Ручьи весенние

Андрея пленила искренность нового директора, и он, взволновавшись, быстро обошел стол и, точно желая успокоить этого большого, по всей вероятности, хорошего инженера и доброго человека, по-юношески простодушно и тепло улыбнулся ему.

— Спасибо, Илья Михайлович, за откровенность!

…В тот же день новый директор согласовал с райкомом назначение отстраненного Кочкина заведующим ремонтной мастерской.

Из бывшего своего кабинета Игнат Петрович вышел точно из бани — потный и красный. Не глядя ни на секретаршу Катю, ни на толпившихся в коридоре трактористов, опустив тяжелую, большую голову, он прошел мимо и отправился в Предгорное.

— Набаловался в машине, теперь с непривычки пехтурой-то далеко покажется.

— Каков-то новый будет? Дайте, братцы, я сплаваю на разведку, посмотрю, что он за птица. У меня и заделье есть… — переговаривались в коридоре механизаторы.

Ночью Андрей долго думал о новом директоре. За день он, кажется, присмотрелся к нему.

Ястребовский внимательно слушал людей, докладывающих о разных делах МТС, не спеша, «в ощупку», как больной после тяжелой болезни, делал первые шаги.

«Умен и как будто трезвенник: очень, очень важно! — думал Андрей о Ястребовском. — Надо будет обязательно подкинуть ему что-нибудь по агрономии. Без этого ему будет очень трудно разобраться… Да и может попасть в неловкое положение перед людьми…»

Андрей всей душой хотел помочь Ястребовскому. Со свойственной ему широкой русской доброжелательностью к людям он старался видеть в новом директоре только хорошее, но что-то и смущало, тревожило его все время. Андрей всячески отвлекал себя от этих «других» мыслей о новом директоре, но они все настойчивее лезли в голову.

«Конечно, нехорошо, что он исключительно инженер-цеховик… Трудно ему будет понять и полюбить то, что любим мы, земледельцы».

Андрей знал, что не уснет до тех пор, покуда не придет к чему-то определенному. «Но ведь сейчас столько требуется людей… А где же их взять, влюбленных в природу и агротехнику?.. Мало ли случаев, когда потомственные заводские рабочие, например двадцатипятитысячники, становились и колхозными вожаками и страстными землелюбами. — Сон, казалось, окончательно отлетел от Андрея. — И семью не думает перевозить. Говорит, «назначен я временно исполняющим и, по всей вероятности, ненадолго; обещали другого подыскать… Жена работает, получает около трех тысяч в месяц, дети учатся, квартира хорошая…» Как же это он будет разрываться надвое, когда здесь все заново создавать?..»

Электрическая лампочка, трижды мигнув, погасла.: вторая смена рабочих расходилась на отдых.

«Надо будет поговорить с Верой, на ней проверить впечатление о Ястребовском: она девушка с острым глазом…»

При мысли о Вере Андрей как-то сразу успокоился, точно, вспомнив о добром друге, невольно переложил на него свои заботы.

Глава девятая

Неделю присматривался к людям не вылезавший из мастерских Ястребовский. Потом сделал кое-какие передвижки станков, по-иному организовал ремонт тракторов, переведя все на прогрессивный «узловой метод», завел табель явки и ухода с работы.

Первым нарушил дисциплину бывший директор Игнат Кочкин. В тот же день всей МТС стало известно, что ему объявлен строгий выговор.

«Машину видит насквозь. Механику любит до невозможности; готов с утра до вечера около ремонтников крутиться», — говорили о Ястребовском механизаторы.

Веселее стало в мастерских. Оборудование и запасные части действительно пришли. Начали устанавливать новые станки. Директор окончательно переселился к ремонтникам. Кабинет его пустовал.

Рабочие подтянулись. Даже Кочкин, к удивлению всех, стал, являться на работу трезвым. Отечно-желтое бабье лицо его заметно посвежело, безвольные мягкие губы отвердели.

— Хорошенький резон! Из гвардии да в гарнизон, из директоров — в заведующие мастерской! А тут еще и контузия по карману, вот и одумался: решил лучше мед пить, чем битым быть, — сказал о Кочкине Шукайло.

Нового директора вскоре вызвали на совещание в краевой центр, потом в районный, а через две недели снова в краевой: большие перестройки, как правило, начинались с совещаний, заседаний, собраний.

Игнат Кочкин к грязи в мастерских относился, как говорили комсомольцы, «веротерпимо».

— Это вам не больница! — говорил Кочкин. — Испокон веков в мастерских грязь. Вы бы еще белые халаты себе потребовали…

Поход за чистоту, за новый порядок в мастерских возглавила молодежь. Вчера комсомольцы выбрали новое бюро, в которое вошли: Андрей Корнев, Маша Филянова, Вера Стругова, Игорь Огурцов и токаренок Витька Барышев.

— Может ли Войковская МТС с теперешним ее личным составом и вооружением стать главной силой в сельскохозяйственном производстве? — Андрей вопросительно посмотрел на членов бюро.

Не выдержал самый младший из членов бюро, семнадцатилетний Витька Барышев:

— Взять наш токарный цех… Если б у нас дисциплинка не прихрамывала…

Сидевшая рядом с Витькой Вера тихонько дернула его за ватник и шепнула:

— Помолчи.

Андрей продолжал:

— А во что может обойтись нам варварское хранение машин, грязь на рабочих местах? Недавно из-за плохого ухода чуть не сгорел генератор. А случись это несчастье — замрут мастерские.

— Андрей, запиши ответственность за чистоту в помещении генератора на меня… — При этих словах Витька раскраснелся, но смотрел на всех строго.

Сдвинув на затылок шапчонку, вскочил Игорь Огурцов.

— Вопрос о хранении машин, братка, пиши на меня. Уж я-то, радист, знаю, что многие детали машин под дождем и снегом портятся быстрее, чем в работе. Каменный век какой-то! — повторил Игорь слова старого токаря Созонтыча, и ребята улыбнулись.

— Перпетуум-мобиле настоящее получается: государство, нам дает машины, а мы их гробим. — Игорь внимательно оглядел ребят. — Государство нам снова дает машины, а мы их снова гробим… Я поговорю с директором. Если надо будет, поеду в райком. Мигом!

Все дружно засмеялись. Ох, уж это «мигом»!

Слова попросила Вера. При этом она посмотрела на Андрея такими влюбленными глазами, что он остолбенел.

«Неужели? Но ведь я же… Но ведь это же…» — бессвязно пронеслось в его голове. И он сухо и строго сказал:

— Говори, Вера.

— Я с осени готовлюсь открыть в колхозе «Красный урожай» трехлетние курсы мастеров сельского хозяйства. Подобрала пособия… Запишите за мной эту работу… — И осеклась. Ее напугала металлическая нотка в словах Андрея. Она низко склонилась над столом и уже больше не слышала, что говорили ребята.

А говорили горячо. Особенно самый младший из членов бюро — Витька Барышев:

— Мы, комсомольцы, — хозяева. Значит, мы и должны возглавить. Я так понимаю свою должность: всегда драться за лучшее.

Комсомольцы — тот же генератор, и бездействовать не должны… Наши батьки вон каким чертям рога посшибали, а тут Кочкин с его грязью!..

На самом деле, а вдруг крякнет генератор, и мастерские замрут?!. С кого за это голову сорвать? С нас: не доглядели… Значит, и сами мы, войковские комсомольцы, — неважный генератор…

Наше правительство вон на какое дело размахнулось, значит, и нам на подхват надо, как всегда подхватывали комсомольцы… Вот как я понимаю комсомольскую свою должность…

…Когда вышли на мороз, разом опьянели от зимнего воздуха, от луны, от звезд.

— Братцы! В такую ночь влюбленным… — Игорь взглянул на Веру и Андрея, — гулять и целоваться, гулять и целоваться… Правда, Маша?

— Ты, кажется, и с Матильдой не прочь целоваться? — засмеялся Барышев.

— Витька, побью! Да понимаешь ли ты, молокосос, что в таких делах несовершеннолетние не имеют голоса! Пошли, Маша! А ты, Витенька, иди целуйся с генератором. Прощай, пиши, в крайности телеграфируй.

Андрей и Вера остались вдвоем. Молчали.

— Погуляем? — предложила Вера.

— А потом мне провожать тебя?

— Не возражаю… — Вера засмеялась. — Я тебя тоже провожу! Ночь-то какая, смотри!