Любавины

– Я хочу книгу жалоб и предложений.

– Зачем она тебе?

– А чего они… Не могли уж умнее чего-нибудь придумать? Так, наверно, еще при царе Горохе лечили.

– Тебя не спросили, ученый нашелся.

– Няня!

В палату вместо няни вошел толстый мужчина в очках (с бензохранилища). Увидел Пашку, заулыбался.

– Привет! Лежишь? На, еды тебе принес… Фу-у! – мужчина сел на краешек Пашкиной кровати, огляделся. – Ну и житье у вас, ребята! Лежи себе, плюй в потолок.

– Махнемся? – предложил мрачно детина.

– Завтра.

– А-а… Нечего тогда вякать.

– Ну, как? – спросил мужчина Пашку. – Ничего?

– Все в ажуре.

– Ты скажи, почему ты не прыгал, когда уже близко оставалось?

– Та-а…

– Машину что ли, хотел сохранить? Так она – так и так – сгорела бы.

– Да нет… я и не думал про машину. Не знаю.

– А меня чуть кондрашка не хватила. Сердце стало останавливаться, и все. Нервы у тебя крепкие, наверно.

– Я ж танкистом в армии был, – хвастливо сказал Пашка. – Попробуй пощекоти меня – хоть бы хны.

– Машину достали. Всю, в общем, разворотило… Дал ты ей по целине-то. Сколько лежать придется?

– Не знаю. Вон, друг двадцать вторые сутки лежит уже… С месяц, наверно.

– Перелом бедренной кости? – спросил детина. – Три месяца не хочешь? С месяц… хэх, быстрые какие все.

– Привет тебе от наших ребят. Хотели прийти сюда – не пускают. Меня, как профорга, и то еле пропустили, еле уломал. Журналов вот тебе прислали… – мужчина достал из-за пазухи пачку журналов. – Из газеты приходили, спрашивали про тебя… А мы и знать не знаем. Только в командировке сказано, что Любавин Павел, из Баклани… Сюда, наверно, придут.

– Это ничего, – сказал Пашка самодовольно. – Я им тут речь скажу.

– Хэх… Ну, ладно, поправляйся. Будем заходить к тебе в приемные дни. Я бы посидел еще, но на собрание тороплюсь. Тоже речь надо говорить. Не унывай!

– Счастливо!

Профорг пожал Пашке руку, сказал всем «до свидания» и ушел.

– Ты что, герой, что ли? – спросил Пашку детина.

Пашка некоторое время молчал.

– А вы разве ничего не слышали? Должны были по радио передавать.

– Нет, – сказал детина, – у меня наушники не работают.

– Произошла авиационная катастрофа. Самолет летел с такой скоростью, что загорелся в воздухе. Пилотировал самолет Любавин Павел Ефимович, то есть я. Преодолевал звуковой барьер.

У всех вытянулись лица. Детина даже рот приоткрыл.

– Нет, серьезно?

– Конечно. Кха.

– Врешь ведь?

– Ну вот!… Не веришь, не верь, я тебя не заставляю. Какой мне смысл врать!

– Ну и как же ты?

– Преодолел барьер, дал радиограмму на землю и прыгнул затяжным прыжком. И ногу вот сломал.

Первым очнулся человек с «самолетом».

– Вот это загнул! У меня аж дыхание остановилось.

– Трепач, – сказал детина разочарованно. – Я думал, правда.

– Вот так, – сказал Пашка и стал смотреть журнал. – Состояние невесомости перенес хорошо… Пульс нормальный.

– Во-первых, на самолетах не бывает невесомости, – сказал детина.

– Привет! Хэх… – Пашка перелистнул страничку журнала. – Много ты знаешь.

– Невесомость вообще-то бывает, – сказал человек с «самолетом», – но все равно ты загибаешь, парень. Кто это к тебе приходил сейчас?

– Приходил-то? Генерал, дважды Герой Советского Союза. Он только не в форме – стесняется по городу в форме ходить.

Человек с «самолетом» громко захохотал.

– Генерал!… Я ж его знаю! Он же на бензохранилище работает!…

– Знаешь?

– Знаю!

– Так чего же тогда спрашиваешь?

Детина раскатился громоподобным смехом. Глядя на него, Пашка тоже засмеялся. Потом засмеялся человек с «самолетом» и остальные. Лежали и хохотали, глядя друг на друга.

– Ой, мама родимая!… Кончаюсь, – стонал детина.

Пашка закрылся журналом и хохотал беззвучно.

В палату вошел встревоженный доктор.

– В чем дело, больные?

– О-о!… – детина показывал пальцем на Пашку и не мог произнести ничего членораздельного. – Гене… ха-ха-ха… барьер… хо-хо-хо!…

Старичок доктор тоже хихикнул и поспешно вышел из палаты.

В палату вошла девушка лет двадцати трех… В брюках, накрашенная, с желтыми волосами, красивая. Остановилась в дверях.

– Здравствуйте, товарищи.

Смех потихоньку стал стихать.

– Здравствуйте, – сказал Пашка.

– Мм-м… ха-ха-ха, ох-ха-ха… – мучился детина.

– Кто будет товарищ Любавин? – спросила девушка.

– Я, – сказал Пашка и попытался привстать.

– Лежите, лежите, что вы! Я вот тут присяду немножко… Можно?

– Конечно!

– Я из городского радиокомитета, хочу поговорить с вами.

Детина перестал хохотать – смотрел то на Пашку, то на девушку.

– Это можно, – сказал Пашка и мельком глянул на детину. Детина теперь начал икать.

– Как вы себя чувствуете? – спросила девушка, раскладывая на коленях большой блокнот.

– На пять с плюсом. Фотографировать будете?

Девушка улыбнулась, внимательно посмотрела на Пашку. Пашка тоже улыбнулся. Девушка опустила глаза к блокноту…

– Для начала… такие… формальные вопросы: откуда родом, сколько лет, где учились…

– Значит, так… – начал Пашка, закуривая. – А потом я речь скажу. Ладно?

– Речь?

– Ага.

– Хорошо… Я могу записать вас. В другой раз только.

– Значит, так: родом я сам из… из Баклани… А вы откуда? – спросил он игриво.

– Я? Я из Ленинграда, – девушка спокойно, весело смотрела на Пашку. – Но только при чем же здесь я? Не я ведь совершила подвиг…

У Пашки сладостно заныло в груди. Ему до слез захотелось узнать, замужем она или нет.

– Видите ли, в чем дело, – заговорил он. – Я вам могу сказать следующее…

Детина неудержимо икал и во все глаза смотрел на яркую девушку.

– Выпей воды! – разозлился Пашка.

– Я пил только что, – сказал детина, сконфузившись. – Не помогает.

– Значит так, – продолжал Пашка, затягиваясь папироской и оттопырив «интеллигентно» мизинец. – О чем мы говорили?

– Где вы учились?

– Я волнуюсь, – серьезно сказал Пашка, – Мне трудно…

– Вот уж никогда бы не подумала! – воскликнула девушка. – А вести горящую машину – это легче?

– Видите ли… – опять напыщенно заговорил Пашка, потом вдруг негромко и доверчиво спросил: – А что тут такого? Вы только это не записывайте. Я на самом деле подвиг совершил? Я боюсь, вы расскажете по радио, а мне потом стыдно будет перед людями… Вон, скажут, герой идет. Народ же, знаете, какой! Или это ничего?

Девушка тихо засмеялась… Перестала смеяться, некоторое время с интересом, ласково смотрела на него.

– Нет, это ничего. Это здорово!

Пашка приободрился.

– Вы замужем? – спросил он.

Девушка покраснела.

– Нет, а что?

У Пашки радостно сдавило сердце.

– Можно, я вам письменно все подробно опишу? Вы еще раз завтра придете, и я вам отдам. Я не могу рассказывать, когда рядом икают.

– Что я, виноват, что ли? – сказал детина и опять икнул.

Девушку Пашкино предложение поставило в тупик.

– Понимаете… я должна этот материал дать сегодня. А завтра я уезжаю. Просто не знаю, как нам быть. А вы коротко расскажите. Значит, вы из Баклани… Так?

– Так, – Пашка скис.

– Вы, пожалуйста, не обижайтесь на меня, я ведь тоже на работе. Где вы учились?

– В школе, в Баклани.

– Сколько классов кончили?

Пашка посмотрел на детину.

– Восемь. Не женатый.

– Отец, мать?…

– Матери нету. Отец плотничает.

– А дальше?… Служили?

– Служил. В танковых войсках.

– Что вас заставило броситься к горящей машине?

– Не знаю, – сказал Пашка.

– Ну, о чем вы подумали в первую минуту? Вы, наверно, подумали, что если взорвутся бочки, то пожар распространится дальше – на цистерны? Да?

– Да, – Пашка задумчиво смотрел на девушку. И эта торопится скорей уйти от него.

– Так, – сказала довольная девушка. – Ну, хорошо. А речь вы будете говорить?