Юность, 1974-8

А Лера думала о Виталике, о том, что вечером снова увидится с ним, и на сердце у нее теплело.

Одна только Ксения Герасимовна не одобряла Лериной любви.

— Ты не в того влюбилась, — говорила.

— А в кого же мне надо было влюбиться? — спрашивала Лера.

— В более серьезного человека.

— Виталик очень серьезный.

— Нет, ты ошибаешься…

Однако уговорить Леру было невозможно. Она любила и сознавала себя любимой. И неистово ревновала Виталика ко всем, даже проходившим по улице женщинам. Однажды в кино лицом к лицу столкнулась с Вартуи и сделала вид, что не заметила, быстро прошла с Виталиком вперед. Боялась: вдруг влюбится в Вартуи, ведь влюбиться в такую красавицу легче легкого…

Но Виталик, сам удивляясь, не смотрел ни на кого. И, подобно Лере, считал, что это его первая, самая настоящая любовь.

Весной они расписались. Перед загсом Виталик привел ее домой, познакомил с матерью и сестрами.

Лера сидела как на иголках. Квартира была чересчур, на ее взгляд, нарядной, в книжном шкафу много книг. Виталик сказал, это все книги покойного отца. Она рассматривала мать, не старую на вид, такую же синеглазую, как Виталик, и сестер, довольно хорошеньких.

Лере казалось, они все с удивлением разглядывают ее, стараясь понять, что же Виталик нашел в ней. И.потому она была настороженной, хмурой, ни на кого не смотрела, а если ее спрашивали о чем-нибудь, отвечала коротко, отрывисто. Когда она уже собралась уходить, мать сказала ей:

— Надеюсь, жить с тобой будем дружно…

Лере хотелось было ответить: «Конечно, дружно».

Но тут старшая сестра Виталика, рослая, красивая — Виталик называл ее «царь-баба», — вдруг засмеялась, сказала:

— Гляжу на тебя, до чего ты маленькая-премаленькая!..

И младшая сестра подхватила:

— Смотри, Виталик, ее потеряешь, не сразу найдешь…

Лера сжала губы. Если бы не Виталик, она бы ответила, не растерялась.

Мать глянула на помрачневшее лицо будущей невестки, подошла к ней, положила руку на ее плечо.

— Ты не обижайся на девочек, они же шутят…

Лера дернулась, сбросила руку матери:

— Я не люблю такие шутки…

— Стоит ли обижаться? — успокоил ее Виталик.

Мать вздохнула, сказала задумчиво:

— Ты же молоденькая, может быть, еще вырастешь?

— Нет, — отрезала Лера. — Не вырасту. Не ждите! — Обернулась к Виталику: — Я пошла.

— Я провожу тебя, — сказал Виталик.

Они ушли. Мать уронила:

— Характерец виден сразу…

— Язва, — уверенно определила «царь-баба». — Она еще его прижмет, можете не сомневаться!

А младшая добавила:

— Это ненадолго. Пройдет у него…

Перед тем, как переехать к мужу, Лера устроила в общежитии девичник. Даже Василису Карповну позвала, хотя и цапалась с нею чуть ли не каждый день.

Девочки собрали деньги, подарили Лере чайный сервиз. Она растрогалась:

— Зачем вы так потратились…

Знала, что с деньгами было у каждой не ахти, случалось, перед получкой складывались, покупали на всех две бутылки кефира и бублики. Вартуи говорила: «Надо воспитывать волю»…

По мнению Вартуи, человек, обладающий сильной волей, может выдержать любое испытание. И потому в такие дни, когда до получки почти не оставалось денег, она любила подробно рассказывать о том, какие бывают вкусные блюда — хаш, долма, хачапури…

Девочки глотали слюнки и делили на равные части последний бублик. Иногда все-таки кто-нибудь, не вытерпев, бежал к соседям раздобыть рубль и покупал колбасы, которую так же честно делили между собой…

Сервиз был красивый: чашки белые в красный горошек. Чайник для заварки, молочник, сахарница…

Лере было хорошо, и девочки, с которыми не раз доводилось ссориться, все, как одна, казались добрыми, и хотелось, чтобы они тоже, как и Лера, были счастливые.

Потом пели песни. Толстая Василиса Карповна тоже спела песню, которую, по ее словам, слышала от своей бабушки, старой уральской ткачихи:

…Спустя неделю Лера поселилась у Виталика. Молодым отвели комнату отца. Свадьбу решили не устраивать.

— Ни к чему — сказала Лера.

Она не хотела признаваться, что боялась: на свадьбе тоже кто-нибудь может сказать что-либо недоброе о ней, о ее росте или сравнить с Виталиком: чем, мол, могла его прельстить?

Порой, глядя на мужа, Лера думала: «Неужели он меня, правда, любит? Ведь он же куда красивей, чем я…» Но мыслей вслух не высказывала.

Первое время жили дружно. Во всяком случае, Лера старалась сдерживать себя.

Если свекровь говорила ей: «Ты опять ушла на работу, а комнату не прибрала…» — Лера принималась за уборку, хотя и приходила с работы усталой. Мало того, что весь день просидела за машинкой, так еще и добираться до нового ее дома было нелегко, часа полтора на трамвае и на автобусе.

Но однажды Лера сорвалась.

Свекровь сказала, что ей не нравится Лерино платье, то самое, переделанное из материного. Лера возмутилась: платье это было дорого ей хотя бы потому, что она была в нем в тот самый день, когда встретилась с Виталиком.

Лера резко ответила:

— Пока не на что другие покупать…

— Хочешь, я куплю тебе? — спросила свекровь. — Пойдем вместе в магазин, сама выберешь…

Но Лера уже закусила удила: она не нуждается ни в каких одолжениях, она сама знает, как ей жить, что носить, и самое лучшее, если поменьше будут вмешиваться в ее жизнь!

Свекровь обиделась. Виталик вступился за мать:

— Нехорошо, Лера; мама такого от тебя не заслужила.

— А ты молчи! — отрезала Лера. — Я сама знаю, что говорить!

Хлопнула дверью, ушла из дома. Ходила по улицам, все еще не остыв от своей вспышки.

Вот ведь какая свекровь, до всего ей дело!..

А ведь еще совсем недавно жизнь казалась Лере прекрасной. Она так и матери написала в Свердловск: «Живу очень хорошо, даже сама не ожидала…»

Мать ответила длинным, без единой запятой письмом, поздравила ее и Виталика, обращаясь к нему так: «Дорогой мой сыночек…»

Лера не показала Виталику письма. Постеснялась полной безграмотности матери, просто передала от нее привет.

…Вернулась Лера домой поздно. Виталик встретил ее на лестнице.

— Где ты была? — взволнованно спросил он, — Я так беспокоился…

Лера глянула на него и вдруг бросилась к нему, обняла. Боже, как чудесно, что он о ней думает, тревожится из-за нее! Как же это хорошо!

Со свекровью они помирились, но вскоре Лера снова с нею поссорилась из-за какого-то пустяка. Слово за слово, обе крепко рассердились друг на на друга и не разговаривали целую неделю. Виталик ходил потерянный, уговаривал то мать, то Леру помириться, но обе артачились, и Виталик в конце концов сказал:

— Выходит, мне хуже всех, честное слово!

Он уже всерьез качал злиться на Леру, появилось слабое, еще не осознанное сожаление: стоило ли жениться на такой вот своенравной?

Он стал иногда поздно приходить домой, сперва оправдывался со смехом: ребята на заводе уговорили пойти с ними в клуб, и Лера обижалась на него, а потом прощала. Но он все чаще являлся позже обычного, иной раз даже навеселе, и в ответ на ее сердитые расспросы отвечал почти резко:

— Отстань, Лера, надоело, я не маленький…

Лера плакала, приходила на работу с опухшими от слез глазами, но не жаловалась, если кто-то спрашивал, почему такая скучная, коротко отвечала:

— Ничего. Голова болит…

А потом произошла крупная ссора. И ссора эта имела последствия, которые ни Лера, ни, пожалуй, Виталик, никак не могли предвидеть.

Все началась с того, что Маша Половецкая сказала Лере:

— А я вчера твоего видела.

— Да? — рассеянно отозвалась Лера. — Ну, и что с того?

— Шел по улице, — продолжала Маша с видимым наслаждением, — под ручку с одной блондиночкой…