Избранные произведения в двух томах. Том 1

Андрей едва не задохнулся от злости. Но девица тут же свой невежливый смех прекратила и, дотронувшись до рукава Андреевой мокрой рубашки, сказала:

— У нас в палатке утюг есть — угольями греют. Принесу после работы. Хотите?

И еще сказала:

— Меня Катей зовут.

Было это в день субботний.

Гидрогеологи закончили работу, пообедали. Затем некоторые стали читать художественную литературу, некоторые сели играть в шашки, некоторые повели между собой интересные разговоры о том о сем.

А Катя Смолева отправилась в гости к пещерным людям, прихватив обещанный утюг.

Войдя в пещеру, Катя увидела следующую картину.

Ее спаситель Андрей Чугуев сидел на спальном мешке, обхватив руками колени. Вид у него был вполне обсохший и приличный. Взор устремлен в шероховатый потолок пещеры, на котором колыхались, змеились отблески костра, зажигая то там, то здесь искры вкрапленных пород. Лицо Андрея было напряженным, сосредоточенным, хмурым…

А у ног его стоял патефон — маленький, вроде дамской сумки. На том маленьком патефоне крутилась большая пластинка с красной этикеткой.

Феодосий Феодосиевич Бурмантов тоже присутствовал в пещере: сидел, смотрел на огонь.

Едва Андрей заметил Катю, сосредоточенность с его лица как водой смыло. Улыбнулся, легко вскочил, посадил ее на спальный мешок, поскольку иной мебели не было в пещере. А сам прислонился к стене, руки скрестил, и тут опять озабоченно и хмуро сдвинулись его брови…

Внушительные страстные аккорды ревели под сводами пещеры. Внезапно аккорды разделились на множество голосов: тонкие голоса убежали вверх и там трепетали, переливались, собирались в пригоршни и вновь рассыпались жемчужной мелочью; а те голоса, что остались внизу, шествовали неторопливой и мудрой походкой странника. И все это многоголосье было тесно сплетено, подчиняясь единому порыву.

Звуки металлических труб вибрировали, как звуки голосовых связок, а дыхание мехов было таким же взволнованным и глубоким, как человеческое дыхание…

Играл орган. Благодаря многократному пещерному эху музыка избавлялась от патефонной плоскости, обретала пространство: своды пещеры успешно выполняли роль иных, торжественных сводов…

Войдя в пещеру, Катя сразу узнала эту музыку. И не только потому, что она училась в музыкальной школе. Эту музыку сразу отличишь, ее нельзя не узнать — такая это особая музыка.

И когда пластинка докрутилась до конца, Катя, потеплевшими глазами посмотрев на Андрея Чугуева, спросила:

— Вы любите Баха?

— Ничего. Терпеть можно.

— А?..

Катины глаза округлились от испуга.

Тут Андрей Чугуев ожесточенно, всей пятерней взлохматил шевелюру.

— Вы понимаете? Вы понимаете.

— Что? — еще больше испугалась Катя.

— Я говорю, что вы музыку понимаете. А я не понимаю! Ни уха ни рыла… Вожу с собой патефон, кучу пластинок — и все зря. Не понимаю. Все понимают, а я не понимаю.

— А вы к доктору не обращались? Есть такие специальные доктора — по ушам. Вы обратитесь…

Андрей Чугуев глянул на девушку исподлобья: издевается или просто так — ехидничает? Вроде бы просто так. Ехидничает. Упрямо мотнул головой.

— Обойдусь без врачей. Кстати, врачи по ушам называются оториноларингологами.

— Спасибо.

— Пожалуйста… А я своего добьюсь. Купил учебник, буду слушать по определенной системе, с самого начала: средние века, клавесинисты, Бах — и до наших дней.

— А вы начните с этих… питекантропов. — На губах Кати Смолевой расцвела кроткая улыбка. — Это вам будет понятней, ближе… Была у них музыка, у питекантропов?

— Музыки у них, вероятно, не было. Кроме того, я занимаюсь не питекантропами, а более поздним периодом.

Кажется, археолога проняло. Рассердился, кажется. Шагнул к стене пещеры, в тот угол, где лежали всякие мешки и ящики. Долго копался, гремел какими-то каменьями и бренчал какими-то черепками. Затем вернулся. Протянул Кате плоский камень величиной с ладонь.

— Вот… Этой штуке пять тысяч лет!

— Да что вы? Хороший камень. Совсем как новый.

— Это не камень, — возразил Чугуев и отобрал штуку у Кати Смолевой. — Это скребок. Кремневый скребок. Его изготовили человеческие руки.

Катя все же заинтересовалась. И опять взяла плоский камень. Провела пальцем по краю.

— Верно! — обрадовалась она. — Скребет немножко. Только зазубринки стертые… А кого они этим скребли? Или причесывались?

— Вы правильно заметили, — обрадовался и археолог. — Заметили самое важное: стертые зазубринки… Рабочий край скребка отработан. Понимаете? Они работали этим орудием, они работали!..

Глаза Андрея сияли. Волосы рассыпались по лбу, и он лихим движением пятерни откинул их назад. Стоял, расставив ноги, в величественной позе, будто читал стихи на вечере художественной самодеятельности.

— Вы понимаете? Ра-бо-тали!.. Эта работа и создала человека. Создала нас с вами… Скоро, как говорил ваш начальник, сюда, на Печору, будут перебрасывать технику, чтобы строить новое море на земле. Всякие земснаряды, землечерпалки, бетономешалки, ну, скажем…

— Шагающие экскаваторы, — помогла Катя.

— Вот именно! А в самом истоке потрясающих машин современности лежит вот этот агрегат…

Андрей снова потянулся за скребком, но Катя не отдала. Рассматривала со всех сторон, внимательно рассматривала.

Польщенный археолог притащил к ее ногам весь мешок. Выкладывал из него всякую дребедень и объяснял подробно:

— Взгляните сюда. Наконечники стрел. Опять скребок. Каменный топорик… Все это мы с Феодосием Феодосиевичем откопали в пещере. Здесь долго жили люди. Глубина культурного слоя — почти метр… А вот это мы нашли уже ближе к поверхности: керамика. Да-да, обломок обыкновенного глиняного горшка. Стало быть, точно: не боги горшки обжигали… Обратите внимание: рыбья чешуйка — уху варили…

Катя рассмеялась.

— А здесь нам придется прибегнуть к оптике, — сказал Андрей, раздобыв из мешка еще один черепок. Из кармана штанов вынул увеличительное стекло, протянул его Кате имеете с черепком: — Вглядитесь получше, видите — на глине отпечаток пальца?

— Где?.. Не вижу… Вижу, теперь вижу! Отпечаток…

— Притом отпечаток женского пальца. Значит, гончарным производством в этих местах не брезговали заниматься и дамы… Да, безусловно, совсем маленький деликатный пальчик…

Катя пристально взглянула на археолога, который улыбался, вертя перед самым носом черепушку. Нежно так улыбался, мечтательно…

Ревнивое чувство вдруг шевельнулось в Катином сердце. Брови ее обиженно сдвинулись. Но тут же разошлись, заиграли мстительно.

— Пожалуйста, расскажите, как она выглядела — вот эта самая…

— Выглядела? — переспросил Андрей Чугуев. — Ну, что ж, изобразим.

Из того же широченного кармана, где хранилось увеличительное стекло, археолог извлек записную книжку, карандаш. Нашел чистый листок. Однако рисовать стоя ему было несподручно: присел на спальный мешок рядом с Катей. Катя чуть отодвинулась — посмотрим еще, кого ты там нарисуешь…

Грифель шибко бегал по листку: археологи — они мастера рисовать. Руки, ноги, голова. Меховая пелеринка ниже поясницы…

Катя Смолева торжествующе расхохоталась. От смеха едва не опрокинулась, хорошо, успела схватиться за плечо Андрея.

— Ой, не могу… Стильная девушка!

Андрей тоже развеселился. Ему самому понравился портрет стильной девушки эпохи позднего неолита. Надо будет сохранить портрет.

Кроме того, Андрея Чугуева развеселило и другое обстоятельство: ехидная его собеседница, едва не свалившаяся от смеха на пол, ухватилась за его плечо, а убрать руку с плеча так и позабыла — по-прежнему рука на плече…

Только Феодосий Феодосиевич Бурмантов, наслушавшись всех этих хиханек да хаханек и насчет руки заметив, вздохнул, поднялся, кряхтя, с насиженного места, побрел к выходу.

Видал он, перевидал на своем веку, как парни с девушками в смешки играют. Сам играл.

А парень с девушкой — Андрей Чугуев и Катя Смолева — даже внимания не обратили на то, что встал вот и ушел куда-то третий лишний человек.