-->

Советский русский рассказ 20-х годов

На нашем литературном портале можно бесплатно читать книгу Советский русский рассказ 20-х годов, Булгаков Михаил-- . Жанр: Советская классическая проза. Онлайн библиотека дает возможность прочитать весь текст и даже без регистрации и СМС подтверждения на нашем литературном портале bazaknig.info.
Советский русский рассказ 20-х годов
Название: Советский русский рассказ 20-х годов
Дата добавления: 15 январь 2020
Количество просмотров: 211
Читать онлайн

Советский русский рассказ 20-х годов читать книгу онлайн

Советский русский рассказ 20-х годов - читать бесплатно онлайн , автор Булгаков Михаил

В книге публикуются рассказы 20-х годов советских писателей. Среди авторов А. М. Горький, М. М. Пришвин, М. А. Булгаков, М. М. Зощенко, Б. А. Пильняк, Б. А. Лавренёв, Ю. Н. Тынянов, Е. М. Замятин, Ю. К. Олеша и др.

В публикуемых рассказах воплощены различные стилевые манеры, многообразие молодой советской литературы.

Для широкого круга читателей.

Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала

Перейти на страницу:

По мнению В. Бузник, в «Бродяге» совершался не только пересмотр старого, но и «проступали черты утверждаемого нового. (…) Постепенно выясняется, что между миром и человеком, который обладал многим, но был «лишен дара смеха», пролегала… пропасть. Та, что разделяет в крестьянстве кондово-мужицкое, заскорузло-собственническое, безрадостное и человеческое. Обнаружилась эта пропасть, когда сломалось семейное благополучие Чадаева. (…) Образ Сереги в рассказе не развернут. Читателю герой этот представлен уже умирающим (…) Но роль его в рассказе велика. Именно с этим человеком связывалось то новое, что входило в деревенскую жизнь, ломая идеалы скупого и сиротского мужицкого «счастья». И Чадаеву в новой жизни больше не было удачи. Он у Леонова обречен стать бродягой, уходит в глубь леса, чтобы не возвращаться никогда…» (Бузник В. В. Русская советская проза двадцатых годов. Л., 1975. С. 254–255).

Лев Натанович Лунц (1901–1924)

(Комментарии составил Е. А. Яблоков.)

Л. Лунц — литературовед и писатель, один из активных участников и теоретиков литературной группы «Серапионовы братья».

В биографии Л. Лунца, написанной его друзьями-«серапионами», говорится: «В 1918 году он кончил гимназию, в 1922 году — университет, при котором был оставлен, как талантливый исследователь, при кафедре западноевропейских литератур. Писать начал в 18 лет и сразу же заявил себя непримиримым западником. В противовес бесформенному бытописанию и статическому психологизму, он провозгласил задачей современной литературы мысль и динамику. Лозунг «На Запад!», брошенный им, имел под собой глубокое основание; по мысли Лунца, сюжетное искусство Запада в соединении с русским материалом должно было создать новую прозу. […] Одновременно с работой для театра Лунц неустанно ищет свой путь в прозе. От мастерского юмористического рассказа («Исходящая») он доходит до полуфантастической повести о двух друзьях, попавших в Вавилон […] («Родина»); рядом с библейской стилизацией пишет увлекательный роман о городе вещей, живущих помимо человека. Из статей Лунца, вызвавших в печати оживленную полемику, наиболее значительны: «Почему мы Серапионовы братья» […] «На Запад!» […] «О публицистике и идеологии» (Л. Н. Лунц. [Биография] //Писатели. Автобиографии и портреты современных русских прозаиков. М., 1928. С. 206–207).

М. Горький, близко связанный с «серапионами», очень высоко отзывался о творчестве Л. Лунца. «Это серьезный и большой писатель», — утверждал он в письме к В. Каверину от.25 ноября 1923 г. В некрологе, опубликованном в журнале «Беседа» (1924, № 5), М. Горький писал: «Я уверенно ожидал, что Лев Лунц разовьется в большого оригинального художника. […] В его лице погиб юноша, одаренный очень богато, — он был талантлив, умен, был исключительно — для человека его возраста — образован. В нем чувствовалась редкая независимость и смелость мысли…»

В. А. Каверин, близкий друг Л. Лунца, в своей художественно-автобиографической книге «Освещенные окна» вспоминает о нем: «Лунц работал неустанно, энергично, с азартом. Но можно ли было предположить, что за три года он написал двадцать пять произведений — четыре пьесы, киносценарий, рассказы, фельетоны, эссе, рецензии, статьи, не считая множества писем, иные из которых представляют собой те же эссе в эпистолярной форме? […] Он был талантливым историком западноевропейской литературы, полиглотом, лингвистом» (Каверин В. Избранные произведения. В 2-х т. М., 1977. Т. 2. С. 426, 429).

Л. Лунц вошел в историю советской литературы как сторонник борьбы за «сюжет», за динамизм событий в литературном произведении. Эти идеи были поддержаны и другими писателями, реагировавшими на засилье переводной авантюрной литературы в начале 20-х годов: «В связном течении событий, в их стройном сплетении есть особое обаяние, которое всякий чувствует, но не всякий сознает» (Слонимский А. В поисках сюжета//Книга и революция. 1923. № 2. С. 4). Определенно высказывался и Н. Асеев: «Читатель требует сюжета» (Печать и революция. 1925. № 7. С. 70).

Немалый резонанс в начале 20-х годов получили суждения Л. Лунца по вопросам философии искусства, отношения искусства к действительности, общественной роли литературы. Свои позиции от имени группы «Серапионовы братья» Л. Лунц определял так:

«Мы требуем одного: произведение должно быть органичным, реальным, жить своей особой жизнью. […]

Мы собрались в дни революционного, в дни мощного политического напряжения. «Кто не с нами, тот против нас», — говорили нам справа и слева. — С кем же вы, «Серапионовы братья»? С коммунистами или против коммунистов? За революцию или против революции?

С кем же вы, «Серапионовы братья»?

Мы с пустынником Серапионом.

Значит, ни с кем? Значит — болото? Значит, эстетствующая интеллигенция? Без идеологии, без убеждений, наша хата с краю?

Нет.

У каждого из нас есть идеология, есть политические убеждения, каждый хату свою в свой цвет красит. Так в жизни. И так в повестях, рассказах, драмах. Мы же вместе, мы — братство — требуем одного: чтобы голос не был фальшив, чтобы мы верили в реальность произведения, какого бы цвета оно ни было.

Слишком долго и мучительно правила русской литературой общественность. Пора сказать, что некоммунистический рассказ может быть бездарным, но может быть и гениальным» (Лунц Лев. Почему мы «Серапионовы братья»//Литературные записки. 1922. № 3. С. 31).

Поясняя свою точку зрения, Л. Лунц писал: «Я не эстетствующий сноб, не сторонник «искусства для искусства» в грубом смысле этого слова. Следовательно, не враг идеологии. Но официальная критика утверждает, — нет, боится прямо утверждать, но это ясно видно из каждой ее статьи, — что идеология в искусстве все. С этим я никогда не соглашусь. Идеология — один из элементов произведения искусства. Чем больше элементов, тем лучше. […] Роман без точного и ясного «миросозерцания» может быть прекрасным, роман же из одной только голой идеологии — невыносим. […] Искусство — не публицистика! У искусства свои законы» (Лунц Л. Об идеологии и публицистике//Современная русская критика (1918–1924) Л., 1925 С. 241). В первые пореволюционные годы, в обстановке обостренного внимания к социально-политическим проблемам, полемически заостренные суждения Л. Лунца воспринимались односторонне, как свидетельство его стремления к аполитизму, ведущему на деле «к самому худшему рабству архибуржуазной идеологии» (Полянский В. «Серапионовы братья»//Полянский Валерьян (Лебедев П. Н.). Вопросы современной критики. М.; Л., 1927. С. 161). «Серапионовы братья — буржуазные художники», — заявлял Б. Арватов (Арватов Б. Серапионовцы и утилитарность//Современная русская критика (1918–1924). С. 167). Подобные или близкие по смыслу оценки взглядов Л. Лунца встречаются до последнего времени; между тем повышенное внимание писателя к проблемам органичности художественного творчества, по сути, объяснялось борьбой Л. Лунца против конъюнктурной «злободневности», идущей в ущерб художественности.

Исходящая № 37 (дневник заведующего концелярией)

Впервые — Россия, 1922, № 1.

Печатается по этому изданию.

Своим рассказом Л. Лунц, подобно Е. Замятину («Мы»), выступал против тех тенденций в общественной психологии и идеологии, которые отчетливо отразились в высказываниях пролеткультовских теоретиков. Некоторые рассуждения героя рассказа близки звучащим в те годы идеям: так, А. Гастев говорил о «недоверии ко всякого рода человеческим ощущениям», считая, что главная черта пролетарской психологии — «поразительная анонимность, позволяющая квалифицировать отдельную пролетарскую единицу как А. В. С или как 325, 0, 75 и 0 и т. п.» (Гастев А. О тенденциях пролетарской культуры//Пролетарская культура. 1919. № 9-10. С. 44).

Стиль рассказа Л. Лунца напоминает «Записки сумасшедшего» Н. В. Гоголя. Но в отличие от Гоголя у Лунца происходящее нельзя считать лишь плодом галлюцинаций персонажа, поскольку его идеи в финале претворяются в жизнь, знаменуя, по мнению заведующего канцелярией, начало «новой эры» в истории человечества. «Победа» героя, с радостью отказавшегося от всего человеческого, является и поражением, служит саморазоблачению, дискредитации маньяка-бюрократа. Натуралистическая подробность в конце рассказа подчеркивает, что месть осуществляется как бы со стороны самой человеческой «природы».

Перейти на страницу:
Комментариев (0)
название