь рабочих, а дел у бригады было невпроворот.

Тогда–то они и появились на участке: главный инженер завода и начальник сборочного цеха…

Мастер позвал всю бригаду к себе в конторку.

— Я думаю, товарищи сборщики, — начал свою речь начальник цеха, пожилой, с усталым лицом человек, — что вы пойдете навстречу… поддержите просьбу администрации завода и к тридцать первому числу сдадите машину…

— Да, товарищи рабочие, — заговорил и главинж, крупный, лысеющий мужчина, — бригаду мы вашу знаем как одну из лучших… — Он оглядел сборщиков, тесно усевшихся на скамейках, и на его полном большом лице появилось некое подобие добродушной улыбки. — А что касается оплаты, то за нами дело не станет. За работу в выходные дни — каждому по червонцу сразу же, наличными. Деталями вас обеспечим, сейчас все на это брошено, даже конструкторов и технологов ставим на станки. Я сам вот вторые сутки не выхожу с завода…

— Ну почему каждый раз такая история? — сердито сказал Геннадий. — Полмесяца баклуши бьем, а полмесяца загибаемся. Ни выходных тебе, ни праздников, с темна до темна… Занятия приходится пропускать, а потом переписывай конспекты, нагоняй… Проект по технологии надо уже сдавать, а я его только начал. И то ошибка где–то в самом начале. Придется пересчитывать. А когда пересчитывать?

— Что поделаешь, товарищи… — вздохнул главинж.

— Да уж видно, — как бы про себя, негромко сказал Геннадий, — что ничего не можете поделать…

Однако главинж услышал.

— Если бы у нас с вами было массовое производство, — начал он тоном уязвленного и оправдывающегося человека, — где из года в год идет одно и то же изделие, где жесткий ритм конвейера, где можно на сотню раз все выверить и рассчитать с точностью до секунды. Но у нас с вами мелкосерийное и даже единичное производство, а это означает, что в механических цехах каждый день и даже час обрабатывается великое множество самых разных деталей. Здесь ежеминутно все меняется, меняется. Вот и попробуй спланируй, попробуй учти все случайности. Их тысячи!.. То снабженцы подвели, то станок сломался, то в брак запороли сложную отливку, то в отделах чертежи задержали. Один напутал в бумагах, у другого на складе беспорядок, у третьей ребенок заболел — с работы ушла… Но самое страшное — прогулы, пьянство. Как, каким планированием, каким графиком можно учесть, выйдет завтра на работу какой–нибудь Иванов или загуляет? На конвейере не страшно. Там этот Иванов дырку, скажем, делает в детали. Не вышел, ну и черт с ним, я вместо него вон уборщицу поставлю. А у нас нельзя. У нас большинство рабочих — высокой квалификации. Не вышел, загулял, вот и полетел наш график, полетела наша ритмичность…

— Погодите, — крутнул головой Геннадий. — Вы все говорите об обычном планировании. А почему бы не наладить оперативное планирование? Да еще автоматизировать его. Сейчас же то и дело пишут в газетах: такой–то завод внедрил АСУ, такой–то комбинат внедрил АСУ…

— Читаем и мы газеты–то, читаем…

— А если читаете, так в чем же дело? Чем наш завод хуже других?

«Ага, — подумал Андрюха, — у главного инженера даже лоб вспотел! Нелегко, видно, ему, начальнику, в роли просителя…»

— Согласен с вами, — через силу выдавил главинж, — АСУ, видимо, даст возможность улучшить оперативное планирование. И на заводах с массовым и крупносерийным производством эти системы уже работают, я видел… Но попробуй внедри их у нас. Тут одного оборудования понадобится — целый завод! Я нисколько не преувеличиваю! — поспешил он заверить Геннадия, заметив, как тот усмехнулся. — Еще такой же, как наш, завод!.. А как это сложно — составить программы для ЭВМ в наших условиях! А специалистов где возьмешь? И потом, опять же, сможет ли ЭВМ учесть, предсказать, — тут уже главинж иронически усмехнулся, — что тот же Иванов во время рабочего дня перелезет через заводскую стену и сбегает в гастроном за бутылкой? В результате чего простой станка, брак и прочее и прочее. Сможет ли?

— А вы внедрите сначала, — резонно заметил Геннадий, — наладьте оперативное планирование так, чтобы этому Иванову и некогда было о бутылке думать. Поставьте его в такие условия, зажмите в такой ритм, чтобы он все восемь часов, как это, между прочим, и положено, от станка не отходил!..

Андрюха напряженно следил за спором, смотрел то на главинжа, то на Геннадия и думал — вот, вот, я ведь тоже сначала только рабочих обвинял… Геннадий прав насчет планирования, сто раз прав…

— Я, может, и не силен в философии, — улучив момент, вставил Андрюха, обращаясь к главному инженеру, — но сваливать все беды на Иванова — это по науке ли будет? Ведь Карл Маркс как говорил?..

— Ну, товарищи! — воскликнул начальник цеха с упреком в голосе. — Не хватало еще, чтобы мы здесь семинар по философии устроили! Мы к вам с просьбой, а вы…

— Да, да, товарищи, сейчас дорога каждая минута, — напомнил и главинж. И снова обвел глазами всю бригаду: — Так как мы решим?..

— А что тут решать. Надо — стало быть, надо, — твердо сказал Багратион. — Поднажмем, чего там…

Мастер, во все время разговора молча стоявший у входа в конторку, облегченно вздохнул.

— Тогда за дело, товарищи, — подытожил начальник цеха и поднялся со стула.

И начальство направилось на соседний участок, где тамошний мастер тоже собирал своих людей в конторку…

— Конечно, и наш брат, рабочий, виноват, — говорил по дороге Геннадий. — Но главная причина, я считаю, — хреновая организация. Ты слышал — он даже козыряет тем, что вторые сутки с завода не выходит. Мол, жертвую собой ради общего дела, мол, на войне как на войне. И не ума, что время–то давно не военное и даже не послевоенное…

— Шестьдесят процентов месячного плана за семь дней… — Андрюха покачал головой.

— Кондрашка может хватить! — добавил Геннадий.

Уже поздний вечер, уже где–то там, за цеховыми корпусами, село солнце, уже в сборочном включили полный свет, и от этого внутри полых деталей, в узлах и машинах поселились черные тени.

Только что с помощью крана всей бригадой установили площадку для большого верхнего конвейера. Приподнятая над землей, над машиной, площадка похожа на виадук: четыре поддерживающих стойки, лесенки с двух сторон, чтобы подниматься наверх; оградительные перила.

Андрюха поднялся по железной лесенке на виадук и, прежде чем начать устанавливать опорные катки для конвейерной ленты, огляделся.

Машина отсюда, сверху, — как на ладони. Широко расставленные рельсы, по которым будет кататься пока что неподвижный мост–платформа; на мосту, на маленьких рельсах — тележка; на тележке уже установлена чугунная головка — главный узел машины.

Хорошо виден с виадука и весь участок — большая квадратная площадка, обставленная по периметру деревянными верстаками. А дальше — соседние участки. Вон там собирают встряхивающую формовочную машину, а там участок машин для литья под давлением, участок автоматических линий. А если глянуть в другую сторону, то увидишь громадное вытянутое тело установки для центробежного литья водопроводных труб.

Поблескивают в свете ламп гладкие валы и оси. Щерят зубы тощие шестерни, тоскуют по вечному движению рычаги, молча несут свою главную нагрузку коренастые литые корпуса. Там двое рабочих возятся с винтовым прессом, насаживают на вал зубчатое колесо; здесь трое укрепляют кронштейн, затягивают гайки; скрежещет, звенит металл; пронзительно шипит сжатый воздух; что–то постукивает, что–то поскрипывает, кто–то зовет кран, а потом командует: «Вира — помалу!» Гаечный ключ надевается на головку болта; сверло вгрызается в сталь, завивает белую стружку–пружинку; из–под наждака хлещет искровой фонтан — кто–то что–то затачивает. А здесь из–под газовой горелки Багратиона, прожигающего окно в листе железа, посыпался огненный град, и воздух наполняется запахом горелого металла. Грязными сиреневыми простынями свисают с верстаков захватанные пальцами сборочные чертежи. И вроде бы все так же, как и днем, да только призрачнее, нереальнее кажется Андрюхе теперь, в электрическом свете, окружающее…