Из-под пяты веков

От пережитого глаза её стали покорными, как глаза оленя, а улыбка очень редко

появлялась на её лице... Она делала то, что заставляли делать её Максим или его жена.

Никогда ни о чём не просила она ни самого Максима, ни его жену. Никогда не спрашивала у

1 При ловле песцов капканами ставят сначала «приваду» – рыбу или мясо. Песец привыкает ходить к приваде,

есть её. Тогда к приваде ставят капкан.

2 Амгэ? – Что?

них ни про отца своего, ни про мать. Она примирилась с тем, что семья Максима – её семья.

И когда умерла старуха Ванукан, Марина молча заменила её как хозяйку. Ни Максим, ни его

сыновья не почувствовали поэтому отсутствия руки хозяйки, когда умерла старая Ванукан.

День за днём Марина всё больше и больше начинала интересоваться жизнью семьи

Максима. Стала расспрашивать о их роде, о том, как они жили, как промышляли, где

кочевали.

Особенно охотно расспрашивала она старшего сына Максима – Сергея –

тридцатилетнего крепкого весельчака, умевшего о каждом событии рассказывать непременно

смешно.

Сергею тоже нравилось разговаривать с Мариной. Ему всё хотелось, чтобы Марина

засмеялась звонко, весело, как умел он сам смеяться. Но Марина всегда только улыбалась. И

эта беззвучная улыбка Марины стала со временем ему особенно нужной, стала чем-то таким

необходимым, без чего человеку трудно жить.

Максим Ванукан уже много раз говорил Сергею:

– Надо тебе жену. Годы твои текут, как вода в реке. Старость подкрадывается, как лиса к

куропатке, и не оставишь ты после себя семьи.

– Не хочу жениться. Не хочу семью иметь с молодых годов, – упрямо твердил Сергей на

все доводы и угрозы отца.

Настойчив был Максим Ванукан, но настойчив был и сын Максима – Сергей. Старик

махнул в конце концов на сына рукой и стал наседать на младшего сына Ивана, когда тому

минуло восемнадцать лет.

– Тебе, Иван, жену в эту зиму подыщу, – сказал раз Максим, когда Марины не было в

чуме.

Иван зарделся, но ничего не ответил отцу. Летом Иван видел красивую Харьку Леткову и

с тех пор думал о Харьке как о своей жене. Да, восемнадцатилетний Иван не прочь был

жениться на тринадцатилетней Харьке Летковой. Он так и сказал отцу, потупя глаза:

– Хочу.

Но тут в разговор вмешался Сергей.

– Я тоже, отец, хочу жену иметь.

– Но-о!?

– Хочу.

– Вот как опять! То не хотел - не хотел, то опять захотел. Ну, то опять тоже ладно. Тебя

наперёд женю. Потом Ивана женю. Завтра утром и поеду жену тебе искать.

Но Сергей не хотел, чтобы отец искал для него жену. Он сказал отцу:

– Не надо ехать искать. Я хочу сделать женой Марину.

Максим раскрыл рот. Почесался. Молча выпил чашку чаю.

– Что скажешь, отец? – не удержался, наконец, Сергей.

– Что скажу?.. Нечего сказать. Род Ионы Выучея – не худой род. Надо будет тогда Ионе

весть послать, чтобы не подумал, что мы воруем у него девку.

– Иона не согласится – тогда как?

– Не знаю... Без согласия Ионы тоже нельзя.

– Я сам поеду искать Иону.

– Ладно. Поезжай сам.

Сергей объехал Большую и Малую Землю, побывал на Тиманской Земле – нигде и никто

не слыхал об Ионе. На Большой Земле говорили Сергею:

– На Малую Землю Иона подался.

На Малой Земле сказали:

– В Тиманскую, надо быть, откочевал.

А в Тиманской Земле сказали:

– Кочевал здесь с сыном...

Долго ездил Сергей по Тиманской Земле, но нашел-таки Иону.

Начал Сергей осторожно, издалека.

– Девка Марина у тебя есть?

– Была.

– Ныне где?

– Не знаю.

– Так... Не умерла?

– Не знаю.

– Так... Не слыхал?

– Нет.

– Так... Я слыхал...

Иона встрепенулся.

– Где слыхал? От кого? Где живёт?

Осторожно, обходя многие вопросы, но рассказал Сергей, что было на чумовище. Тогда и

Иона сказал:

– Я через шесть дней был на чумовище. Баба, видел, – издохла. Думал – ушла девка к

русским. Деревня близко тут, вишь ты. Ездил и в деревню. Спрашивал. Не видали, говорят. У

наших тоже спрашивал. Не видали, говорят. Все тундры объехал – её искал. Зачем весть

раньше не подали?

– Она не просила. Мы не догадались. Её тоже берегли, чтобы от других о тебе не

услыхала: больна была. Теперь здорова. Хорошо живет. За хозяйку в нашем чуме. Поедешь

смотреть?

– Поеду.

Иона чувствовал себя виноватым перед Мариной и только поэтому согласился выдать её

за Сергея.

Для Марины снова началась хорошая жизнь. Сергей старался помогать ей во всём, берёг

её.

Три года прожила Марина за Сергеем, как три дня. А через три года случилось

непоправимое. Случилось такое, что и в тундрах редко бывает. Сергея, караулившего в

осеннюю ночь оленей, загрызли волки.

Как это произошло, так и не могли узнать. То ли ружье подвело Сергея – осечку дало, то

ли иное что случилось, но от Сергея нашли остатки разодранной одежды да кости ног,

обутые в пимы, кости рук и кровь. Винтовка Сергея валялась среди костей.

Максим осмотрел винтовку.

– Стрелял, – сказал он Ивану и Марине, – стрелял... Ранил, видно, волка, и волк на него

бросился.

Так или не так это произошло – Марине не было от этого легче. Она собрала остатки

того, что было недавно её мужем, обливаясь слезами.

Весь день сидела она над останками мужа, а к ночи Максим и Иван отнесли её в чум.

Максим закопал кости Сергея в землю и рано утром на следующий день ушел от этого

места.

Через неделю Марина перестала плакать. Но смех и даже улыбку она утратила навсегда.

Стала смотреть на всё как-то безразлично. Ничто её не трогало, ко всему она была

равнодушна. И равнодушно она отнеслась к словам Максима, когда он сказал ей:

– Будешь женой Ивана.

Иван не хотел иметь такую невеселую жену, но не смел пойти против воли отца, против

обычая.

МОЛОДОЙ ПРОМЫШЛЕННИК

1

Семья и все имущество всегда с собой у кочевника ненца.

Со времен седой старины и до последних лет ненец не знал разлуки с членами своей

семьи. В роли разлучницы выступала только смерть. И ненцы твёрдо верили, что их

семейный уклад останется навсегда таким, как навсегда останется солнце светлым, а волк

жадным.

Но пришел великий Октябрь 1917 года, и ненец начал рвать стальные путы исконных,

извечных обычаев и устоев. Октябрь заставил ненца подумать, подумать и ещё раз подумать

над своей жизнью и сделать вывод:

– Разлука на время – польза для меня, для моего сына, для моей дочери.

И сыновья и дочери ненцев отлучились от семьи: ушли в школы...

Тяжела первая разлука для родителей, для ребёнка. Многие не выносили её: родители

приезжали в школы и увозили своих детей раньше срока. Многие дети упрямо рвались из

душных деревянных стен на просторы тундры.

На место ушедших, не вынесших разлуки с родными, приходили новые – более

настойчивые, более приспособленные. Возвращались и те, что не могли сразу осилить тоски

по родным просторам. И выдерживали дольше, чем в первый раз...

Так шли день за днём, год за годом.

2

Первые дни Степан всего дичился в школе. Всё ему не нравилось. Стены и потолок

давили его. Ночью в спальне нечем было дышать. И под одеялом (а не под оленьей шкурой)

было очень холодно. С кровати он часто падал...

Недели две он не разговаривал с учителем, хотя и говорил по-русски. Плохо ел. Не хотел

играть, когда играли ребята. Не смеялся, когда смеялись товарищи: он не понимал, как можно

смеяться, когда не видишь оленей, не чувствуешь просторов тундры... И только чтобы

утишить тоску, щемящую грудь, – только поэтому он слушал учителя, писал, рисовал.

Запоминать, впрочем, не старался. Не видел смысла в запоминании слов учителя, не нужных