Нас ждет Севастополь

Вошедший в палатку кок засмущался, когда Ботылев заговорил о нем. Был он невысок, худощав, нетороплив в движениях. Один глаз у него немного косил.

— Такого кока поискать, — продолжал Ботылев. — До войны работал поваром в ресторане. Любое блюдо приготовит так, что пальчики оближешь. Верно я говорю, Прохоров?

Ботылев протянул Уральцеву кисет с табаком.

— Настоящий сухумский.

Уральцев сказал, что не курит. Ботылев посмотрел на него. В его взгляде читалось: «Тоже мне фронтовик… Не пьет, не курит. Может, ты еще и пороху не нюхал?»

— По какому делу пожаловали? — уже сухо спросил он. — Должен сказать вам, что времени у меня в обрез.

— Злоупотреблять вашим временем не буду. Просто хочу сказать, что пойду в десант с вашим батальоном.

Некоторое время Ботылев молчал, раздумывая, потом сказал:

— С нами будет корреспондент от армейской газеты «Знамя Родины».

— Ну и что же? А я от фронтовой.

— К тому же, мы будем высаживаться первыми. Нас ведь в самое пекло пошлют. Корреспонденту придется, пожалуй, действовать там автоматом, а не пером. Умеете стрелять?

«Ах, вот он какого мнения обо мне!» — догадался Уральцев.

— Немного умею.

— А ползать по-пластунски?

— Доводилось. Я был политруком роты автоматчиков в Сталинграде. На Малую высаживался вслед за вами — замполитом роты разведчиков.

— У Глушецкого? — живо спросил Ботылев.

— У него.

— А я думал, что вы салага! — воскликнул Ботылев и рассмеялся. — Не пьет, не курит… Ну, думаю, тоже мне фронтовик… Оказывается, вы тертый-перетертый… Оставайтесь у нас ночевать. Завтра что-то должно произойти. А может, и сегодня.

— Остаюсь.

— В этой палатке и спать будете. Я распоряжусь, чтобы принесли постель. А сейчас оставляю вас одного.

В палатку вошел заместитель по политчасти капитан Старшинов.

— Поехали, — кивнул он Ботылеву.

Комбат познакомил его с Уральцевым. Старшинов пожал корреспонденту руку и извинился, что не может сейчас поговорить с ним.

— Вернусь, тогда поговорим, — пообещал он.

После их отъезда Уральцев вышел из палатки.

Невдалеке под деревом сидел кок Прохоров и чистил автомат. Уральцев подошел к нему.

— Познакомьте меня со своими товарищами, — сказал он.

— Вон в той палатке наше отделение, — указал рукой Прохоров. — Пошли.

В палатке оказалось четыре матроса. Увидев майора, все встали. Коренастый, невысокий сержант приложил руку к бескозырке и отрапортовал:

— Командир отделения сержант Лычагин.

Уральцев поздоровался, назвал себя и спросил:

— Как поживаете?

— Живем, хлеб жуем, — усмехнулся Лычагин.

— Особенно он, — кивнул Прохоров в сторону огромного матроса. — За один присест съедает котелок борща и еще просит добавку. Подтверди, Володя.

На круглом, юношески свежем лице матроса появилась смущенная улыбка.

— Зачем так при людях, Ваня? — с укором сказал он.

— Как ваша фамилия? — спросил Уральцев.

— Старший матрос Кайда.

— А мы зовем его Малюткой, — сказал Прохоров.

— Почему же так?

— Не курит, не пьет. Потому и Малютка.

Уральцеву вспомнился разведчик лейтенант Крошка. Поставить бы их рядом. То-то было бы на что полюбоваться.

— А ботинки какой номер носите? — с улыбкой спросил Уральцев.

— Сорок шестой. А что?

— Это еще терпимо, — продолжая улыбаться, сказал Уральцев. — А я знал одного офицера, который носит сапоги сорок восьмого размера.

— Ой, бедняга, — покачал головой Прохоров, — где же такие сапоги достать в военное время. Мучается, верно.

— Еще как, — подтвердил Уральцев. — А фамилия его Крошка.

Все рассмеялись.

— Под стать нашему Малютке.

В палатку вошли еще несколько матросов. У всех был бравый вид.

«Как на подбор ребятушки», — подумал Уральцев.

— К десанту готовы? — спросил он.

— А нам не впервой, — ответил Лычагин.

— Малоземельская зарядка у всех?

— Не у всех, но новички тоже ребята не промах.

— Значит, настроение боевое?

— Само собой.

— А нет ли среди вас земляков? Я ростовский.

— У нас нет, может, в других взводах. Я курский, Толя Лысов вятский, Малютка из Донбасса.

— Шахтер?

— Токарь, — ответил Кайда.

До самых сумерек Уральцев пробыл среди матросов. И только он подошел к штабу, как раздался сигнал боевой тревоги.

Командир батальона собрал всех офицеров около штабной палатки.

— Получен боевой приказ о десанте, — объявил он. Зачитав приказ, он распорядился:

— Провести по ротам митинги, каждому подписать клятву, еще раз проверить боеготовность каждого матроса, поужинать, выдать НЗ. Через два часа погрузка на катера.

Когда офицеры разошлись, Старшинов спросил Уральцева:

— Значит, с нами? Или, может, передумали?

— С вами, — твердо ответил Уральцев.

Ночью батальон погрузился на катера и баркасы.

Уральцев оказался на моторном баркасе, где разместились два отделения автоматчиков. Сначала он хотел сесть на сторожевой катер, где находился штаб батальона. Но, увидев Прохорова, Кайду, решил пойти в десант вместе с ними. Днем он познакомился с автоматчиками, теперь интересно было пронаблюдать, как они будут вести себя в первом броске. А после высадки он разыщет штаб батальона и сможет по рации передать первую корреспонденцию.

Катера вышли на Кабардинский рейд и заглушили моторы. Стало тихо. Отсюда видна была Малая земля.

Матросы замерли. Уральцев тоже почувствовал, что волнуется.

Матрос Иван Макаренко несколько минут смотрел на Малую землю, потом зябко повел плечами. В десант он шел впервые.

— Что-то дрожь по шкуре пробежала, — признался он, прижимаясь к боку Кайды. — Затянуться бы сейчас пару разков с носогрейки, да жаль, что прикурить нельзя, немцы огонь заметят.

— Что ты, тезка, — повернулся к нему Прохоров, — прикурить — это полдела. Крути козью ножку. Мне что-то тоже затянуться дымком захотелось.

Макаренко вынул кисет и только начал скручивать цигарку, как вдруг все кругом загрохотало, засверкало. Катера завели моторы и двинулись вперед, таща за собой на буксирах мотоботы и баркасы.

Сержант Лычагин встал и крикнул мотористу:

— Приготовиться. Кстати, как тебя звать?

— Андрей, — отозвался тот.

Катер прорвался сквозь огненную завесу и оказался в бухте. С кормы катера раздалась команда:

— На баркасе заводить мотор, буксир рубим.

Кругом рвались вражеские снаряды. Катер, лавируя, ушел вперед, а баркас остался на месте. Мотор чихнул и заглох. Моторист прилагал все усилия, но мотор не заводился. Баркас стал неподвижной мишенью. Взрывы снарядов становились все ближе, от бортов летели щепки.

— Ложись на дно! — приказал Лычагин и закричал мотористу: — Расстреляю, если не заведешь мотор! Раззява!

Моторист стоял па корточках и слал тысячу чертей гитлеровцам и непокорному мотору. Кайда пробрался к нему, спросил:

— В чем загвоздка? Давай помогу.

Они вдвоем стали заводить мотор. Заняло это несколько минут. В борту баркаса появились пробоины, в них хлынула вода.

Бухту затянуло дымом и гарью. Моторист растерялся, не зная, куда направить баркас.

— Давай прямо, что ли! — крикнул ему Лычагин. — Не крутись на месте!

Баркас напоролся на струю пуль. Моторист отвернул правее.

Вверх взлетали ракеты. При их свете автоматчики увидели, что находятся около Импортной пристани. Стало ясно, что они оказались намного правее того места, где должна высаживаться вся рота. Подвел мотор, а когда он заработал, моторист не сумел правильно определиться.

Лычагин повернулся к Уральцеву:

— Товарищ майор, я запрещаю вам высаживаться вместе с нами. Сами видите, как нескладно получилось. Сейчас мы выскочим на берег, а вы возвращайтесь.

Уральцев понимал, что Лычагин прав, заставляя его вернуться. Если он высадится вместе с ними, то будет действовать просто как десантник, свои же корреспондентские обязанности выполнять не сможет.