Океан Бурь. Книга первая

— А зачем вы его в темной комнате прячете?

Спросил оттого, что ему стало жаль лебедя. Володя представил себе, как он сейчас уйдет на залитый солнцем двор, а лебедь останется в темноте, где пахнет пылью и нафталином. Никто его не увидит, и никто никогда не узнает, каким бывает настоящий лебедь.

— Зачем прячете? — повторил Володя.

— Тише! — сказал Ваоныч и показал на дверь. — Я тебе потом все объясню.

Он закрыл ставню и вывел Володю из чудесной комнаты. Еления по-прежнему сидела в своем кресле и любовалась на черную фигурку, поворачивая ее то одним боком, то другим.

— Хорош «Лебеденочек?» — спросила она, не глядя на Володю. И, не дожидаясь ответа, вдруг сообщила: — Деда твоего работа. Великий был мастер, а человек упрямый, бог ему судья. Это еще не самая его лучшая вещь.

Володя знал, что самое лучшее из всего, что вырезал из дерева дед, отдано на хранение в музей. Замечательные там вещи! Но самая лучшая — большой резной портрет. Назвал его дед «Веселый плотник», и говорят, что он похож на самого автора.

Сидит на чурбашке плотник. Отдыхает и топор большим пальцем пробует — остер ли инструмент. А сам посматривает на всех такими веселыми глазами и такая затаилась в бороде ухмылка, что всем ясно: остер у мастера топор, а язык и того острее. Скажет слово — вряд ли устоишь.

Смотрят на «Веселого плотника» люди, и вспоминают Володиного деда — Великого Мастера.

Глава третья

ДЯДЯ ПРИЕХАЛ

Мама иногда вспоминала о том, что есть у нее где-то двоюродный брат — Володин дядя. А где точно — не знала. Она помнила только, что фамилия его была не совсем обычная: Оседлый. Имя тоже: Гурий Валерьянович.

Ничего больше о нем известно не было, и, наверное, потому он казался Володе существом таинственным.

И вдруг от дяди пришло письмо:

Прочитав письмо, мама обрадовалась:

— Вот и хорошо, что он надумал приехать. Мне одной не справиться с этим домом. А он, видать, человек хозяйственный.

В самом деле, дом требовал непрестанных забот и ухода. Тем более такой дом, построенный под веселую руку, да на долгую счастливую жизнь для большого дружного семейства. Обветшало крыльцо, потрескалась и начала осыпаться коричневатой трухой резная нарядная дверь. Крышу надо чинить, полы красить. Многое надо.

А что может сделать одинокая женщина, весь день занятая на работе? Ничего-то она сделать не может. Тут нужна мужская, хозяйская рука.

Советовали продать дом, и покупатели находились, но мама всем отвечала одно:

— Это не такой дом, который можно продать. Не могу я этого сделать. Ведь он с меня спросит, — указывала она на сына. — Вырастет и спросит…

Слушая мамины жалобы, Володя тоже горячо протестовал:

— Не продавай. Я не велю!

Мама смеялась:

— Вот видите: не велит…

Володя понимал, что маме и самой было бы тяжело расстаться с домом. Поэтому она обрадовалась приезду брата, все же не чужой человек будет в доме. По письму видно, что не очень-то он грамотный, но такие как раз и бывают самые хозяйственные.

— Может быть, в нашем доме повеселее сделается… И нам с тобой повеселее жить будет… — девчоночьим голосом протянула она.

И они начали дружно мечтать, какая хорошая жизнь начнется, когда приедет дядя. Мама подружится с Александрой Яновной, будет, с кем перекинуться добрым словом, поделиться и радостью, и бедой. Да и Володю приберут, присмотрят, накормят. И мама всей душой отблагодарит за сына.

А Володя сказал, что, конечно, лучше бы у них был мальчишка. Ну, нет, так нет. Девчонки тоже не все вредные бывают.

Потом начали думать, где их разместить, и решили, что им очень хорошо будет жить на кухне. Но это не просто кухня. Раньше здесь готовили еду, здесь же обедали и по вечерам собиралась вся большая дедова семья. Сейчас тут никто не живет.

Мама сразу же села писать письмо дяде, а Володя побежал делиться новостью и хвастать, но, как назло, ни одного приятеля не оказалось на улице. Даже Васька исчез куда-то. Одна только Васькина мачеха сидела у своих ворот, задумчиво и равнодушно разглядывая темнеющее небо и золотые облака.

Володя сообщил:

— К нам скоро дядя приедет. На постоянное жительство.

Лениво двигая пухлыми губами, она ответила:

— Давно бы ему собраться. Может быть, фулюганить меньше будешь.

И тут же из-за забора послышался удушливый Капитонов голос:

— Дядька — это неплохо. Он тебе разукрасит сидячую местность.

Они говорили так, словно радовались всем тем неприятностям, которые, по их мнению, ожидали Володю с приездом дяди.

Дядя приехал совершенно неожиданно и очень скоро. Произошло это так.

Володя уже успел забыть о своей болезни, и ему снова разрешили бегать по всей улице, и по соседним улицам, и даже за Оторвановку на строительство.

И вот как-то вечером Еления пожаловалась маме:

— Косточки во мне гудят на разные голоса. Это уж к дождю.

— Да, это очень может быть, — ответила мама, — такой зной. Даже листья в саду вянут.

Володя не особенно верил в музыкальные способности старухиных косточек, потому что у нее всегда что-то шумело и гудело. Он верил только своему капитану. Вот если он выйдет на палубу своего корабля, тут уж без ошибки можно утверждать — будет дождь.

Выбежав из ворот на улицу, чтобы лучше рассмотреть отважного капитана, Володя увидел такое, что сразу позабыл обо всем на свете.

По краю тротуара шел высокий и с виду очень унылый человек. Несмотря на жару, он был в сером брезентовом плаще. Его голову прикрывала кожаная кепка, широкая, с острыми краями, похожая на большую черную сковороду. На плаще в самом низу рыжело продолговатое нефтяное пятно, напоминающее Каспийское море.

Человек все время вертел головой, жадно поглядывая по сторонам выпуклыми и тусклыми, как оловянные пуговицы, голодными глазами. Лицо его, покрытое густой сетью больших и малых морщин, напоминало лист пожелтевшей измятой бумаги.

Все эти подробности сразу отметил Володя и подумал, что этому человеку, наверное, очень невесело живется на белом свете: ему жарко, хочется есть, оттого он так и посматривает вокруг — чем бы тут поживиться. Но кругом стоят одни только прожаренные солнцем дома.

Человек уныло шагает по размякшему асфальту в горячем плаще и чугунной кепке, а за ним, повизгивая, катится тележка на двух высоких колесах. Бойко двигая босыми ногами, тележку тащит небольшой, но какой-то широкий и жилистый человек. Одет он в широкие грузчицкие порты, до того испачканные и потрепанные, что определить, из чего они сшиты и какого цвета материал, уже нет никакой возможности. С плеч его на одной сохранившейся лямке свисает очень длинная майка, бывшая когда-то голубой. Но возможно, что она была и красной. Сейчас этого уже не определить. Майка открывает его волосатую грудь, и подол ее трепещет при ходьбе где-то около самых колен. Полотняная панамка, какие летом носят интеллигентные бабушки, покрывает его голову.