Спроси заклинателей духов

Поглядев на себя со стороны, почувствовал Авдей собственную ветхозаветность и приближающуюся старость.

— Это иностранцы, да? — тихо спросила Глафира.

— Какой к черту иностранцы! — начал заводиться Авдей. — Наши все! Доморощенные! И ты через неделю такой будешь!

— Что ты, Авдюша, что ты…

Тут уж Авдей явно перебрал.

— Извини, Глаш… Идем к морю…

Воды Глафира боялась. Плавать не умела. Они позагорали немного. Авдей повозился в воде с Тимошей.

— Домой пора… много сразу нельзя, Глаш… Много солнца вредно…

Купила ему Глафира белую полотняную фуражку с надписью по козырьку: «Ну, погоди!», где вместо кокарды эмблема с волком, немыслимой расцветки плавки, шлепанцы — японские гета на деревянном ходу, которые он тут же отдал Глафире, решив ходить босиком.

Многому научился в своей жизни Авдей, одного не умел — отдыхать. И здесь он с утра отправлял жену и сына на пляж, а сам садился на веранде, доставал книги, папки, рукописи, карты и схемы и работал в тишине, пока солнце не ударяло.

Перед обедом уходил на пляж, отыскивал своих, окунался в волну, лежал минут десять, затем торопливо одевался и тащил всех в столовую.

На пляже он с интересом всматривался в лица отдыхающих. Жизнь и без того коротка, чтобы отдавать ее всю нуждам производства — вот и все, что мог он прочесть на блаженных лицах отдыхающих.

После обеда, пока жена и сын спали, он сидел в библиотеке. На полдник они не ходили. А вечером, взяв малыша, Авдей уходил в кафетерий напротив Дома творчества. Там он покупал сыну безе — кулинарить тут умели, — а себе брал бутылку минеральной.

Он понимал, что такой распорядок у него только от того, что нет рядом друзей, нет товарищей. А заводить новые знакомства он не любил, даже за столом ни с кем не разговаривал.

В еде он понимал толк. Дома он даже брился после завтрака, чтобы запах одеколона, обязательно после бритья, не мешал ему ощущать ароматы кофе и хорошего табака.

А между тем жизнь на курорте текла под шепот волн и ласковое поглаживание солнца. «Боже, так хочется дождя, как омовения, — думал Авдей. — Так хочется дождя!»

И дождь пришел откуда-то с юга, с тяжелыми турецкими тучами, и обрушился ливнем на Коктебель и округу. И вместе с дождем появился на веранде человек, постучал в стеклянную дверь. Распахнул ее Авдей — вот тут и начались «ахи» да «охи».

— Каким дождем тебя занесло? — смеялся Авдей.

— Чукотским!

Это был старый приятель — журналист Коля Бобров. Давно они на Чукотке вместе, в одном поселке начинали.

— Решил заглянуть, узнать, как ты устроился. Путешествую по Крыму. Ребята дали твои координаты.

— Это ты здорово придумал! Это ты здорово! — засуетился Авдей. — Совсем я тут одичал от скуки — никого наших. В отпуск с друзьями надо ездить, с друзьями! Ни в коем случае с женой!

Глафира улыбнулась, качая головой. Она тоже давно знала Николая и была рада земляку.

— Вот тут парятся груши, — Авдей выдвинул ящик письменного стола, — и орехи. Миндаль. Надо кожицу с них снимать, пусть высыхают, знатные орехи. Самый раз. Никогда не пробовал. А ты?

— Я тоже.

— Ходил в горы? — спросил Николай.

— Лазил… горы как горы… только разговоры… у нас ничуть не хуже, даже лучше, — тоскливо пробормотал Авдей.

Глафира ушла в коридор мыть стаканы.

— Как отдыхаем? Доволен?

— О! Конечно, — ответил Авдей. — Рай, а не место. Работать хорошо, никто не мешает. Но долго я здесь не выдержал бы. Уже готовлю чемоданы, через две недели уезжать.

— Понятно, — вздохнул Николай. — Я тоже по Чукотке скучаю. Отсюда в Москву, а там на самолет. А ты мучайся здесь на юге, — засмеялся Николай, — мучайся.

Глафира поставила на стол стаканы, и тут Николай заметил на ее руке серебряное колечко с темным камнем.

— Местное? — спросил Николай.

— Ну да! — махнул рукой Авдей. — Тут все чокнулись. Ну, всем-то ладно, а тебе-то, Глаша! Опозорила!

Глафира улыбалась.

…У всех курортников на пляже было одно занятие — рылись в гальке и собирали на берегу, величиной с ноготь мизинца, разноцветные камушки. Это были осколки яшм, агатов, сердоликов, кварца, кальцита, кремня. Среди разноцветной окатанной морем каменной мелочи попадались красивые камушки, которые предприимчивые люди оправляли в металл, и получалось вполне приличное кольцо с вполне приличным камушком. На берегу местный промкомбинат построил даже две палатки, где можно было выбрать или заказать кольцо с любым камнем. Тут же работала мастерская по обработке камня. Дело было поставлено на широкую ногу — ни одна отдыхающая не уезжала без сувенира.

Камни были «болезнью» Авдея. Во время ежегодных летних экспедиций в горах и тундре Чукотки ему удалось собрать большую минералогическую коллекцию. Специализировался он на драгоценных и полудрагоценных минералах, а также на поделочных камнях. Объяснить это можно тем, что еще на заре своего увлечения, когда он мало что смыслил в геологии, в основу коллекционирования он положил эстетику камня. Так и пошло.

Будучи известным в своих краях ученым, он не стеснялся во время отпуска уходить с отрядом в три-четыре человека в геопоход, на поиски камней. И ни одной экспедиции, где он был рабочим, со всеми на равных, не было неудачной. «У тебя легкая рука, — говорили ему геологи. — Так бывает. Был бы ты геологом, тебе бы везло».

В Коктебель он приехал, использовав месяц отпуска в тундре, опять с отрядом в три человека, и это поле его было столь удачным, что о нем писали в газетах. В частности, и Николай писал, предлагая передать государству как можно скорее открытое этим отрядом месторождение на Омвееме, не волокитить с документацией и ассигнованиями.

И тут, в Коктебеле, Глафира заныла: «Хочу кольцо».

— Не позорь меня! — сказал Авдей. — Ты знаешь, сколько тут можно встретить знакомых?! Авдей Маркелов, обладатель собственного минералогического музея, стоит у киоска и выбирает колечко. Да все со смеху попадают! Сколько дома этих агатов?

— Тонна…

— Ну, не тонна, чуть больше. Хранить негде, в сарае уже лежат. А ты хочешь пятнадцатирублевое колечко…

— У тебя лежат булыжники… Ты никогда ничего мне из них не делал…

— И не буду делать… Грешно камень пускать на украшения…

— Ты псих. Все люди делают.

— А я не люблю… Камень, он и так красив… А ну тебя… Иди и покупай что хочешь… Только никому не рассказывай, засмеют…

Она пошла и купила в палатке серебряное кольцо с раухтопазом.

— О-ой!.. — схватился за голову Авдей и рассмеялся.

— Чего смешного?! — вспылила вдруг Глафира.

— Ничего, ничего, — успокоил он ее, а сам вспомнил сарай на Чукотке, и бочку с капустой, и лежащий в бочке вместо гнета кристалл раухтопаза весом в пятнадцать килограммов. «Гм… колец бы из него хватило на весь коктебельский пляж…»

А сейчас, показывая на Глафиру, Авдей молча развел руками, мол, ничего не поделаешь, все женщины одинаковы: извини, мол, Коля.

Наступило время ужина, но в курортной столовой гостей не кормили, и, чтобы не оставлять Николая одного, Авдей решил в знак солидарности с гостем на ужин в столовую не идти.

— Ты с Тимошкой иди, а мы с Колей поужинаем в кафе. Тут уютное заведение есть неподалеку. «Горные вершины» называется.

Кафе «Горные вершины» в десяти минутах ходьбы от территории курорта. Напоминало оно большой стеклянный ящик. Этот ящик прилепился к небольшой горушке, вершин никаких вокруг не было, тем более горных. Вершины были на горизонте — острые зубцы гор на фоне светлеющего горизонта.

— Скоро луна взойдет, — сказал Авдей и показал на горизонт.

…В кафе было малолюдно. Оставалось меньше часа до закрытия. Авдей взял два вторых и закуску, Николай — первое, второе и закуску. Светлое сухое вино стояло тут же в ящиках рядом с кассиршей. Вино она давала вместо чая, вместо компота и вместо сдачи — шестьдесят копеек бутылка. Столовое вино местного производства не отличалось хорошим качеством — приходилось компенсировать количеством. Гости взяли три бутылки — на первый раз, а там видно будет.