Том 6. Рассказы, очерки. Железный поток

– Товарищи!.. Вот мы, матросы, революционеры, каемся, виноваты пред Кожухом и пред вами. Чинили мы ему всякий вред, когда он спасал народ, просто сказать, пакостили ему, не помогали, критиковали, а теперь видим – неправильно поступали. От всех матросов, которые тут собрались, низко кланяемся товарищу Кожуху и говорим сердечно: «Виноваты, не сер чай на нас».

Такими же просоленными морскими голосами гаркнула матросская братва:

– Виноваты, товарищ Кожух, виноваты, не серчай!

Сотни дюжих рук сволокли его и стали отчаянно кидать. Кожух высоко взлетал, падал, скрывался в руках, опять взлетал – и степь, и небо, и люди шли колесом.

«Пропал, – всю требуху, сукины сыны, вывернут!»

А от края до края потрясающе гремело:

– Уррра-а-а-а-а нашему батькови!.. Уррра-а-аа-а!..

Когда опять поставили на повозку. Кожух слегка шатался, а глаза голубые сузились, улыбаются хитрой улыбкой.

«Ось, собаки брехливые, выкрутылысь. А попадись в другом мисти, шкуру спустють…»

А громко сказал своим железным, слегка проржавевшим голосом:

– Хто старое помяне, того по потылице.

– Го-го-го!.. хха-ха-ха!.. урра-а-а!..

Много ораторов дожидаются своей очереди. Каждый несет самое важное, самое главное, и если он не скажет, так все рухнет. А громада слушает. Слышат те, которые густо разлились вокруг повозки. Дальше долетают только отдельные обрывки, а по краям ничего не слышно, но все одинаково жадно, вытянув шею, наставив ухо, слушают. Бабы суют ребятишкам пустую грудь, либо торопливо покачиваются с ними, похлопывая, и тянут шею, боком наставляя ухо.

И странно, хотя не слышат или хватают с пятого на десятое, но в конце концов схватывают главное.

– Слышь, чехословаки до самой до Москвы навалились, а им там морды дуже набилы, у Сибирь побиглы.

– Паны сызнову заворушилысь, землю им отдай.

– Поцилуй мени у зад, и тоди нэ отдам.

– Слыхал, Панасюк: в России Красна Армия.

– Яка така?

– Та красна: и штани красны, и рубаха красна, и шапка красна, сзаду, спереду, скрозь красный, як рак вареный.

– Буде брехать.

– Тай ей-бо! Зараз аратор балакав.

– И я слыхав: солдатив там вже нэма, – вси красноармейцами прозываються.

– Мабудь, и нам красни штани выдадуть?

– И дуже, балакають, строго – дисциплина.

– Тай куды дущей, як у нас: як батько схотив всыпать пид шкуру, вси, як взнузданнии, стали ходить. Гля, як идуть в шеренге – аж як по нитке. А по станицам проходили, никто вид нас не плакав, не стонав.

Перекидывались, хватая у ораторов обрывки, не умея высказать, но чувствуя, что отрезанные неизмеримыми степями, непроходимыми горами, дремучими лесами, они творили – пусть в неохватимо меньшем размере, – но то самое, что творили там, в России, в мировом, – творили здесь, голодные, голые, босые, без материальных средств, без какой бы то ни было помощи. Сами. Не понимали, но чувствовали и не умели это выразить.

До самой до синевы вечера, сменяя друг друга, говорили ораторы; по мере того как они рассказывали, у всех нарастало ощущение неохватимого счастья неразрывности с той громадой, которую они знают и не знают и которая зовется Советской Россией.

Неисчислимо блестят в темноте костры, так же неисчислимы над ними звезды.

Тихонько подымается озаренный дымок. Солдаты в лохмотьях, женщины в лохмотьях, старики, дети сидят кругом костров, сидят усталые.

Как на засеянном небе тает дымчатый след, так над всей громадой людей неощутимым утомлением замирает порыв острой радости. В этой мягкой темноте, в отсвете костров, в этом бесчисленном людском море погасает мягкая улыбка, – тихонько наплывает сон.

Костры гаснут. Тишина. Синяя ночь.

1924

Комментарии

В шестой том вошли произведения, написанные в канун Великой Октябрьской социалистической революции и в первое послеоктябрьское семилетие. Это период большой творческой активности писателя-коммуниста, который отдал все свои силы делу победы революции. В этот период Серафимович пишет рассказы, очерки, корреспонденции, статьи, пьесы, наконец он осуществляет замысел большого эпического полотна, создает героическую эпопею «Железный поток». При всем разнообразии жанров произведения этих лет отличаются большим внутренним единством, что обусловлено характером задач, которые ставил перед собой и последовательно, целеустремленно решал писатель. Он всегда писал с убеждением, что «с ними нужно жить, с теми, кого описываешь, с ними и жизнь нужно делать…» («Черной ночью»). Теперь это убеждение получило новый смысл. «Живое творчество масс – вот основной фактор новой общественности», – говорил В. И. Ленин на заседании ВЦИК. 17 ноября 1917 г. (Сочинения, т. 26, стр. 254). Серафимович отдается живой работе, идет заведовать агитмассовым отделом Моссовета («Тут сходились все нити тогдашней общественно-политической жизни». Собр. соч., М. 1948, т. VIII, стр. 425) [4] охотно берет на себя поручение Моссовета поехать на юг, чтобы давать материал для печати, становится корреспондентом «Правды» на фронтах гражданской войны. С ноября 1917 года начинается систематическое сотрудничество Серафимовича в большевистской печати, сначала в «Известиях Московского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов г. Москвы и Московской области», а через год в «Правде». Он находится в центре борьбы, в гуще событий, на фабрике, в армии, в деревне, как бы «снизу» наблюдая строение новой жизни и одновременно чувствуя себя активным его участником. Москва, Харьков, Новочеркасск, Ростов-на-Дону, Воронеж, Козлов, Бобров, Задонск, Валуйки, Арзамас, Симбирск, Владикавказ, Петроград, Гомель, Могилев, Иваново-Вознесенск – через эти и многие другие пункты революционной России пролегали корреспондентские маршруты писателя, который обогащался знанием «колоссального, невиданного до того в мире созидания народной власти… по всему лицу земли русской…»

Его интересовало все: и стройка, и бои, и митинги, и красные праздники. Очерки и корреспонденции, входящие в данный том, не исчерпывают всей газетной работы писателя периода революции, гражданской войны и начала 20-х годов, но и на основании этой избранной части отчетливо видна широта охвата революционной действительности и политическая чуткость художника. В его очерках и корреспонденциях затрагивались самые злободневные вопросы, всесторонне освещаемые на страницах советских газет, поэтому они органично включались в газетную полосу.

Одной из важнейших проблем в эпоху революции была проблема привлечения интеллигенции на сторону советской власти. В связи с тем, что в это время значительная часть интеллигенции саботировала, печать повела наступление на саботажников. «Известия» ввели рубрику «Учителя и революция», печатали материалы, осуждающие измену интеллигенции прежним демократическим идеалам. В этом контексте становится особенно понятным широкий общественно-политический смысл статей Серафимовича «В капле», «Братья-писатели», непосредственным толчком для которых послужил факт биографии самого писателя.

В начале 1919 года широкую огласку в печати получает вопрос о транспорте. «Правда» ввела специальную рубрику «Все на работу по продовольствию и транспорту». Очерк Серафимовича «В теплушке» оказался в ряду других выступлений на эту тему, а высказанное им предложение о специальных контролерах для борьбы с саботажниками на транспорте предвосхитило постановление, вводившее там рабочий контроль.

Очерки «Тридцать лет назад», «Дети», «Голодные, холодные» печатались в газетах, наполненных материалами, посвященными борьбе с голодом.

Такая же злободневность характеризует и военные корреспонденции Серафимовича. В ноябре 1918 года «Правда» ввела специальный раздел «Советская трехмиллионная армия» и приглашала армейцев присылать деловые статьи и заметки о том, что надо сделать для создания великой советской армии, а также сообщать, что делается на местах в этом направлении и каковы недостатки в этой работе. В «Правде» появляется ряд статей о роли комиссаров и их взаимоотношениях с командирами, о просветительной работе с бойцами, о подъеме внутрипартийной работы. Именно эти темы и составили содержание корреспонденции Серафимовича с Восточного фронта, печатавшихся на страницах «Правды» в ноябре-декабре 1918 года.