Избранное в двух томах. Том I

— Это у вас в деревне лодки, а на море — шлюпки, — не удержался Иванов, чтобы не поправить. — Где видишь?

В той стороне, где высоко в небе стояло солнце, едва различалось на воде в буйстве сверкающих бликов темное пятнышко. Иванов присмотрелся: действительно, что-то плывет.

Сорвав с головы бескозырку, Иванов посигналил. С неизвестного суденышка не ответил никто. Нахлобучив бескозырку потуже, Иванов перемахнул через борт кузова.

— Куда ты, парень? — хриплым баском крикнул Васюков.

— Ждите. Пригоню.

То ли от усталости, то ли от волнения Иванову казалось, что плывет он невыносимо медленно, что проплыть предстоит не две сотни метров, как показалось вначале, а добрый километр.

Разозлился на себя: «Да я ж на заплывах первые места брал!» Сильнее заработал руками. Но сразу же почувствовал, что выдыхается. Пришлось сбавить темп.

Но вот уже близок — то приподымется над волной, то закроется ею — невысокий дощатый борт, окрашенный в зеленоватую краску, белые цифры возле носа. Не шлюпка это — небольшой, с наращенными у кормы бортами барказ. Таких немало шмыгало в севастопольских бухтах. Видимо, один из тех, на которых вчера уходили от немцев в море. Но почему на нем никого нет?

До барказа осталось метров пять. Теперь уже отчетливо видно: сидит глубоко. Не будь сейчас штиль — давно захлестнуло бы.

Барказ медленно разворачивало с кормы на борт, и теперь его можно было хорошо разглядеть, особенно, когда очередная волна легонько приподымала его. Он влажно поблескивал бортом на солнце, кое-где на зеленых досках обшивки из-под краски белели полоски свежего дерева — словно поклевано. Осколками или пулями?..

Бросок, еще… Уже под бортом. Ухватился за него:

— Эй, на барказе!

Только всплеск волны ответом.

Подтянувшись на руках, заглянул в барказ. Дно залито водой. На нем возле мотора, в корме, — матросская тельняшка. Нет, не просто тельняшка. Спина. Человек лежит ничком.

Рывком перевалил через борт. Барказ на миг чуть накренился. Хлюпая босыми ногами по воде, поспешил к лежавшему. Нагнувшись, взял за плечи, повернул лицом вверх… «Одногодок мне, наверное… Года двадцать три, не больше…» Только сейчас Иванов заметил, что тельняшка порвана на боку и под нею белеет бинт с расплывчатыми бурыми пятнами. Вода не смыла крови. Убит… Впрочем, Иванов понял это с самого начала.

«Наверное, с самолета обстреляли…» Иванов огляделся. Были ли на барказе еще люди? Что стало с ними?

Воды на дне примерно по щиколотку. Иванов обратил внимание, что несколько пробоин аккуратно заделаны изнутри клочьями синей матросской фланелевки, обрывки ее лежат на днище. Там же приметил нож-штык от самозарядной винтовки, без ножен, набухшую от воды бескозырку с надписью «Черноморский флот», карабин с оборванным ремнем и дубовый, с овальными донцами бочонок — шлюпочный анкерок для питьевой воды. Не утерпел, схватился за него. В анкерке бултыхнуло. Есть вода! Присел на корточки, дернул пробку, приподнял анкерок. Глоток, другой… Вода! Вода! — хоть и теплая, нагретая солнцем, в другое время не взял бы и в рот такую, — она показалась изумительно вкусной — пресная вода, которую можно пить…

Но где-то на втором или третьем глотке спохватился: «А Маше, Васюкову, Пете?». Нестерпимо хотелось глотнуть еще, но заставил себя оторваться. Бережно ввернул пробку, поставил анкерок на прежнее место.

Поискав глазами среди зеркально сверкающих волн, нашел кузов — тот был едва заметен над водой. Было видно: Петя и Васюков орудуют доской, пытаясь подогнать кузов к барказу, а Маша размахивает беретом, что-то кричит.

Быстро еще раз пробежал глазами по барказу. Пара весел, принайтовленных [2] изнутри вдоль бортов, мотор на корме… Исправен ли? Есть ли горючее?

Помахав бескозыркой друзьям, вытащил весла, вставил их в уключины и погнал барказ навстречу кузову.

Когда кузов и барказ поравнялись бортами, Маша сразу же схватилась за свою сумку:

— Здесь — раненый?

— Убитый… — пояснил Иванов.

Все помолчали. Каждый из них мог бы сейчас лежать в воде вот так…

Вздохнув, промолвил Васюков:

— И похоронить негде…

— По морскому обычаю похороним, — откликнулся Иванов. — Только попейте сперва.

— Есть вода?! — встрепенулись все. — Где?

— Вот! — Иванов хлопнул ладонью по округлому боку анкерка.

Все перебрались на барказ. Утолили жажду. Анкерок с остатками воды был отдан на сохранение Маше. В корме нашелся свернутый кусок замасленного брезента, которым, наверное, накрывали мотор во время стоянок. Этим брезентом обернули, насколько хватило, тело погибшего моряка. Перед этим Иванов осмотрел карманы брюк погибшего, в надежде обнаружить какие-либо документы. Но отыскал только самодельную зажигалку из винтовочного патрона да промокший пустой кисет, на котором голубым по коричневому было вышито «Оксана» и рядом — цветочек.

Всех огорчило отсутствие груза, который можно было бы привязать, как полагается, к ногам умершего. Без груза тело будут носить волны и не будет ему покоя…

Но тут Васюков предложил, показав на кузов, который еще болтался на волне у борта барказа:

— А положим этого бедолагу сюда. Вроде гроба ему послужит…

Надели на умершего намокшую бескозырку, найденную в барказе, переложили тело в кузов. Иванов оттолкнул кузов и обнажил голову. Сняли пилотки Васюков, Петя, сняла и Маша свой берет.

Прощай, неизвестный товарищ… Прости — не смогли схоронить тебя по морскому закону, чтобы глубины стали твоей могилой. Может быть, повстречается твоя плавучая гробница с каким-нибудь нашим кораблем, и тогда будет исполнен перед тобой последний долг, как положено его исполнить. А пока — пусть плещут вокруг тебя волны родного Черного моря, пусть омывает тебя его прозрачная вода. И пусть светит тебе жаркое наше солнце…

Кузов некоторое время плыл рядом с барказом, словно не хотел отставать, потом волна стала относить его.

По всем признакам берег был недалеко — снова, несколько раз слышался в стороне зловещий, с подвывом, гул авиационных моторов. Не было сомнения — летают немцы.

Самым главным сейчас было — уйти подальше в открытое море. Иванов, которого после гибели старшины все признавали как бы за командира, посадил на весла Петю и Васюкова, приказав держать наперерез волнам, катящим к еще не видимому берегу. Маше поручил следить за воздухом, а сам присел к мотору: «Может, запущу?»

Хотя был он по специальности не моторист, но приходилось и с моторами дело иметь. Не то чтобы по обязанности, а так, интересовался, во время ремонта помогал. Но корабельные моторы — звери, не то что эта кроха на барказе. Что здесь? Двухцилиндровая десятисилка, работает на соляре. Что ж… Матросская смекалка поможет.

Он довольно быстро определил, что мотор исправен, только один проводок, ведущий от магнето к головке цилиндра, перебит пулей. Исправить повреждение не составляло труда. Горючее в баке имелось. Вдобавок, в корме стояла непочатая канистра.

Вскоре после того как Иванов занялся мотором, тот фыркнул, фукнул из-под кормы в воду голубым дымком и бойко затукал. Иванов скомандовал:

— Убрать весла!

Оставляя за кормой пенный след, барказ, чуть подскакивая на встречной волне, резво пошел вперед.

3

Планы Иванова были просты: уйти как можно дальше от берега, туда, куда уже не залетают немецкие самолеты. Он надеялся — только бы хватило горючего, — напрямую, серединой моря, дойти до кавказского побережья.

Похоже, счастье улыбнулось им. Есть на чем плыть, есть чем утолить жажду. Правда, воды мало. Передавая анкерок Маше, Иванов строго наказал ей: «До вечера — никому. И мне не давай, если потребую».

Только так, лишь жесткая экономия: бесценно дорогим может стать глоток, даже капля воды, если плавание затянется.

Иванов прикинул: при условии, что все пойдет благополучно и хватит солярки, потребуется более суток, чтобы дойти до восточного берега. Это, если будет строго выдержан курс. Но на барказе нет даже компаса. Определяться придется на глаз — по солнцу, по звездам. Не мудрено и сбиться с курса… Да и с харчем худо. Возле мотора обнаружен тощий вещевой мешок. Наверное, на барказе был и кто-то из пехотинцев? В мешке, в паре запасных чистых портянок, было завернуто несколько ржаных сухарей. Но мешок лежал на дне, в воде, набежавшей из пробоин, сухари размокли, превратились в соленую кашицу. Маша выложила эту кашицу на солнышко, подсушить. Иванов разрешил взять по щепотке, но лучше бы не брать: голод не утолили, а пить от соленого захотели люто, пришлось разрешить еще по глотку из анкерка…