Быстроногий олень. Книга 2

«Ах, волк! Ах, старый, вонючий волк! — стучало в его мозгу. — Задушу! Я его задушу!»

Повернувшись лицом к яранге Чымнэ, Кувлюк сделал несколько неверных шагов и снова остановился. «А как она его! Ай, какая девушка!»

Обхватив голову руками, Кувлюк застонали сел прямо на снег.

— Как объедки собаке! — вслух промолвил он и снова дико оглянулся на ярангу.

Ясное небо перемигивалось множеством звезд. Где-то далеко завыли волки. Послушный многолетней привычке, Кувлюк вздрогнул, на мгновение прислушался к волчьему вою.

«Пусть волки рвут его оленей! Пусть они и его разорвут в куски! — Кувлюк вскочил на ноги, подбежал к своему малахаю, нахлобучил его на заиндевелую голову. — Он из меня сделал собаку! Он мучает меня всю мою жизнь! А она, эта проклятая Аймынэ! Для кого она бережет себя? Почему я не уволок ее до сих пор в свою ярангу и не сделал с ней то, что хотел сделать Чымнэ?»

Дикое желание ворваться в полог к Аймынэ овладело Кувлюком. В разгоряченном воображении он уже видел, как, задыхаясь, заламывает ей руки, как вымещает свою злобу, накопленную годами терпеливого, покорного ожидания.

Возле яранги Чымнэ послышался скрип шагов. Страх, словно тугое кольцо аркана, захлестнул гулко стучавшее сердце Кувлюка. Он вскинул кверху кулаки, яростно погрозил ими невидимому хозяину и метнулся по невысокому обрыву вниз к реке. Больно заныло зашибленное колено. Кувлюк встал и застыл в оцепенении, дожидаясь, когда утихнет боль.

Вскоре Кувлюк уже ходил, прихрамывая, между оленей по стаду Чымнэ. Ему было нестерпимо жалко себя. На минуту ему представилось, что он совсем еще мальчик, всеми обиженный и заброшенный, которому хочется плакать.

— Чего смотришь? Видишь, два оленя далеко в сторону отбились! — вдруг хлестнул его сзади грозный окрик. Пастух вздрогнул, медленно повернулся и увидел приближающегося Чымнэ.

— Ну, чего стоишь! — еще громче выкрикнул Чымнэ. В голосе его чувствовалась ярость.

Кувлюк дождался, когда хозяин подойдет вплотную. Чымнэ с силой хлестнул в воздухе концом аркана и вдруг, скривившись, схватился за плечо. И тут Кувлюк неожиданно для себя разразился громким злорадным хохотом. Глянув с ненавистью в изумленное лицо Чымнэ, он круто повернулся и пошел загонять в стадо отбившихся оленей. «Не спится тебе!» — с злорадством думал он о хозяине.

А Чымнэ, широко расставив ноги, долго, с тупым упорством смотрел в спину своего пастуха. Рука его по-прежнему лежала на пораненном плече.

14

Савельев лежал на кровати, сосредоточенно глядя в потолок. Из задумчивости его вывел стук открывающейся в тамбуре двери. Савельев вздрогнул, выходя из оцепенения, легко соскочил с кровати, сунул ноги в торбаза. В тамбуре кто-то шарил по стенке. Савельев подошел к двери, распахнул ее, пристально всмотрелся в заснеженного человека.

— Кто это? — спросил он.

В ответ послышался глухой кашель гостя.

— О! Да это Шельбицкий! — воскликнул Савельев и вышел в тамбур. — В командировку? На ревизию? А где каюр? — быстро спросил он, выглядывая на улицу.

— Каюр поехал в соседний дом к своим родственникам, а вещи мои там… за дверью… снял с нарты, — ответил Шельбицкий, пытаясь сдвинуть со рта обледенелый шарф.

Захватив вещи бухгалтера, Савельев захлопнул на засов дверь тамбура, наскоро отряхнул гостя от снега.

Страшно неуклюжий в меховых одеждах, Шельбицкий вошел в комнату, с огромным трудом развязал одеревеневшими пальцами тесемки малахая, сбросил его с головы. Редкие волосы его слежались, нос и щеки были заметно подморожены.

— Проклятая стужа! — промолвил он хрипловатым голосом, безуспешно пытаясь расстегнуть ремень на кухлянке.

Савельев с нескрываемым презрением наблюдал за ним, подошел, помог расстегнуть ремень.

— Вы — тепличное растение! — наконец сказал он. — Вот какую силу имеет магнит, который называется деньгами! Даже вас вытащил на Север, в полярную стужу!

Когда Шельбицкий, наконец, разделся, Савельев пригласил его сесть, не спеша накрыл стол.

— Вы все еще так и не пьете? — спросил он, извлекая из тумбочки бутылку со спиртом.

— Не пью, — хмуро ответил Шельбицкий, пытаясь разгладить свои слежавшиеся волосы.

— Ну что ж! сегодня я, пожалуй, поучу вас, как надо пить. Иногда это очень полезно для психической разрядки… очень полезно, — подчеркнул Савельев, разглядывая на свет — чисты ли стаканы. — Но прежде чем напиться до зеленых чортиков, мы выпьем с вами совсем немного, чтобы вести деловой разговор на трезвую голову.

Шельбицкий болезненно поморщился, потянулся вилкой к раскрытой банке с крабами.

— Так вот, медлить я не стану! Слушайте меня внимательно и старайтесь запомнить. Записывать вам, как и прежде, ничего не разрешаю. — Савельев пристально посмотрел в мрачное лицо Шельбицкого, не чокнувшись, залпом выпил полстакана разведенного спирту.

Потянулся к своему стакану и Шельбицкий, но Савельев остановил его.

— Вам придется подождать. Слушайте, что вам надо сделать ровно через месяц. Первое: приготовьте сводку, сколько будет к тому времени добыто по всему району пушнины. Как это выглядит в количестве хвостов и в рублях. Второе: узнайте, сколько в среднем в месяц проходит самолетов через кэрвукский аэродром.

Шельбицкий, не глядя на Савельева, с трудом пережевывал пищу. Огромный кадык его судорожно вздрагивал.

— Вы хорошо запомнили то, что я вам сказал? — спросил Савельев и снова налил себе спирту.

Шельбицкий вдруг вскочил со стула, крепко зажимая стакан в дрожащей руке.

— Сколько вы еще будете мучать меня, а? — истерично закричал он. — Ведь вы меня душите! Мне уже нечем дышать!

— Вам душно, Венедикт Петрович, вы так тяжело дышите. Позвольте, я вам расстегну ворот.

Сильные руки Савельева с цепкими пальцами потянулись к шее бухгалтера. Шельбицкий отпрянул назад, зашиб голову о стену.

— Не троньте! Слышите! Не смейте меня трогать! — выкрикнул он, срывая голос.

— Успокойтесь, Венедикт Петрович, — ласково попросил Савельев. И лицо его озарилось так пугавшей Шельбицкого почти детской улыбкой.

— Ну что, что вы сделаете со мной, если я больше ни один из ваших приказов не выполню! — снова заговорил Шельбицкий, нервно стискивая в руках вилку. — Продадите меня, да? Но этим же самым вы продадите и себя, слышите? С потрохами продадите себя!

Савельев встал, заложил руки в карманы. На мокрых губах его все шире и шире расползалась злая усмешка. И она так была не похожа на его обычную светлую улыбку.

— Вы спрашиваете, что будет с вами, если не выполните мой приказ? Случится вот что. В один прекрасный момент кто-нибудь будет неприятно испуган тем, что найдет ваш… труп.

Савельев поставил ногу на табурет, задумчиво покрутил на столе стакан. Шельбицкий вспотевшей спиной плотно прижался к стене.

— Да, да. Это будет так. У вас, черт побери, есть голова на плечах, и вы должны понять, что иного выхода у меня не найдется. Вы слишком опасным человеком сделаетесь для меня, если не станете моим преданным другом. Итак — или враг, с которым я беспощадно расправлюсь, или преданный друг, который, как и прежде, будет щедро вознаграждаться.

Шельбицкому хотелось отпрянуть от стенки и бежать, бежать без оглядки прямо в стужу полярной ночи. Но он чувствовал, что ноги подгибаются, а в груди не хватает дыхания. В близко поставленных глазах его появилось выражение лютой тоски попавшего в капкан зверя.

— Сядьте! — властно приказал Савельев. Шельбицкий мешком опустился на стул.

— Один астролог предсказал смерть какой-то бабушке или тетушке короля, — Савельев тоже уселся на стул. — Король разозлился. Решил казнить астролога. Перед этим он его спросил: «Попробуй угадать, когда умрешь ты сам». Астролог ответил: «Я умру ровно за три дня перед вашей смертью». Королю ничего не осталось делать, как всячески оберегать жизнь астролога. Так вот в этом смысле у вас с тем королем судьба одна и та же. Моя могила — ваша могила, толкая меня к могиле, вы будете толкать себя туда же.