Строители

Мария встала, взяла чашки, но в это время раздался звонок.

Так она и осталась стоять с двумя пустыми чашками в руках, когда в комнату вошли Тибор Пал со своей невестой Леной и еще незнакомая мне женщина.

Двадцать минут, отпущенных пассажирам для раздумья, прошли. Поезд уже у моей станции. Сейчас мудрый Метрополитен решает совершенно противоположную задачу: как быстрее избавиться от меня, пассажира. Двери открыты — меня за локотки выносят из вагона, аккуратно подталкивают к эскалатору. Минута — и я наверху… Ну а дальше? Я уже так привык к заботам Метрополитена, что чувствую себя одиноким, беспомощно оглядываюсь… Все-все! Дальше каждый должен передвигаться самостоятельно.

В двенадцать часов ко мне зашли Роликов, Морев и Сечкин.

— Можно, Виктор Константинович?

— Да, конечно. Присаживайтесь.

Я не сразу понял, что означает это странное сочетание — бригадир, монтажник и диспетчер, — вопросительно посмотрел на них.

Роликов, взглянув на часы, сказал:

— Двенадцать десять, Виктор Константинович. Обеденный перерыв. Вроде все правильно.

— Да.

Роликов несмело улыбнулся:

— Зашли к вам… партбюро СУ-113. Четвертый член бюро в отпуске, Быкова уже нет на стройке. Хотели поговорить с вами. Или вам удобнее вечером, после работы?

— Нет, все в порядке.

Роликов вздохнул:

— Конечно, вы не у нас на партучете…

— Не тяни резину, Роликов! — вдруг резко произнес Морев. — Вы член партии, Виктор Константинович. На учете вы или нет — не имеет значения. Парторганизация СУ-113 хочет знать, почему вдруг сняли Быкова? Еще вчера работал, сегодня уже его нет… Ким командует. В чем дело? — Морев пристально посмотрел на меня. — Почему?

Что за тон усвоил Морев? Какое он имеет право так резко разговаривать? Но я сдержался.

— По-моему, с этим вопросом вам лучше было бы обратиться в партком треста. Так сказать, по партийной линии, — вежливо разъяснил я. — Тем более что руководители треста одобрили увольнение.

— Конечно, вы не у нас на партучете… — опять начал Роликов.

— В общем, мы в курсе дела, — снова резко вмешался Морев. — Вроде Быков написал фирмам грубые письма. Мы тоже считаем, что его нужно было наказать. Но не увольнять с работы. — Он слегка пристукнул ладонью по каске, которую держал в руках.

— Вот видите, Морев, вы, оказывается, все знаете. Что касается правильности или неправильности его увольнения, то вам нужно обратиться в трест или главк. Можно в Моссовет, если хотите. — Мне самому была противна моя любезность, но это единственное, что я мог противопоставить резкости Морева. В самом деле, не вступать же с ним в перебранку?

— Поставили краны на перекрытиях, — примирительно сказал Роликов, — помогают. Вот давно…

— Виктор Константинович, — вдруг ровно начал Сечкин, — ну а ваше мнение? Следовало Быкова так сразу снимать с работы? — Сечкин смотрел вниз, сухая рука его странно скрючилась на коленях.

С Сечкиным нужно по-другому. Тут вежливостью не отделаешься, но я все же пробовал уклониться от прямого ответа.

— Быков знающий, энергичный работник, но он груб и прямолинеен.

Сечкин встал, поднялся Морев, но Роликов еще сидел. Вдруг он сказал:

— Разве, Виктор Константинович, мы не можем брать от Быкова только хорошее? А грубость пусть остается при нем?

Я сразу не понял, пожал плечами. Но когда они ушли, мне вспомнилась скамейка в воскресный день, дом, с балкона которого женщина звала обедать, и свои мысли о коллективе. Как это тогда?.. Коллектив не сплав индивидуальностей, а только тех черт людей, которые нужны для формирования коллектива… А ведь Роликов сказал то же самое.

Они ушли в 12.30. Минут пятнадцать я приводил свои чувства в порядок. В 12.45 вышел из конторы. Сегодня трудный день. В час дня я принимаю от объединенной бригады, в которую входят рабочие всех иностранных фирм и наших СУ, выполненные работы. Даю всем «добро» передвигаться на очередные этажи. Это тот самый поток вверх, который предложил Ким. Каждая специализированная группа рабочих — звено — должна за две недели закончить работы на своем этаже. Если кто-то отстал, значит, передвинуться вверх нельзя никому. Тогда все рабочие объединенной бригады помогают отстающим. Так уже было несколько раз, но каждое звено сейчас готово работать день и ночь, чтобы этого не случилось, — позор на всю стройку!

Я должен во время приемки быть самым строгим контролером, самым дотошным бухгалтером, самым противным бюрократом. Ибо если я хоть один раз пропущу мелочь, то в следующий раз «мелочи» будут покрупнее и в конце концов, как ржавчина, съедят систему.

По приставному лифту поднимаюсь на верхний этаж. Меня уже ждут. В этот момент я не знаю представителей фирм или начальников стройуправлений, Они могут присутствовать или нет, это их дело. Принимаются выполненные работы от объединенной бригады.

— Колонны? — сухо спрашиваю я у Роликова.

— Пожалуйста, Виктор Константинович. А может, вперед…

— Колонны!

Я проверяю вертикальность колонн и стыки.

— Стенка жесткости?

Главное тут — проверить закладные и отверстия для пропуска труб. Эти проклятые отверстия! Попробуй потом пробить бетонную стенку, если ты их пропустил.

— Перекрытие?

…Стыки между плитами… отверстия… сварка.

— Панели стен?

…Стык… сварка… вертикальность.

— Ну как, Виктор Константинович? — не может удержаться Роликов. — Мои хлопцы вроде правильно поработали?

Я отмечаю мелом, где нужно исправить. Ким только головой качает, но молчит. Так уж заведено у нас — при приемке не спорят.

— Вы чем-то недовольны? — спрашиваю Кима. — Может, помочь? Пан Станислав, поможете?

Станислав только поблескивает черными большими глазами, а бригадир Генрих улыбаясь говорит:

— Они сами, Виктор Константинович.

Тут уж Ким не выдерживает.

— Да что вы, Виктор Константинович, работ тут на час. Закончите проверку — снова подымитесь к нам, будет порядок.

— Хорошо.

На двадцать четвертом этаже укладывают трубы для водопровода, канализации, проводов освещения, разных слаботочных устройств. Тут уже работает иностранная фирма.

Шандор Тоймед долго хмурится — я нашел, что его фирма не уложила несколько труб.

Так иду с этажа на этаж. На двадцать третьем работает СУ Вяткина.

— Гуляев, рейку, пожалуйста! — говорю я бригадиру.

…Рейка вертикально… рейка горизонтально… рейка вкось…

Я обнаруживаю небольшую неровность штукатурки.

— Посмотрите, Гуляев!

Начальник отделочного СУ Вяткин стоит в стороне. Когда я заканчиваю проверку и очерчиваю несколько мест, которые нужно исправить, он, иронически улыбаясь, переспрашивает:

— Сколько миллиметров?

— Наверное, пять, — спокойно отвечаю я.

— Пять миллиметров! Пять! Э-хе-хе, а я еще когда-то на собрании поддержал его. Старый дурак! Ведь с самого начала было ясно, что этот молодой человек устроит отделочникам чахотку. Еще и боролся за него… Директор Рыбаков на всю жизнь стал моим врагом. Э-хе-хе! А как тогда улыбался молодой человек?! Тихоня был, настоящий тихоня…

Когда все начали спускаться по лестнице на двадцать второй, он подошел совсем близко ко мне.

— Кстати, почему съели Быкова?

Я хотел было объяснить, но он сразу перебил меня:

— Знаю, знаю… Слыхал о его дурацких письмах к фирмам…

Почему-то я стал оправдываться. Рассказал, как Быков в главке поносил меня, хотя я ни слова не сказал о нем плохого. Даже вспомнил, что в начале стройки мне предложили убрать Быкова, но я стал на его защиту.

— Так-так! — одобрительно соглашался Вяткин. — Так-так… Ах, вы еще когда-то стали на его защиту?! Очень-очень красиво!.. А Быков выступил против вас в главке? Нехорошо он вел себя… Так-так…

Что-то в тоне Вяткина смущало меня. Я спросил:

— А как бы вы поступили на моем месте?

— Точно так же, точно так же!