Собрание сочинений. Том 2. Иван Иванович

— Нехорошо! — сказал Скоробогатов и уже строго сжал тонкие губы. — Вы оба члены партии, а меня, секретаря райкома, ставите в неловкое положение. Я назначаю доклад на открытой сцене в парке, прихожу, а вы в это время устраиваете лекцию на такую же тему в клубе.

Иван Иванович промолчал: тут он ничего не мог возразить. Действительно, случилось подобное совпадение. И, конечно, Скоробогатову неприятно, что все ушли на лекцию Логунова. Хоть кому было бы неприятно!

Молчание доктора несколько смягчило Скоробогатова. Он глянул опять ласковее и потянул какую-то бумажку из-под настольного стекла.

— У меня еще заявление есть, — сказал он. — Это Бельтова, палатная сестра из хирургического. Она протестует против неправильного увольнения.

Иван Иванович возмутился.

— Она может протестовать сколько угодно, я о ней даже слышать не хочу!

— Когда с вами говорит секретарь райкома, вы обязаны слушать. Разве я стану поддерживать человека, не стоящего внимания? Во-первых, она страшно нуждается. Я сам лично обследовал ее положение…

— Если бы она нуждалась, она не относилась бы халатно…

— Она передовая активистка и член партии.

— У нее нет партийного билета, — быстро возразил Иван Иванович.

— Документы Бельтовой утонули вместе с ее вещами на переправе.

— Вы в этом уверены?

Красное лицо Скоробогатова еще больше побагровело.

— С каких это пор вы стали недоверчивы? Попались же на удочку санитарки!..

Иван Иванович даже подскочил, больнее задеть его сейчас было невозможно.

— Ошибся. Сам себя готов избить за оплошность. Но выгораживаться не намерен.

— Еще бы! Это ведь не только оплошность, но и подсудное дело!

— Совершенно верно! Но сейчас вы напрасно говорите со мной так. Подвели мы вас с докладом? Точно, подвели. Правильно я уволил эту вертихвостку, которая и сама дела не делала, и других разлагала? Правильно! А от того, что правильно, я еще никогда не отказывался.

— Вы идете против партии? — угрожая взглядом, спросил Скоробогатов.

— Не против партии, а против вашего пристрастного мнения. Вы только секретарь райкома — точка на огромном теле.

— Я? Точка?

— Да-да-да! По сравнению со всей партией только точка.

— Что он тебе сказал? — спросила Ольга, ожидавшая с нетерпением на крыльце.

Красные пятна на лице мужа, его горящие глаза и дрожащие губы испугали ее.

— О чем вы беседовали? — спросила она настойчивее, беря его под руку и почти насильно заставляя замедлить шаги. — Ты что-нибудь наговорил ему? — опасливо допытывалась она.

— Да, я ему, кажется, наговорил!.. — вздохнув, сознался Иван Иванович, останавливаясь на дорожке с насупленным видом. — Я ему наговорил… разного, — добавил он загадочно, с сердитой усмешкой. — Теперь он там рвет и мечет.

— Значит, не так страшно то, что получилось у тебя в больнице? Значит, ты не боишься?

— Чего же мне бояться? Кроме тюрьмы, ничего не будет, — пошутил он, но шутка прозвучала серьезно. — Смешная ты! Я поцапался с секретарем райкома не от того, что чувствую себя правым. Вина моя не уменьшилась, но нехорошо, непереносимо, когда хотят прижать этой виной даже там, где ты прав. Только ты не расстраивайся. Понимаешь? Не нервничай, будь умница. А за себя я постоять сумею. Не стану, сделав один проступок, от страха соглашаться на другой.

«Еще и хорохорится!» — подумала Ольга с улыбкой на озабоченном лице.

— Надо же было тебе, кандидату медицинских наук, забиваться сюда! — невольно упрекнула она.

— Надо. Я бы даже постановил, чтобы каждый специалист отработал известное время в местах отдаленных не только тогда, когда он еще зелен, неопытен, а в пору расцвета. Ведь опыт мы получаем, практикуя на периферии, тратим же его в больших городах. Конечно, там все возможности для научной деятельности, но в принципе это несправедливо. Вот послужу здесь еще, тогда буду проситься в докторантуру в Московский нейрохирургический институт. Закончу докторскую диссертацию и стану добиваться осуществления своей задачи в нейрохирургии.

— А когда добьешься?

— Возникнет новая. Жизнь так движется. Не удивительно, если лет через пять в нашем областном городе Укамчане будет основан медицинский институт.

— И ты поехал бы сюда опять на постоянную работу?

— Поехал бы, — сказал Иван Иванович убежденно. — Вот погоди, поживешь на Севере — увидишь, как он притягивает. Жить везде интересно. Но чем труднее, тем интереснее. У Дениса Антоновича даже здесь тыквы цветут. Успел уже высадить. По три пуда должны вырасти. Да-да-да, меньше невозможно. Кстати, сегодня наша очередь поливать, — вспомнил Иван Иванович, уже успокаиваясь. — Я очень люблю сырую землю, темную, рыхлую, и зелень, когда она только начинает пробиваться. Знаешь, есть стихи: «И бесшумными взрывами всходит горох на грядах…» «Бесшумными взрывами»! А? Чудесно! Именно так. — Иван Иванович, увлекаясь, вскинул руку с пальцами, сжатыми щепотью, и сразу раскрыл их. — Взрыв. Земля взорвана и рассыпается комьями. «Бесшумными взрывами всходит горох…» Да-да-да, чудесно сказано! — И Иван Иванович мечтательно улыбнулся, точно сам это придумал.

— Ах ты, милый мой! — прошептала Ольга. «Несуразный мой! — добавила она про себя. — Натворил бог знает чего и сияет!»

— Гуляете в рабочее время? — шутливо укорил подошедший к ним Пряхин.

Иван Иванович сразу потускнел:

— Рабочее время уже кончилось. Пора обедать.

— Ну, как говорится, приятного аппетита. А нам сегодня и пообедать некогда. У нас горячка. Ожидаем приезда начальника треста. Приедет еще новый директор фабрики, инженер Тавров… Борис Андреевич.

— Вот новость! — весело сказала Ольга, глядя вслед спешившему Пряхину. — Это, конечно, тот самый Тавров, с которым мы вместе ехали на пароходе. Помнишь, Ваня, я тебе о нем рассказывала? Но я все-таки не в обиде на него. Меня, правда, есть за что ругать!

— Если признаешь ошибки, значит, имеется надежда на исправление, — пошутил Иван Иванович.

Вечером на городковом поле было шумно. Ожесточенное сражение привлекло многих зрителей на спортивную площадку. Команда Хижняка, в которой играл Иван Иванович, разносила противников. Иван Иванович, без пиджака, с засученными рукавами, воистину заслуживал внимания: в городки он играл серьезно и страстно.

Короткий взмах руки верно посылает тяжелую палку. Она летит прямо в дружную семью толстеньких обрубков рюх и, раскатив их, выносит за черту «города» сразу несколько штук. Темный ежик на голове Ивана Ивановича топорщится после этого еще задорнее; глянув на кислые лица противников, он разражается громким смехом.

Но вот палка, брошенная Хижняком, поднимается на попа почти у самой цели и в облачке пыли перелетает через рюхи. Иван Иванович тоже пылит.

— Эх вы! Мазила вы несчастная! — кричит он Хижняку басовитым голосом.

Ольге, отдыхавшей на скамейке после волейбола, даже смешно становится при виде его лица, обиженного, злого, страдающего.

Однако он тотчас стихает, ревниво глядя на противника, переходящего в действие. Ольге кажется, что он не выдержит и ахнет под руку. Но нет, этого не случится, иначе доктор сгорел бы от стыда.

— Что азарт-то делает: кричат и ссорятся, как мои сорванцы. Играла бы я в городки… Ох, и отомстила бы Ивану Ивановичу за его плутовство в картах, — сказала Елена Денисовна, усаживаясь рядом с Ольгой и беря на колени Наташку. — Сколько он мне нервов попортил! А если бы ему сейчас такое?

— Здесь, пожалуй, не сплутуешь! — сказала Ольга, любуясь Наташкой и забирая в свои ладони ее толстенькие ручонки. — Какая хорошая девка! Ну что за девка! Так и хочется ее пошлепать.

— Да уж не говорите! — с нарочито грубоватой нежностью к дочери возразила Елена Денисовна. — Все уже понимать стала. Вот ходили с ней в больницу проведать Юрочку. Папа наш занимается с ним лечебной гимнастикой, ну и разговоры дома, конечно. Правда, чудо что за мальчик! Так ему, бедненькому, хочется выздороветь — все задания вдвойне выполняет. Наташка наслушалась о нем и прямо одолела: покажите «майсика». Пришлось познакомить.