Том 6. Третий лишний

Но лезть в трюм, чтобы разведать водотечные пробоины, было все равно необходимо.

Для начала я плотно застрял в лазе, который начинается откидным люком на тамбучине. Вот в горловине этого лаза я и закупорился. Голова торчит наружу, верчу ею в разные стороны свободно, а туловище почему-то хранит полную неподвижность. Но не может же быть, чтобы при моей мизерной комплекции, имея на себе хорошо подогнанный ватник, я бы оказался толще лаза в трюм? Не может такого быть! А что же тогда? Поясницу холодит! А, дьявол! Зацепился за что-то хлястиком. Рванулся наверх, вырвал клок ватника и пролез в черную дыру. Спускаюсь по скоб-трапу, жду, когда ноги окунутся в воду, а на голову мне довольно неделикатно давят сапоги старшего помощника, который последовал на разведку за мной.

— Слушайте, чиф! — ору в темноту. — Михаил Михайлович Сомов советовал в таких ситуациях не сучить ножками!

— Ни черта мы тут с фонариками не увидим! — орет чиф. — Эй, подавайте сюда грузовые люстры!

Знаете, как вода идет внутрь судна? Ну, и слава богу, что не знаете. Однако большинство из вас видело, вероятно, как в лесном озерке со дна бьет ключ, весь в пузырьках сверкающего воздуха. Так бьют ключи из дыр или трещин в затопляемый трюм.

Таких пробоин и водотечных трещин оказалось пять.

Врубив все осушительные насосы, мы приняли решение продолжать следовать за ледоколом на ледовую кромку, чтобы вырваться обратно к Певеку.

«В результате осмотра установлено, что водотечные пробоины получены в местах повреждений, ранее причиненных неправильными действиями л/к „Адмирал Макаров“, а именно:

Сквозная вертикальная трещина обшивки в районе шпангоутов № 137–138 и деки длиной 600 мм, шириной 50 мм, там же горизонтальная трещина у деки длиной 200 мм. Данная трещина распространяется в танк № 1. Имеются еще две сквозные горизонтальные трещины в районе шпангоутов № 144–145 у деки длиной 200 мм и шириной 20 мм…»

Ну, а когда я выбрался обратно на палубу, то никаких волнений уже не испытывал, ибо отважны люди стран полночных — особенно если у этих людей нашлись все-таки драгоценные минутки для того, чтобы проиграть про себя ситуацию. А ежели ты за жизнь множество раз ее проигрывал, то спокойствие у тебя просто даже удивительное — какой напряженной ситуация ни оказалась бы на деле. А если и есть волнение, то это скорее волнение азарта.

Пять пробоин ниже ватерлинии и затопленный первый трюм…

Весь рейс нам не хватало удачи.

Ее надо чуть-чуть.

Ее надо совсем немного.

Но совсем без нее в море плохо…

«03.10. Отдали буксир с ледокола, следуем самостоятельно на рейд порта Певек к указанному месту якорной стоянки».

В этот момент над нами заполыхало замечательное — по всему небу — северное сияние. Оно было таким ярким, что портовые огни Певека потускнели.

— Будем отдавать правый якорь! — приказал В. В.

— Надо на «Макарова» срочно донос писать, — предложил я.

— Добиваться наказания ледокольщиков так же глупо, как ожидать почтения к уходящим в море морякам со стороны береговых грузчиков, — сказал В. В. — Давайте-ка подумаем, как нашу колымагу так скренить, чтобы дырки из воды вышли: крен на правый борт сколько получится и максимальный дифферент на корму? А пока вызывайте водолазов. Отдать якорь!

Загрохотала якорная цепь.

— На клюзе три смычки! — доложил боцман с бака по ожившей трансляции.

— Хватит, пожалуй, — сказал В. В.

— Стоп травить! Так стоять будем! Забрал якорь?

Якорь забрал, а сияние на небесах угасло.

Вокруг судна серыми привидениями медленно двигались крупные и какие-то бесхозные льдины.

«04.10. 00.00. Ведем откачку воды из трюма № 1. Произвели несколько попыток откачать воду из танков № 1 и 3 левого борта. Насосы не берут. Для увеличения крена на правый борт начали перекачивать топливо из танка № 6 левого борта в танк № 9 правого борта. Начали вооружать погружной насос. Снег. Температура минус девять.

05.00. Связались со штабом проводки Восточного сектора по радиотелефону, дали заявку на срочный водолазный осмотр, заказали сварщиков, вызвали механика-наставника.

07.00. Прибыл буксир „Капитан Гассе“ с водолазами. Готовим к заполнению водой правую секцию трюма № 3 для создания у судна дифферента на корму и крена на правый борт с расчетом, что основные повреждения корпуса выйдут из воды.

08.30. Прекратили закачку трюма № 3 при достижении крена судна в 10° на правый борт. Поступление воды в трюм № 1 прекратилось.

11.30. Закончен водолазный осмотр, буксир „Капитан Гассе“ отошел от борта. Водолазный осмотр проводился в условиях малой подводной видимости.

11.40. Прибыла бригада сварщиков. Готовим аварийные документы для капитана порта Певек. Крен 13° на правый борт».

Я печатаю на вечной своей Пенелопе — «Эрике» акт технического осмотра под диктовку В. В. Крен большой. Печатать неловко. И вообще, конечно, все мы здорово измучены.

Телефон звонит. В. В. берет трубку. Из нее истошный крик на всю каюту: «Двести двадцать, горит земля!!!»

В. В. аккуратно кладет трубку на стол и говорит:

— Господи боже мой, Виктор Викторович, этого еще нам не хватало! Посмотрите в окошко, пожалуйста, Певек горит, что ли?

Мы настолько измотаны, что никакого юмора уже нет.

— Как горит? — спрашиваю я с истинным ужасом, вскакиваю и смотрю в окна каюты на лед и ледяные берега.

В. В. поднимает трубку со стола и спрашивает:

— И как она горит: хорошо или плохо?

— А это кто говорит? — орет трубка.

— Капитан.

— Простите! Я электромеханику звоню!

Оказывается, второй механик звонил электромеханику о том, что где-то зачадило какое-то заземление, и в запарке ошибся номером.

— Ничего, дружок, бывает, — успокоительно говорит капитан второму механику и вешает трубку.

И только теперь мы улыбаемся друг другу.

— А про одну штуку мы с вами, Виктор Викторович, забыли. Печатайте: «РАДИО ЛЕНИНГРАД СТОЯНКЕ РЕЙДЕ ПОРТА ПЕВЕК ПРОВЕЛИ МЕРОПРИЯТИЕ ОЗДОРОВИТЕЛЬНОГО БЕГА ЗАЧЕТ ВСЕСОЮЗНОГО ДНЯ БЕГУНА ЗПТ УЧАСТВОВАЛО 18 ЧЕЛОВЕК = КМ МИРОНОВ». Если тебе предложено быть идиотом, то будь им, — заканчивает В. В.

«05.10. 08.40. Привели машину в немедленную готовность. Выровняли крен. С берега получено из стирки белье, продукты, комплект карт до Владивостока. Несмотря на настоятельную просьбу обождать, „Адмирал Макаров“ увел караван из Певека на восток. Остались в порту одни.

14.45. Получили указание ледокола „Макаров“ самостоятельно следовать к мысу Шелагский, догнать танкер „Игрим“, стать под его проводку. Следуем во льду, лед 6–8 баллов, очень подвижный. Продолжаем постановку цементных ящиков на пробоины в трюме № 1».

ВОКРУГ ОСТРОВА ВРАНГЕЛЯ

Шестое октября. От мыса Шелагского шли за танкером «Игрим» около трех часов, удерживая дистанцию двадцать-пятьдесят метров. Его огромная трапециеобразная корма суперсовременной конструкции начисто лишает возможности увидеть состояние льда впереди по курсу танкера, то есть предугадать момент, когда он может заклиниться. Вспотевшая от страха ладонь сжимает рукоять машинного телеграфа, чтобы в любую секунду пихнуть его на полный назад. Взгляд ни на секунду не отводишь от буруна под транцем кормы танкера. Когда руку снимаешь с телеграфа, пальцы мелко и пошло дрожат. Когда отводишь наконец взгляд от буруна, в глазах темные, медленно плавающие круги.

И это мы еще дублировали друг друга. В. В. стоял у левого телеграфа, я у правого.

Около четырнадцати «Игрим» предупредил, что впереди завал и он ложится в дрейф. Мы отработали полным назад и застыли среди старых льдин и молодого, но уже сторошенного льда. И тогда В. В. сказал:

— Вся наша работа здесь — один сплошной риск, Виктор Викторович. Но вы об этом почему-то глухо пишете.

Вот ведь и не читал и не читает В. В. никаких стихов, а совершил нормальный плагиат, о чем я ему и сообщил, продекламировав Симонова: Кто в будущее двинулся, держись, Взад и вперед, Взад и вперед до пота. Порой подумаешь: Вся наша жизнь — Сплошная ледокольная работа!